Джимми понял, что зашел слишком далеко.

— Конечно, он хочет тебе добра, но у него столько дел! Наверное, он совсем забыл Землю и не понимает, что ты теряешь. Нет, спасайся, пока не поздно!

Тут чувство юмора пришло ей на помощь; в чем, в чем, но в этом она была сильнее.

— Если бы мы были на Земле, ты бы мне доказал, что я обязана лететь на Марс!

Джимми немножко обиделся; потом увидел, что она не смеется.

— Ладно, — сказал он. — Договорились. Увижу Мартина, скажу ему, чтоб шел к твоему старику. А пока что давай забудем обо всех делах.

Это им почти удалось.

В маленькой долинке все было по-прежнему, только зелень немного потемнела, словно первое предупреждение далекой осени уже коснулось ее. «Блоха» приблизилась к большому куполу.

— Когда я был здесь в прошлый раз, — сухо заметил Гиб- сон, — мне сказали, что надо пройти дезинфекцию.

— Преувеличивали, — сказал Хэдфилд, ничуть не смутившись. — Отпугивают непрошеных гостей. — Дверь открылась по его знаку, и они быстро сдернули маски. — Приходится принимать предосторожности, но теперь они больше ни к чему.

Человек в белом халате — в чистом белом халате, какие носят только самые важные ученые, — ждал их.

— Здравствуйте, Бейнс, — сказал Хэдфилд. — Гибсон — профессор Бейнс. Надеюсь, вы слышали друг о друге?

Гибсон читал года два тому назад, что Бейнс, один из крупнейших специалистов по генетике растений, отправился на Марс для изучения его флоры.

— Значит, это вы открыли Oxyfera? — довольно вяло произнес Бейнс. Его рассеянный вид совсем не вязался с могучими мускулами и резкими чертами лица.

— Вы их так называете? — поинтересовался Гибсон. — Да, думал, что открыл. Сейчас начинаю сомневаться.

Хэдфилд поспешил его успокоить:

— Ваше открытие не менее важно! Но Бейнса животные не интересуют. С ним и говорить нечего о наших марсианских друзьях.

Они подошли к переходу в другой купол. Пока они ждали у двери, Бейнс спокойно предупредил: «Будет больно глазам» — и Гибсон прикрыл глаза рукой.

Здесь было так жарко и так светло, словно они шагнули с полюса в тропики. Воздух был тяжелый не только из-за жары, и Гибсон никак не мог понять, чем же он дышит. Не меньше четверти купола занимали высокие коричневые растения. Гибсон узнал их сразу.

— Значит, вам все время о них было известно? — сказал он не слишком удивленно и даже не особенно разочарованно (Хэдфилд прав: марсиане гораздо важнее).

— Да, — кивнул Хэдфилд. — Их открыли года два назад. У экватора их довольно много. Им нужно солнце. Ваши — самые северные.

— Чтобы добывать кислород из песка, требуется много энергии, — пояснил Бейнс. — Мы здесь им светом помогаем, ну и экспериментируем понемногу. Пойдемте, увидите, что получается.

Гибсон двинулся вперед, осторожно ступая по узкой тропинке. В сущности, эти растения были не совсем такие, как у него. Вместо пупырышек их испещряли мириады крохотных пор.

— Это очень важно, — сказал Хэдфилд — Мы вывели вид, который отдает кислород непосредственно в воздух. Ему запасы не нужны. Он берет, сколько надо, из песка, а избыток отдает. Сейчас вы дышите только тем кислородом, который дали растения, — другого источника здесь нет.

— Понятно… — медленно произнес Гибсон. — Значит, вы предвосхитили мою идею и пошли гораздо дальше. Однако я все равно не понимаю, зачем такая секретность.

— Какая секретность? — спросил Хэдфилд с видом оскорбленной невинности.

— Такая! — не сдался Гибсон. — Сами меня просили никому ничего не говорить.

— Ах, это? Скоро будет официальное сообщение, мы просто не хотим преждевременно возбуждать надежды. А вообще-то особой секретности нет.

Гибсон размышлял над этими словами всю обратную дорогу. Хэдфилд сказал ему немало, но все ли? При чем здесь Фобос? Может быть, его подозрения лишены оснований и Фобос никак не связан с лабораторией? Его так и подмывало спросить Хэдфилда прямо, но он понимал, что только окажется в глупом положении.

