Впрочем, капитан, как человек, привыкший ко многому, не был потрясен. Его в данный момент заботило лишь одно: как вылечить Мери от болезни, само название которой повергало в ужас даже смельчаков. Граф нашел целителя. Не важно, что на совести индийца множество убийств, совершенных, правда, бескорыстно, исключительно из-за фанатизма.
Когда Берар, сломленный волей капитана, обещал помочь, Бессребреник сказал ему:
— Спасибо, факир! Надеюсь, ты не пострадаешь, совершив доброе дело. Тайну же твою я сохраню. Никто из моих спутников не узнает, что ты — Берар. А теперь поспеши!
Факир поклонился:
— Пойду поищу травы.
Вернулся индус через два часа, с узелком на голове. Он взмок от пота и, хотя и был человеком выносливым, выглядел смертельно уставшим. По-видимому, ради всех этих листьев, стеблей, цветов и кореньев, которые он принес с собой, ему пришлось пройти немалое расстояние.
Перед уходом факир отдал одному из вожатых какие-то распоряжения, и тот притащил из деревни котелок со ступкой для специй и к возвращению Берара развел неподалеку от стоянки веселый костер.
Состояние Мери сильно ухудшилось. Кожа на мертвенно-бледном лице стала сухой и горячей, губы потрескались, язык почернел, глаза ничего не видели, руки сводила судорога. Все говорило о том, что конец недалек.
Тропическая лихорадка, свалившая девочку, — явление обычное в низменной, болотистой местности, где приходится дышать ядовитыми, гнилостными испарениями, проникающими в кровь и отравляющими весь организм[44]. Хотя в отдельных случаях эта болезнь развивается медленно и протекает почти незаметно, однако чаще всего она принимает тяжелые формы и может убить человека буквально в считанные часы. Если в Африке, Бразилии и Гвиане негры почти не болеют тропической лихорадкой, то в Индии она косит без разбору и туземцев и европейцев. Особенно дурной славой пользуется дельта Ганга, на которую приходится три четверти всех зафиксированных в Бенгалии случаев заболевания этим страшным недугом. В Индии в целом от тропической лихорадки ежегодно умирает в среднем более трех миллионов человек! Поскольку статистика не делает различий между тропической лихорадкой и другими формами малярии, которые так же походят на нее, как легкое недомогание на холеру, нам придется довольствоваться общими данными. А они говорят о следующем: из шестидесяти тысяч военнослужащих-англичан каждый год болеют малярией пятьдесят тысяч человек, из которых две тысячи умирают, среди же ста тридцати пяти тысяч солдат-туземцев отмечается сто двадцать тысяч случаев этого заболевания, в том числе три тысячи — со смертельным исходом.
Теперь понятно, что у спутников Мери, более подверженной болезням, чем они, были все основания для серьезной тревоги.
— Боже, она умирает! — шептали они в смертельной тоске и отчаянии, видя, как ребенок угасает прямо на глазах.
Упав на колени, Патрик взял руку сестры.
— Мери!.. Мери!.. Умоляю, скажи что-нибудь… Взгляни на меня… Ответь! — говорил он, рыдая.
А несчастная девочка лишь издавала нечленораздельные звуки.
Взмокнув от напряжения, Бессребреник, стоя рядом с факиром, более походившим на исчадие ада, чем на спасителя, торопил:
— Быстрее, факир! Быстрее! Она же умирает!..
А тот толок, тер, растирал и перемешивал листья, стебли, цветы и коренья, добавляя по щепотке то того, то другого в котелок, наполовину наполненный кипящей водой.
Так продолжалось еще минут десять — десять минут ожидания смерти!
Но вот индус взял маленькую серебряную чашечку и, не теряя времени на процеживание, налил в нее отвар.
— Пусть выпьет маленькими глотками, — сказал он, протягивая снадобье миссис Клавдии.
Мери непроизвольно сжимала челюсти, тело ее судорожно подергивалось. И все же, с помощью Патрика, проявив великое терпение и ловкость, женщина сумела глоток за глотком заставить девочку выпить всю чашку, и при этом не было пролито ни капли! Ушло на это с полчаса.
