Незадолго до полудня армейскую колонну догнал посыльный на тяжело дышащей взмыленной лошади. Животное жадно глотало воздух, когда гонец пустил его медленной трусцой рядом с конем Автократора. Он извлек запечатанную трубку из промасленной кожи и вручил ее Криспу.
– Из столицы, ваше величество.
На печати из небесно-голубого воска было оттиснуто лучистое солнце, а это означало, что депешу послал Эврип. Крисп мог придумать только одну причину, побудившую сына выслать срочное сообщение. Он сломал печать, переполненный дурными предчувствиями.
Почерк Эврипа еще сохранил ученическую четкость, которая сотрется через несколько лет скорописи. Слова оказались столь же ясными, сколь неприятными:
«От Эврипа отцу привет. Позавчера вечером в городе вспыхнули бунты, и с тех пор ситуация скорее ухудшилась, чем улучшилась. Войска под моим командованием делают все что могут для восстановления порядка. Буду сообщать тебе новости, как только они появятся. Фос да хранит тебя и столицу. Прощай».
– Ты знаешь что-нибудь об этом? – спросил Крисп гонца, махнув пергаментом в его направлении.
– Нет, ваше величество. Извините, но я ничего не знаю. Я лишь последний в цепочке гонцов. Но я слышал от парня, передавшего мне письмо, что в столице какие-то неприятности. Это так?
– Да, это так, – мрачно подтвердил Крисп. Он знал, что фанасиоты могли подстроить этот бунт, чтобы нарушить его планы, и подготовили его настолько хорошо, насколько смогли. И очень скоро станет ясно, превратится ли «настолько хорошо» в «достаточно хорошо».
Затем императору пришла новая мысль, заставившая его похолодеть: не вышел ли Фостий в море именно для того, чтобы добраться до столицы и повести бунтовщиков против лояльных ему войск? И если это так, то он мог заварить в столице гораздо более крутую кашу, чем Крисп предполагал. «Надо предупредить на этот счет Эврипа», – подумал Автократор.
– Будет ли ответ, ваше величество? – спросил гонец.
– Да, клянусь благим богом, ответ будет, – сказал Крисп. Однако не успел он сообщить ответ, как показался второй гонец на измученной лошади, размахивающий трубкой с письмом. Криспу не понравился его испуганный взгляд. Успокойся, парень, – проговорил он. – У меня нет привычки винить гонца за вести, которые он мне сообщает.
– Да, ваше величество, – отозвался второй гонец, но не очень уверенно, и протянул ему трубку с письмом так, словно в ней находился яд.
Крисп взял ее и спросил:
– Ты знаешь, что там написано? – Гонец кивнул. – Тогда расскажи мне кратко, в чем дело. Клянусь владыкой благим и премудрым, я не причиню тебе вреда и ни в чем не стану тебя винить.
Он никогда не видел человека, которому столь откровенно хотелось очутиться где угодно, но только не там, где он стоял. Гонец облизнул пересохшие губы, огляделся по сторонам, но выхода не нашел. Тогда он набрал в грудь побольше воздуха и произнес четыре роковых слова:
– Ваше величество, Гарсавра пала, – Что? – ахнул Крисп – больше от изумления, чем от ужаса. Так же поступили и все находящиеся рядом. Гарсавра, расположенная в месте слияния Эризы и Аранда, была одним из двух-трех крупнейших городов в западных провинциях. Армия находилась уже западнее города; позавчера она перешла вброд северный приток Эризы.
Крисп вскрыл и прочитал послание. Оно подтвердило слова гонца, только добавило подробностей. Опередив известия о своем приближении, фанасиоты обрушились на город на рассвете. Они жгли, убивали и калечили; местного прелата сбросили вниз головой с крыши храма на центральной площади, а затем подожгли сам храм. Немногие уцелевшие могли несколько лет не опасаться, что их души будут отягощены излишним богатством.
Крисп разглядывал пергамент, держа его в левой руке, и ему хотелось разорвать его на тысячи кусочков. Огромным усилием воли он сдержался: кое-какая информация в послании могла оказаться ценной. Стараясь говорить спокойно, он обратился к гонцу:
– Благодарю тебя за то, что у тебя хватило мужества доставить это мне.
Какое у тебя звание?