Уже появились купола столицы, когда Гибсон заговорил о том, что не давало ему покоя в последнее время.

— «Apec» уходит через три недели, да? — спросил он.

Хэдфилд кивнул. Вопрос был чисто риторический — Гибсон знал ответ не хуже прочих.

— Я все думаю, — продолжал Мартин, — не задержаться ли мне немного. Ну, до будущего года хотя бы.

— О! — сказал Хэдфилд. В его тоне не было ни радости, ни недовольства, и Гибсон даже обиделся. — А как ваша работа?

— Здесь можно работать не хуже, чем на Земле.

— Надеюсь, вы понимаете, что, если вы останетесь, вам надо будет приобрести полезную профессию. — Хэдфилд криво улыбнулся. — Я хочу сказать, вы должны будете что- то делать для колонии.

Уже лучше; во всяком случае, это значило, что Главный не отказался наотрез. Но в порыве энтузиазма Гибсон не подготовил ответа на такой вопрос.

— Я не собираюсь остаться здесь навсегда, — замялся он. — Я хотел бы немного понаблюдать за марсианами… И потом, я не хочу покидать Марс, как раз когда здесь становится интересно.

— Что вы имеете в виду? — быстро спросил Хэдфилд.

— Ну, эти растения… И Седьмой купол… Я хотел бы посмотреть, что из всего этого выйдет в ближайшие месяцы.

Хэдфилд задумчиво взглянул на него. Он удивился меньше, чем думал Гибсон. Такие вещи уже случались. К тому же он подозревал, что это может случиться именно с Гибсоном.

— Энтузиазм — еще не все, — сказал Хэдфилд.

— Я знаю.

— Наш маленький мир держится на двух вещах: на профессиональном умении и тяжелой работе. Тем, кто не способен ни к тому ни к другому, лучше вернуться на Землю.

— Работы я не боюсь. Я мог бы, например, служить в администрации.

«Очень может быть, — подумал Хэдфилд. — В таких делах главное — ум, а ума у Гибсона хватает. Но здесь этого мало. Лучше не обнадёживать его слишком до разговора с Уиттэкером».

— Вот что, — сказал Хэдфилд, — подайте заявление, а я запрошу Землю. Ответ придет примерно через неделю. Конечно, если они откажут, мы бессильны.

Гибсон знал, как мало Хэдфилд считается с земными распоряжениями, если они не совпадают с его планами, но возражать не стал.

— А если согласятся, все в порядке? — спросил он.

— Тогда я начну думать.

«Что ж, и то хлеб!» — решил Гибсон.

Дверь камеры открылась перед ними, и «блоха» прыгнула в город. В конце концов, даже если он поступил опрометчиво, невелика беда. Можно вернуться через год… или через два года…

Он знал, что многие его приятели скажут, прочитав новость: «Слыхали? Кажется, Марс сделал из него человека! Кто бы мог подумать!» Ему совсем не хотелось стать наглядным пособием. Даже в самые чувствительные минуты Гибсон не питал склонности к старомодным притчам о том, как ленивый эгоист превращается в полезного члена общества. Однако, к его величайшему недоумению, что-то удивительно похожее творилось с ним.

— Говорите прямо, Джимми.

— Я думаю, какое безобразие, что Айрин никогда не видела Землю! — сказал Джимми, ковыряясь в синтетическом омлете.

— А вы уверены, что ее туда тянет? Я здесь не слышал о Земле ни одного хорошего слова.

— Тянет, тянет! Я спрашивал.

— Перестаньте крутить, Джимми. Что вы оба задумали? Хотите сбежать на «Аресе»?

Джимми кисло усмехнулся:

— Это мысль! Только очень трудно. А если честно, вы не думаете, что Айрин надо отправиться на Землю? Если она здесь останется, она превратится в… э-э…

— В деревенскую дурочку?

— Ну зачем вы так резко?..

— Виноват, не хотел. В сущности, я с вами согласен. Надо бы кому-нибудь поговорить с Хэдфилдом.

— Мы как раз… — заволновался Джимми.

— …хотели меня подговорить? Сказали бы сразу, сэкономили бы уйму времени. Признайтесь мне честно, Джимми, это серьезно?..

Укоризненный взгляд был ему ответом.

— Очень серьезно. Вы и сами знаете. Я хочу на ней жениться, как только ей будет двадцать один, а я смогу зарабатывать на жизнь.