Мокрый бетон, ожидающие машины, серые тучи над головой — все это развеяло последние романтические впечатления от полета. Моросил дождь. До смешного маленький тягач повез громадный лайнер к стоянке. Лайнер больше напоминал какое-то гигантское морское животное, чем воздушный корабль. Над реактивными двигателями поднимались маленькие струйки пара, с крыльев стекала вода.

К радости Дирка, у таможенного барьера его встретили. Как только таможенники проверили его фамилию в списках пассажиров, к нему устремился полноватый пожилой мужчина и протянул руку:

— Доктор Алексон? Рад знакомству. Моя фамилия Мэтьюз. Я отвезу вас в штаб-квартиру в Саутбэнке [3]и буду вас сопровождать, пока вы в Лондоне.

— Рад слышать, — улыбнулся Дирк. — Полагаю, за это я должен поблагодарить Мак-Эндрюса?

— Именно. Я — его помощник по связям с общественностью. Позвольте, я возьму вашу сумку. Мы отправимся метро-экспрессом. Это самый быстрый путь. Можно добраться до центра, не глядя на окраины. Но есть одна загвоздка.

— Какая?

Мэтьюз вздохнул:

— Вы будете просто поражены тем, сколько людей благополучно пересекают Атлантику, а потом исчезают в подземке и больше их никто никогда не видит.

Сообщая эту невероятную новость, Мэтьюз даже не подумал улыбнуться. В дальнейшем Дирк узнал, что, обладая своеобразным чувством юмора, Мэтьюз неизменно сохранял бесстрастное выражение лица и практически никогда не смеялся. Весьма странная получалась комбинация.

— Одного я никак не пойму, — признался Мэтьюз, когда длиннющий красный поезд отъехал от платформы. — К нам прибывает множество американских ученых, но я догадывалось, что вы далеки от техники.

— Верно. Я историк.

Мэтьюз весьма выразительно поднял брови.

— Наверное, это звучит довольно загадочно, — продолжал Дирк, — но зато вполне логично. В прошлом события редко описывались с надлежащей точностью. Теперь, конечно, у нас есть газеты и кинофильмы — но просто поразительно, как порой вне поля зрения остаются очень важные вещи — и лишь потому, что все воспринимают их как данность. Скажем, тот проект, над которым вы работаете, — один из самых величайших в истории, и, если он осуществится, это изменит будущее так, как его не изменяло до сих пор ни одно событие. Поэтому мой университет решил, что рядом с учеными должен быть профессиональный историк, чтобы ни одна важная подробность не была упущена.

Мэтьюз кивнул.

— Что ж, вполне разумная мысль. И для нас, не имеющих отношения к науке, приятный момент. Признаться, нам несколько надоели разговоры, в которых три слова из четырех — математические символы. Но все же, я полагаю, у вас имеется неплохое техническое образование?

Дирк смутился.

— Честно говоря, я уже пятнадцать лет не имел дела с точными науками — да и раньше не относился к ним слишком серьезно. Придется многому учиться заново.

— Не волнуйтесь. У нас есть сжатый спецкурс для усталых бизнесменов и престарелых политиков. Вам предоставят необходимый объем знаний. Вы будете просто потрясены, как много вам удастся почерпнуть, просто слушая наших боффинов.

— Боффинов?

— Господи, вы не знаете этого слова? Оно появилось во времена войны и относится к любому длинноволосому ученому типу с логарифмической линейкой в кармане жилета. Да, пожалуй, будет лучше сразу ознакомить вас с нашим приватным сленгом. В нашей работе так много новых идей и понятий, что приходится изобретать новые слова. Надо было вам еще и филолога с собой прихватить!

Дирк промолчал. Бывали моменты, когда грандиозность стоящей перед ним задачи поражала его. В ближайшие шесть месяцев должен был наступить завершающий этап работы, которую вели тысячи человек на протяжении полувека И он, Дирк Алексон, станет свидетелем исторического события, которое произойдет на краю света, в австралийской пустыне, и взглянет на это событие глазами будущего, и опишет его так, чтобы через столетия люди смогли ощутить дух этого века, этого времени.