– В списках я значусь как замыкающий колонны, ваше величество, – ответил солдат.
– Отныне ты головной колонны, – сообщил ему Крисп.
К главным силам армии прискакал разведчик из авангарда. Подождав, пока Крисп его заметит, он доложил:
– Да возрадуется ваше величество, мы задержали фанасиота, ехавшего к нам со щитом перемирия. Он сказал, что у него для вас послание от Ливания.
На Криспа обрушилось слишком много событий сразу. Он ощутил себя жонглером из таверны, успевшим поймать одну подброшенную тарелку, в то время как остальные разбились о его голову, потому что руки оказались заняты.
– Приведи ко мне этого фанасиота, – мрачно приказал он. – Скажи ему, что я уважу его символ перемирия, хотя вряд ли они стали бы уважать наш. И передай ему мои слова в точности.
Разведчик отдал честь и ускакал. Через несколько минут он вернулся с одним из солдат Ливания. В левой руке фанасиот держал выкрашенный белой краской круглый щит. Увидев озабоченное лицо Криспа, он улыбнулся и сказал:
– Полагаю, до тебя уже дошли новости. Я прав, друг?
– Я тебе не друг, – огрызнулся Крисп. – Где послание твоего хозяина?
Фанасиот протянул ему точно такую же трубку, какой пользовались его гонцы.
Отличалась лишь печать: языки пламени, оттиснутые на красном воске. Крисп сломал ее и раздраженно швырнул кусочки воска на землю. Пергамент внутри футляра был запечатан такой же печатью. Крисп сорвал ее, развернул пергамент и прочел послание:
«От Ливания, идущего по светлому пути, ложному Автократору и слуге Скотоса Криспу привет. Знай, что я пишу это на развалинах Гарсавры, ибо этот город был очищен от греховного материализма воинами, верными владыке благому и премудрому. Знай также, что все города западных провинций ждет подобное наказание, которое солдаты Фоса смогут привести в исполнение в любое удобное для них время.
И знай также, так называемый правитель, чье место во льду, что твой продажный и раздувшийся от золота режим отныне и навсегда изгнан из западных земель.
И если ты сохранил еще хоть частичку своей незаконной и тиранической власти, отступи немедленно за Бычий Брод, оставив эти земли тем, кто станет владеть ими в торжестве, мире и набожности. Покайся в своем богатстве и прочих грехах, пока тебя не настигло окончательное осуждение Фоса. Отбрось свою жадность и уступи светлому пути. Остаюсь твой в Фосе. Прощай».
Крисп медленно и с наслаждением смял пергамент, Затем повернулся к фанасиоту-посыльному и сказал:
– Мой ответ будет коротким: нет. Запомни его и скажи спасибо, что тебе сохранили жизнь.
– Я не боюсь смерти – она освобождает нас от Скотоса, – вспыхнул посыльный. – А ты навлекаешь гибель на самого себя.
Он натянул поводья, вонзил пятки в бока лошади и поскакал прочь, распевая гимн.
– Чего хотел от вас этот сын шлюхи? – спросил Саркис. Когда Крисп пересказал ему суть послания, мясистое лицо генерала побагровело:
– Клянусь благим богом, неужели этот хвастливый идиот настолько туп, что издевается над более сильным противником, тем более сейчас, когда нам до Эчмиадзина ближе, чем ему.
– Быть может, мы и ближе, – холодно заметил Крисп. – Но ты сам все время повторял, что Ливаний не дурак. И, уничтожив Гарсавру, он наверняка отошел от города. А я не хочу преследовать его до самого Эчмиадзина; я хочу заставить его принять сражение за пределами его стен.
– И как вы предлагаете это сделать? – спросил Саркис. – Проклятые фанасиоты перемещаются быстрее нас; они даже не обременены награбленным, потому что сжигают добро, а не таскают его за собой.
– Знаю. – Нахмуренный взгляд Криспа был черен, как зимняя полночь. Однако полагаю, что ты был прав: мы обязаны попытаться. Ливаний не может всегда оказываться умнее нас – по крайней мере, я на это надеюсь. И если мы пустим армию по обдуманному маршруту, то, возможно, сойдемся с ним лицом к лицу на плато. Во всяком случае, есть смысл попытаться.
