Так я провел большую часть моего первого вечера на Жилой станции. Меня окружали путешественники, вернувшиеся с далеких планет и готовые рассказать истории о своих необыкновенных приключениях. Но все это могло подождать и до завтра. Пока же я был намерен насладиться одной из возможностей, которые предоставляла гравитация, — лежать в толще воды, которая не пыталась превратиться в гигантскую плавающую каплю…

Был поздний «вечер», когда я прибыл на Жилую станцию. Время здесь измерялось теми же циклами дня и ночи, что и на Земле. Каждые двадцать четыре часа огни гасли, наступала тишина и постояльцы отправлялись в постель. За стенами станции могло сиять Солнце или оно могло быть скрыто Землей, — но это не имело значения здесь, в мире широких изгибающихся коридоров, толстых ковров, мягкого света и тихо шепчущих голосов. Мы жили по собственному времени, и никто не обращал внимания на Солнце.

В первую ночь без невесомости я спал плохо, хотя вес мой был втрое меньше того, к которому я привык за всю жизнь. Мне было тяжело дышать и снились неприятные сны. Мне постоянно казалось, будто я взбираюсь по крутому склону с тяжелым грузом на спине. Ноги мои болели, легкие разрывались, но, сколько я ни старался, мне не удавалось достичь вершины… Наконец я все же сумел задремать и ничего больше не помнил, пока меня не разбудил стюард, принесший завтрак, который он поставил на небольшой поднос, закрепленный рядом с койкой. Мне не терпелось увидеть станцию, но я не спешил — для меня это был новый опыт, которым я хотел насладиться сполна. Завтрак в постели — довольно редкое событие, а уж на космической станции это действительно нечто!

Одевшись, я начал исследовать мое новое место обитания. Мне пришлось привыкать, что все полы здесь имели изогнутую форму. (Естественно, мне также пришлось вспомнить, что здесь вообще существует такое понятие, как «пол», после столь долгого пребывания в условиях, где не было ни «верха», ни «низа».) Да, теперь я жил внутри гигантского цилиндра, медленно поворачивавшегося вокруг своей оси. Центробежная сила — та же, что поддерживала станцию в небе, — снова действовала, прижимая меня к стенке вращающегося барабана. Если идти прямо вперед, можно было обойти станцию по окружности и вернуться в то же самое место, откуда вышел. В любой момент направление «вверх» указывало на центральную ось цилиндра — вследствие чего человек, стоявший несколькими метрами дальше по кривой, казался наклоненным в твою сторону. Однако для него самого все выглядело совершенно нормально, и стоящим наклонно ему казался именно ты! Сперва это несколько сбивало с толку, но вскоре я привык, к тому же проектировщики станции прибегли к некоторым хитрым трюкам, чтобы скрыть происходящее, а в небольших помещениях кривизна пола была почти незаметной.

Станция состояла не просто из одного цилиндра, но из трех, находившихся один внутри другого. По мере удаления от центра ощущение веса возрастало. Во внутреннем цилиндре как раз и поддерживался уровень с гравитацией в одну треть земной, а поскольку он был ближе всего к располагавшимся на оси станции шлюзам, в основном он предназначался для приема пассажиров и их багажа. Говорили, что, если достаточно долго сидеть напротив регистрационной стойки, можно увидеть всех важных персон с четырех планет…

Центральный цилиндр был окружен более просторным уровнем с гравитацией в две трети земной. С одного уровня на другой можно было перемещаться с помощью лифтов или по замысловато искривленным лестницам. Спускаясь по одной из них, я испытал весьма странные ощущения — сперва потребовалось некоторое усилие воли, поскольку я еще не привык даже к одной трети моего земного веса. Пока я медленно шагал по ступеням, крепко держась за поручень, мне казалось, будто я постепенно становлюсь все тяжелее. Когда я достиг пола, движения мои были столь медленными и неповоротливыми, что у меня возникло чувство, будто все на меня смотрят. Однако вскоре я привык к подобным ощущениям — я должен был к ним привыкнуть, если собирался вернуться на Землю!

Большинство пассажиров располагались на уровне с гравитацией две трети. Почти все они летели на Землю с Марса, и, хотя в течение последних недель полета они испытывали обычную земную силу тяжести — благодаря вращению их лайнера, — им явно это не слишком нравилось. Они ходили очень осторожно и постоянно находили предлог, чтобы подняться на верхний уровень, где гравитация была такой же, на Марсе.