Стоя с бесстрастным выражением лица, туземный лекарь молча наблюдал за ними. Потом, глубоко вздохнув, произнес:
— Ее не вырвало… снадобье подействует. Продолжай, госпожа, поить ее… Скоро она начнет сильно потеть… затем уснет и завтра будет здорова.
— Спасибо, факир! — воскликнул Бессребреник. — Спасибо! Я знаю, чего это тебе стоило!
Только теперь капитан заметил, что щеки и губы у индуса стали пепельно-серого цвета, как это случается, когда бледнеют представители цветной расы.
Берар отошел на несколько шагов и тихо, чтобы его, кроме капитана, никто не слышал, проговорил:
— Только ради тебя, сахиб, я стал клятвопреступником! Девочка будет жить, я же погибну, как все, кто нарушил клятву на крови!
Когда четвертая чашка таинственного отвара была выпита, у Мери началось обильное потоотделение, продолжавшееся три часа. Затем она погрузилась в крепкий сон.
Проснувшись на следующей день, девочка улыбнулась, хотя и ощущала еще крайнюю слабость. Спутники ее были вне себя от радости.
— Госпожа, — сказала Мери, сжимая руки миссис Клавдии, которая склонилась над ней, словно ангел-хранитель, — я бы умерла, если бы не вы!
— Нет, дитя мое, вы ошибаетесь. Вас спас от смерти наш факир, благородный, великодушный человек, чьего имени я, к сожалению, не знаю.
Девочка тотчас протянула индийцу руку и, глядя на него лучистыми глазами, ласково сказала:
— Друг, я обязана тебе жизнью… Никогда этого не забуду. Вот моя рука в знак искренней дружбы и признательности.
Но факир, непонятно почему, с раскрытыми от ужаса глазами, пятился от нее все дальше, как будто перед ним был бенгальский тигр. Не в состоянии произнести ни слова, раздираемый противоречивыми чувствами, он, клятвопреступник и благодетель, убежал к своему верному слону. Один лишь Бессребреник понимал, что происходит в загадочной душе индуса, откуда его волнение и страх. А Мариус воскликнул:
— Конесно, он славный парень! Только у него, похозе, не все дома, а мозет, совсем никого нет дома.
Теперь, когда опасность миновала, все смеялись, шутили и веселились больше обычного, как люди, чудом избежавшие беды, и совсем забыли о многочисленных и грозных врагах!
Зато факир всегда был начеку. Он понимал, что они находились на волосок от гибели, когда два дня тому назад угодили в засаду. Не желая новых встреч с преследователями, он торопил европейцев.
Раму, с наслаждением уплетавшего сочную траву, оторвали от пиршества. Капитан ласково поглаживал ему хобот, на что тот отвечал довольным урчанием, а тем временем к его спине крепили башенку, которая до этого была подвешена ремнями к ветвям деревьев.
В путь, друзья мои, в путь! — весело воскликнул Бессребреник. — Дорога не из легких, но это — последний переход. Еще двенадцать часов, и мы — в безопасности!
Все взобрались на слона. Мери усадили на самое удобное место и бережно укрыли от солнца, капитан с моряками взяли в руки карабины, чтобы в любой момент отразить нападение, и небольшой отряд покинул бивуак.
Незадолго до захода солнца взору путешественников открылась горная возвышенность, плотно заставленная плохо различимыми из-за большого расстояния величественными строениями.
Дорога пошла вверх, и если бы не бодро вышагивавший слон, то беглецам пришлось бы затратить целый день на утомительное для пешего путника восхождение по каменному склону. Когда же они, наконец, поднялись на гору, то оказались в загадочной мертвой стране. Среди цветущего кустарника, финиковых пальм и фиговых деревьев виднелись развалины дворцов с сохранившимися в целости портиками, колоннами, арками, куполами и минаретами.
Это все, что осталось от некогда процветавшего огромного города — одного из чудес, созданных на индийской земле исламской цивилизацией и так беспощадно и глупо уничтоженных завоевателями. Но все это произошло столь давно, что позабылись и название этого места, и виновники произведенного здесь опустошения.