Усадив меня в кресло в комнате отдыха, примыкающей к его кабинету, начальник РУВД достал из холодильника бутылку минералки.

– Может, коньячку? – с надеждой спросил он, но я отрицательно покачала головой.

– Я же крепкие напитки не пью.

– Жаль.

Когда-то мы с ним на происшествиях по ночам, чтобы согреться или расслабиться, пили из бумажных стаканчиков то спиртное, какое продавалось в ближайшем ночном ларьке.

Он убрал в бар бутылку армянского коньяку, которую достал было, ожидая, что я составлю ему компанию. Потом присел на широкую ручку кресла рядом со мной и отпил минералки прямо из горлышка.

– Что делать будешь? – поинтересовался он.

– Моя задача – выяснить, было ли похищение?

– Ну, если ничего не было, понятно. А если ее все-таки похитили?

– А если установлю, что похитили, возбуждаю дело и – в городскую. Это не мой уровень.

Начальник РУВД не выдержал, достал-таки бутылку коньяку и отпил теперь оттуда.

– Ну и слава Богу. Значит, ОПД[1] главк заведет.

– Не факт. Могут и вас заставить.

– Да ну тебя. – Он еще раз глотнул коньяку. – С чего начнешь?

– С осмотра места происшествия. Это единственное следственное действие, которое можно проводить до возбуждения уголовного дела.

– Какого еще места происшествия? – уставился на меня начальник РУВД.

– Набережной, где, по сообщениям прессы, была брошена «ауди» жены Масловского. Кстати, она там стоит?

Начальник РУВД пожал плечами.

– Понятно. Дай мне машину туда съездить и вытащи мне вчерашнюю дежурную смену. Свяжись с начальником ГИБДД, пусть мне пришлет инспектора ДПС, который на набережной работал, ладно?..

Я поднялась и нехотя пошла к выходу. На пороге обернулась и высказала дополнительную просьбу:

– Да, и вообще прокинь всю эту семейку по административной практике. Какие там за ними машины числятся. Хорошо?

Начальник РУВД вздохнул и снова полез за коньяком.

– А ты мне дашь данные семейки? – крикнул он мне вслед.

… Всего за два часа я установила, что накануне, около семи вечера, на набережную выехала серебристая «ауди». Ее подрезала белая «шестерка», довольно ободранная; «ауди» ткнулась носом в поребрик, из «шестерки» вышли двое, один открыл водительскую дверцу «ауди», другой взял за руку сидевшую за рулем женщину и помог ей выйти из машины. Ее посадили в разбитую «шестерку» на заднее сиденье, и машина уехала. Никакого насилия.

Это мне рассказал вытащенный с «отсыпного» дня инспектор ГИБДД, который все время протирал глаза и зевал, и, как выяснилось, с субботнего утра не смотрел телевизор.

– Дак я и не подумал, что что-то стряслось. Он ей еще руку подал, она вышла спокойно, не орала, не отбивалась. Я, грешным делом, решил, что это ее знакомые остановили, чтобы не сигналить. Она же сама с ними пошла!

– А она машину закрыла?

– А? – Он задумался. – Вроде нет… Не помню. А что, тачку угнали?

– Вам виднее, куда она делась.

– Ну ладно, ладно, – гаишник испугался. – В конце концов, меня никто не просил за ней присматривать.

– Так куда она делась?

– А хрен ее знает. Отвернулся, а ее уже нет.

– А почему отвернулись? На что отвлеклись? – приставала я, ненавидя себя за служебное рвение.

Ну какая мне разница, на что отвлекся гаишник? Главное-то он сказал – никакого насилия, она сама вышла из своей машины и села в «шестерку». Этого достаточно, чтобы вынести постановление об отказе в возбуждении уголовного дела за отсутствием события преступления, особенно учитывая отсутствие заявления от заинтересованных лиц.

– На что отвлекся? – парень стал добросовестно припоминать. – Дэтэпэшек в мою смену не было. Злостных нарушителей – практически тоже. Нет, был один урод, он прямо под запрещающий знак повернул, я его притормозил. Пока с ним разбирался, как раз машина и уехала. Я еще подумал – слава Богу, зачем она мне тут…

– Слушай, а этот урод тебя видел, когда выезжал на набережную? – Я перешла на «ты», поскольку парнишка был совсем молоденький.