Они с Мэтьюзом вышли на станции «Нью-Ватерлоо» и пешком прошли несколько сот метров до Темзы. Мэтьюз был прав, сказав, что так лучше всего увидеть Лондон в первый раз. Дирк залюбовался широкой набережной, построенной всего двадцать лет назад. Его взгляд остановился на соборе Святого Павла. Омытый дождем купол через просвет в тучах озаряли лучи солнца. Дальше, выше по течению реки, возвышались величественные белые дома перед Черинг-Кросс, но зданий Парламента за изгибом Темзы отсюда видно не было.

— Неплохой вид, не правда ли? — проговорил Мэтьюз. — Теперь мы гордимся этим районом, а тридцать лет назад тут были сплошные верфи и илистые берега. Кстати — видите корабль?

— Вы имеете в виду юн тог, у противоположного берега?

— Да. Знаете, что это за корабль?

— Понятая не имею.

— Это «Дискавери» — судно, на котором капитан Скотт [4]ходил в Антарктиду в начале века. Я часто смотрю на этот корабль по дороге на работу и гадаю, что бы Скотт мог подумать о том маленьком путешествии, которое задумали мы.

Дирк устремил взгляд на изящный деревянный корпус корабля, на стройные мачты и обшарпанную дымовую трубу, и у него возникло впечатление, будто набережная исчезла и старинный корабль, дымя трубой, плывет между стенами льда к неведомой земле. Он мог понять чувства Мэтьюза, у него возникло сильнейшее ощущение непрерывности истории. Нить, соединявшая Скотта с Дрейком [5], Рейли [6]и еще более ранними путешественниками, не прервалась: изменился только масштаб событий.

— Ну вот мы и пришли, — сказал Мэтьюз, в его извиняющемся тоне тем не менее слышалась гордость. — Не так уж впечатляюще, как хотелось бы, но во время строительства у нас было туго с деньгами. Да и теперь их не так много, если на то пошло.

Белое трехэтажное здание, выходившее фасадом на реку, выглядело скромно, и, по всей видимости, построили его всего несколько лет назад. Его окружали просторные лужайки, поросшие тут и там невысокой травой. Дирк догадался, что этим лужайкам в будущем суждено стать новыми строительными площадками. Трава, по всей видимости, об этом тоже догадывалась.

Тем не менее нельзя было сказать, что Главное управление смотрелось совсем уж непривлекательно, как обычное административное здание. К тому же вид на реку был очень хорош. Вдоль второго этажа по фасаду расположилась надпись, четкая и исключительно функциональная, как все прочее в этом здании. Буквы складывались в два слова, и, прочитав эти слова, Дирк ощутил, как кровь в его жилах странным образом забурлила. Здесь, в центре огромного города, где миллионы людей заняты будничными делами, эти слова казались столь же неуместными, как «Дискавери» — корабль, стоявший на приколе у противоположного берега Темзы, где он закончил долгое странствие. Тем не менее место для этих слов было выбрано правильно, поскольку подразумевали они странствие, которое еще не совершал корабль. Слова эти были: МЕЖПЛАНЕТНОЕ ОБЩЕСТВО.

Кабинет был небольшой, к тому же Дирку приходилось делить его с двумя младшими редакторами, но окна выходили на Темзу, и, устав от работы над отчетами и файлами, он всегда мог дать отдых глазам, любуясь величественным куполом, парящим над Лудгейт-Хилл [7]. Время от времени заходили побеседовать Мэтьюз или непосредственный начальник Дирка, но чаще его оставляли в одиночестве, зная, что таково его желание. Ему хотелось спокойно прочитать тысячи отчетов и книг, которыми его снабдил Мэтьюз.

От Италии времен Возрождения Лондон двадцатого столетия отделяло огромное расстояние, однако навыки, приобретенные Дирком в ту пору, когда он писал свою диссертацию о Лоренцо Великолепном, помогали ему и теперь. Он почти с первого взгляда мог выделить самое главное — то, что следовало тщательно изучить. За несколько дней вырисовались общие очертания сюжета, и можно было приступать к деталям.