— Да, но довольно плохо; я у себя в колледже был большим лентяем и почти ничего не делал, — ответил молодой человек.

— А я, — сказал Фрике, — знаком только с физикой.

— Неужели?

— Да, — сказал мальчуган не без некоторой гордости, — я ее изучал у одного из учеников господина Гудэна.

— А… прекрасно! — невозмутимо продолжал доктор. — Эти дикари большие любители фокусов, и ваши знания будут иметь у них успех. Итак, это минеральное вещество, которое вы видите перед собой, мой милый Андре, — перекись марганца!

— Я никогда бы не подумал!

— Вы сейчас поймете, в чем дело. Я, как видите, опускаю небольшое количество перекиси марганца в этот глиняный сосуд, заменяющий мне реторту, затем пристраиваю к горлышку этой тыквенной бутылки трубку, которую сам изогнул на пару. Теперь набиваю свою жаровню углем, весьма скверным, мной самим изготовленным и от которого все мы прокоптимся, как сельди, и разжигаю его, после чего ставлю на жаровню свою реторту и жду, покуда она станет багрово-красной!

— Да вы, доктор, если не ошибаюсь, собираетесь изготовить кислород!

— Вы совершенно правы, мой друг! Вы, вероятно, спрашиваете себя, каким образом я раздобыл все эти вещества, разумное применение которых надолго отсрочит момент нашего переселения в желудки осиебов?! Марганец я нашел в двух шагах отсюда совершенно случайно, и, что особенно хорошо, он почти абсолютно химически чист. Что же касается угля, то, так как осиебы нуждались в порохе, я им удачно намекнул, что мог бы изготовить порох для них, если бы мне была предоставлена возможность. Я случайно нашел один вид белого дерева, которое приказал сжечь по методике европейских угольщиков, и теперь якобы изыскиваю способ, сообразный доступным мне средствам, для изготовления нужного им пороха. На самом же деле я пользуюсь своим званием и положением «директора политехнической школы осиебов», чтобы оборудовать свою лабораторию, служащую для иных целей.

Пока доктор говорил, сосуд, где содержался марганец, мало-помалу стал темно-красным.

Тогда доктор взял один уголек и дал ему почти совершенно потухнуть. Когда горящей осталась только одна едва заметная точка, он поднес его к свободному отверстию трубки своей реторты.

Уголь тотчас же разгорелся, засветился столь ярким огнем, что его можно было принять за электрическую лампочку, и испепелился в несколько секунд, настолько ускорено было его сгорание благодаря присутствию начавшегося уже выделяться кислорода. Фрике был восхищен.

Молча доктор приблизил свой рот к деревянной трубочке и принялся усиленно вдыхать в себя газы, выделявшиеся все сильней и сильней.

Вскоре наши моряки заметили, что его глаза разгорелись и засветились каким-то необычайным блеском, дыхание стало учащенным, неровным, прерывистым и свистящим. Все его тело, в котором жизнь как бы удесятерилась, испытывало сильные сотрясения, как бы под напором какой-то посторонней силы.

— Довольно! Довольно! — воскликнул Андре, не на шутку встревоженный. — Вы себя убьете!

— Нет! Не бойтесь! — возразил доктор громовым голосом. — Я только сжигаю свой углерод, «я худею»!

После этого он возобновил этот своеобразный сеанс поглощения кислорода, продолжавшийся в общей сложности семь или восемь минут.

— Ну а теперь, если у вас есть на то охота, покурите и вы! Не бойтесь, опыт совершенно безвреден, я ручаюсь за это!

— Нет, уж лучше завтра, после того, как вы нам объясните, каким образом это вдыхание и поглощение кислорода в таком большом количестве заставляет худеть или, вернее, противодействует ожирению, на которое мы обречены.

— Да это ясно как божий день. Масла, жиры и жмыхи, словом, все эти вещества, не содержащие в себе азота, вводимые в организм, предназначены исключительно для поддержания животной теплоты, а тем самым и движения! Они являются, так сказать, топливом организма.