– Вот это-то меня и возмутило. Пер, как бык на красное. Я еще подумал – сейчас «коркой» махать начнет, раз так борзо вырулил.

– Ну-ну, – поторопила я его. – Махал «коркой»?

– Да нет. Я тогда подумал – значит, пьяный.

– И что, правда, пьяный?

– Да нет. Извинялся, вежливо себя вел. Я не стал в позу вставать, извинился он – и ладно.

– А номер его записал?

– Да нет, – он пожал плечами.

– А что за машина?

– Машина? – инспектор напрягся. – «Девятка» вроде. Серая… Ну, жемчужная. Нет, синяя. Не помню. А это важно?

– Не знаю. А самого водителя узнаешь?

– Может, и узнаю, – нерешительно ответил инспектор. – Если мне его предъявят не в числе ста человек, и если остальные не будут на него похожи как братья-близнецы. Нет, знаете, если мне его покажут одного и спросят, он это или не он, я, может, и узнаю.

– Я понимаю, что про его рост ты мне ничего не скажешь, он ведь из машины не выходил. Ну, хоть лет ему сколько?

– Ну-у… – протянул парень, – ну, тридцать пять – сорок… Может быть… Да, он был в темных очках. И волосы такие…

– Какие?

– Ну, никакие. В глаза не бросились.

– А как «ауди» уезжала, ты видел?

– Вот с этим мужиком разобрался, повернулся, а «ауди» уже не было.

– Понятно. Распишись. – Я подвинула к нему объяснение, записанное мной, пока он говорил. Мы сидели в рувэдэшной машине, любезно выделенной мне главой районного управления, объяснение я писала на дежурной папке.

– А зачем это надо? – спросил инспектор, послушно расписавшись, где велено. – Что случилось-то?

– Подозревают, что эту даму из «ауди» похитили, – разъяснила ему я.

– Не, – он решительно покрутил головой. – Никто ее не похищал. Фигня. Я могу идти?

Я милостиво отпустила сотрудника ГИБДД досматривать сладкие сны. Теперь мне предстояла задача посложнее – получить объяснения от Масловского, а в идеале – от его супруги. Надо только решить, что сначала: добираться до Масловского или выяснять на телевидении, откуда им стало известно о похищении? И то, и другое – не для средних умов. Все равно так или иначе придется двигать в РУБОП.

– Поехали, – сказала я водителю и, когда машина тронулась, закрыла глаза.

По РУБОПу бродили мрачные борцы с организованной преступностью. Им только что вручили предписания об увольнении, с тем, чтобы оптимизировать эту самую борьбу. Оптимизация должна была выразиться в том, что треть сотрудников вольются в структуру Оперативно-розыскного бюро, а две трети – в структуру криминальной милиции.

Я подумала, что мои вопросы может решить только кто-нибудь из руководства, вернее, из бывшего руководства. Новое еще не назначили, а старое пребывало в истерическом ожидании и борьбой с оргпреступностью не занималось. Вот и пусть поработают на прокуратурские нужды и хоть так поучаствуют в охране правопорядка.

Зайдя к одному из замов начальника упраздненного Управления, я поставила перед ним на стол бутылку лимонада.

– Подлизываешься? – поднял он на меня глаза.

Я пожала плечами.

– Холодненькая…

Замначальника потрогал бутылку.

– Что, стукнул кто-то?

– Ты о чем?

– Ну, что якобы я пил вчера… Так я не пил.

– Да нет, я просто так.

– Ага, рассказывай, – пробурчал он, взял бутылку и жадно стал пить прямо из горлышка.

– Давай сначала на светские темы, – предложила я ему. – Я что-то плохо понимаю, в чем будет заключаться оптимизация?

– Не ты одна.

– Тогда зачем это все? Замначальника тяжело вздохнул и выбросил пустую бутылку в корзину для бумаг:

– Чтобы быть ближе к земле…

– Слушай, ну ты-то понимаешь, что ровным счетом ничего не изменится?

– А нужно что-то менять? – неискренне удивился он.

– Ну если тебя интересует мое мнение, – начала я.

– Валяй, – милостиво согласился он, – все равно делать нечего.