Прежде я никогда не встречал марсианских колонистов, и один их вид привел меня в восхищение. В их одежде, акценте, вообще во всем чувствовалось нечто чужое, хотя часто трудно было сказать, в чем именно это выражалось. Казалось, все они знают друг друга по именам; возможно, после долгого полета это и неудивительно, но позже я узнал, что и на Марсе дело обстоит точно так же. Поселения до сих пор невелики, поэтому все знакомы друг с другом. Им еще предстояло узнать, что на Земле все совсем иначе…

Я чувствовал себя одиноко среди этих чужаков, и прошло некоторое время, прежде чем я кое с кем из них познакомился. На уровне «две трети» были магазинчики, где продавались туалетные принадлежности и сувениры, и я как раз изучал ассортимент одного из них, когда вошли трое юных колонистов. Самым старшим был мальчик примерно моего возраста, а с ним — две девочки, явно его сестры.

— Привет, — сказал он. — Тебя ведь не было на корабле?

— Нет, — ответил я. — Я только что прилетел с другой половины станции.

— Как тебя зовут?

Столь прямой вопрос на Земле мог показаться грубым или по крайней мере невежливым, но я уже знал, что колонисты просты и непосредственны в общении и никогда не тратят слов зря. Я решил вести себя так же.

— Рой Малкольм. А вас?

— О! — сказала одна из девочек. — Мы читали про тебя в корабельной газете. Ты летал вокруг Луны, и все такое прочее.

Я был польщен, узнав, что они слышали обо мне, но лишь пожал плечами, словно это не имело никакого значения. В любом случае, я предпочел не хвастаться, поскольку они проделали намного более долгий путь, чем я.

— Я Джон Мур, — представился мальчик, — а это мои сестры, Руби и Мэй. Мы первый раз летим на Землю.

— То есть вы родились на Марсе?

— Верно. Мы летим домой поступать в колледж.

Странно было слышать фразу «летим домой» от того, кто ни разу не был на Земле. Я чуть не спросил: «Выходит, на Марсе нельзя получить хорошее образование?» — но вовремя сдержался. Колонисты весьма болезненно относились к критике в адрес их планеты, даже непреднамеренной. Они также терпеть не могли слова «колонист», и при общении с ними следовало его избегать. Но их точно так же нельзя было называть и «марсианами» — это название было сохранено за коренными обитателями планеты.

— Мы ищем какие-нибудь сувениры, чтобы привезти домой, — сказала Руби. — Как тебе эта пластиковая звездная карта?

— Мне больше всего нравится этот метеорит, — сказал я. — Но он очень дорого стоит.

— Сколько у тебя денег? — спросил Джон.

Я вывернул карманы и быстро посчитал. К моему удивлению, Джон тут же предложил:

— Могу одолжить тебе остальное. Отдашь, когда прилетим на Землю.

Это был первый случай, когда я столкнулся с искренней щедростью, на Марсе считавшейся вполне естественной. Я не мог принять предложение, но не хотел и обидеть Джона. К счастью, у меня нашлось хорошее оправдание.

— Очень любезно с твоей стороны, — сказал я, — но я только что вспомнил, что полностью израсходовал лимит веса багажа. Так что домой я больше ничего привезти не могу.

Я с тревогой ждал, не предложит ли мне кто-то из Муров временно воспользоваться местом в грузовом отсеке, но они, видимо, тоже полностью израсходовали свой лимит.

После посещения магазина с сувенирами они повели меня познакомиться с мистером и миссис Мур. Мы нашли их в главной комнате отдыха, где родители ребят с интересом просматривали газеты с Земли. Едва увидев меня, миссис Мур воскликнула: «Что случилось с твоей одеждой?» — и только тогда я заметил, что после нескольких недель, проведенных на Ближней станции, мой костюм выглядит не лучшим образом. Прежде чем я сообразил, что происходит, меня затолкали в ярко окрашенный костюм Джона. Он мне вполне подошел, но покрой был весьма своеобразным — по крайней мере, по земным меркам, хотя здесь это наверняка не бросалось в глаза.