Дыхание есть своего рода сгорание, происходящее в организме. Если тело само доставляет эти элементы, то разрушается и уничтожается. В таких случаях пища, не содержащая азота, прекрасно противодействует этому разрушению и даже более, подобно тому, как это делает топливо, подкинутое под котлы паровой машины.

Благодаря этому сгоранию, подобному тому, которое приводит в движение машину, человеческое тело сохраняет свою теплоту, а вместе с тем и движение.

Почти всегда в организме есть излишек жиров, которые не расходуются для повседневных потребностей, и этот излишек жира равномерно распределяется по всему телу и его поверхности, чтобы служить запасом на случай надобности. Это ясно уже из того, что люди полные и жирные легче переносят холод, чем сухие и худощавые, потому что у них есть постоянный запас тепла. А верблюды, у которых в горбах богатые запасы жира, могут только благодаря им терпеть бесчисленные лишения пищи и питья, но в конце концов кожа этих горбов отвисает, как пустой мех, из которого выпили вино, потому что запас жира, содержавшийся в них, истощился.

И так же, как в машине без топлива нет движения, точно так же и в человеческом организме без жира нет теплоты. Вы меня поняли, надеюсь?

— Ну, конечно, отлично поняли! — воскликнули разом оба слушателя.

— Вот почему эскимосы, самоеды и другие жители полярных областей поглощают громадное количество жиров: иначе их тело не могло бы сохранять в достаточной степени свою внутреннюю теплоту.

То, что мы принимаем в них за извращение вкуса, есть не что иное, как непреодолимая и естественная потребность их организма при условиях полярной жизни. Поэтому на экваторе можно легко обходиться без жиров, так как организм несравненно меньше расходует топлива и легче сохраняет свою внутреннюю теплоту.

— Мне думается… — начал Андре.

— Ну-ка скажите, что вы думаете?

— Мне думается, что эти дикари, которые на практике постигли то, что вы нам сейчас разъяснили, заставляют нас поглощать в двадцать раз большее количество жиров, чем то, какое мы можем израсходовать, особенно будучи лишенными движения. Следовательно, этот жир станет отлагаться на поверхности нашего тела, и мы разжиреем.

— Интересно будет посмотреть на меня, когда я раздобрею и отпущу себе брюшко, как какой-нибудь добродушный старый рантье! — засмеялся Фрике, мысленно представляя себя в необъятных размерах молодого гиппопотама.

— И вот, — продолжал Андре, улыбнувшись шутке своего юного приятеля, — вы поглощаете неимоверное количество кислорода, который помогает вам уничтожать все эти жирные вещества. Словом, вы, как бы желая скорее осушить сосуд, переполненный маслом, вместо одной светильни зажигаете их десять одновременно.

— Браво! Ваше сравнение превосходно и притом совершенно верно, — одобрил доктор.

— Но скажите, бога ради, мне кажется, что, засунув два пальца в рот и облегчив себе желудок таким весьма упрошенным способом… словно при морской болезни… можно достигнуть того же самого без особых хлопот, — заметил Фрике.

— Я и сам об этом подумал. Но эти проклятые дикари не позволили мне применять данный способ. Они приставили ко мне на трое суток и днем и ночью часовых, которым было вменено в обязанность ни под каким видом не допускать подобной попытки с моей стороны. Вследствие этого я и был вынужден изобрести это новое средство противодействия, которое до настоящего времени я, благодарение Богу, применял с полным успехом, — закончил доктор, с самодовольным видом оглядывая свой торс, иссохший, как старый пергамент.

— Ну, так решено! — воскликнули молодые люди. — С завтрашнего дня мы станем поглощать кислород в непомерном количестве, так как нам необходимо во что бы то ни стало оставаться сухощавыми, даже тощими, чтобы не быть съеденными дикарями.

Приключения парижского гамена.[3] — Водолаз по призванию и спасатель по принципам. — От театра Порт-Сен-Мартена до трюма большого парохода. — Несколько тысяч лье в угольной яме. — Торговец живым товаром. — Наедине со слоном. — Объяснения с негодяем. — Опасное исследование и операция.