– Не стоит благодарности рафик Лаек – ответил Дубынин. Грачев просто сидел и молча смотрел на афганцев, отчего они чувствовали себя весьма неуютно.

– Нас привела сюда нужда в мире, и голос совести, ибо есть ли что-то такое, по чему так исстрадалась земля нашей бедной страны как по миру. Мы надеемся найти понимание в ваших сердцах и в ваших делах.

Лаек действительно умел говорить очень красиво.

– Разве мы не понимаем друг друга, рафик Лаек? – деланно удивился генерал-полковник

– Признаться, я бы рад, рафик генерал, когда вы снова вернулись на нашу землю, потому что вы умеете добиваться побед, что не раз всем доказывали. Но за то время, пока вы отсутствовали на нашей земле – многое поменялось, многое стало другим. Наша партия решила замириться с теми, кто хочет мира и не проливать больше кровь, видит Палах, ее и так пролито болеем чем достаточно. Там, в окружении есть, конечно, и бандиты, но большинство – это несчастные, запутавшиеся мальчишки, бачата по сути. Им сказали – иди и убивай во имя Аллаха, они и пошли. Разве принесет мир на нашу землю их жестокое и бессмысленное убийство?

– Мира это конечно не принесет – рассудительно сказал Дубынин – спокойствие может быть и принесет, рафик Лаек. На какое то время. Что вы предлагаете?

– Мы предлагаем создать комиссию по урегулированию в округе Хост. С участием сидящих здесь людей, ваших представителей и представителей племен. И я прощу вас – дайте мне обратиться к вождям племен, возможно, мне удастся уговорить их сложить оружие.

– Мы обращались к ним несколько раз.

– Рафик, для них вы шурави, я такой же пуштун, как и они, уж не обижайтесь. Моего слова они послушают, если это будет слово разума.

– Мы разрешим вам обратиться к племенам. – сказал Дубынин – попытка не пытка

– На время моего обращения я бы попросил прекратить обстрел.

Дубынин снова кивнул

– Я дам команду стрелять только в ответ. Но ни для кого не секрет, рафик Лаек кто находится там помимо племен. Это бандиты, убийцы, уголовники, наемники. Многие из них заброшены даже не из Пакистана, а из других стран, есть там и китайские наемники. Как быть с ними, они вряд ли вас послушают.

– Мы считаем, рафик генерал, что этим людям нужно просто дать возможность покинуть нашу землю с миром. Дать им коридор, и пусть уходят и оставят нас в покое. Мы афганцы должны между собой решить судьбу нашей земли и власти на ней.

Генерал Дубынин молчал, пережидая гнев. Он не хотел хамить гостю, а иначе ответить не мог – ругательства так и просились на язык.

Афганцев от выслушивания доброй порции русского мата спасло появление офицера связи. Без доклада войдя в палатку, он подошел к генералу Дубынину, наклонился к уху

– Товарищ генерал армии, телефонограмма срочная, шифром.

– У нас переговоры – Дубынин не стал выговаривать майору, чтобы не расплескать копившуюся в душе злобу.

– Товарищ генерал армии. Воздух!

Генерал армии Виктор Петрович Дубынин, по дороге из вагончика, где располагалась аппаратура ЗАС до палатки, где дали афганцы, прочитал совершенно секретный документ дважды. Зайдя в палатку – положил документ на стол перед Грачевым. Грачев ловко поймал, прочитал, многозначительно хмыкнул.

– Давно пора… – сказал Грачев и многозначительно посмотрел на афганцев. Те ощутимо заволновались.

– Что происходит? – спросил Лаек по-русски.

– Ничего рафик Лаек – генерал Дубынин прижал ладонь к сердцу, по-восточному поклонился – прошу нас простить, но поступил приказ из Москвы и у нас много работы. Еще раз прошу простить, дорогие товарищи.

С этими словами генерал армии Дубынин встал и вышел из палатки. Следом за ним вышел из палатки Грачев потянулись другие офицеры, не обращая внимания на ошеломленных такой дерзостью и открытым пренебрежением афганцев.

Сулейман Лаек был опытным, очень опытным политиком. Он выжил в афганской политике, в этой банке со скорпионами, потому что умел чувствовать беду. Он, один из немногих высокопоставленных партийных деятелей современного Афганистана твердо знал, что если даже придут моджахеды, он не пропадет, благо сестра удачно вышла замуж, родственника в беде она не бросит. За срыв операции Магистраль или хотя бы за предоставление блокированным боевикам возможности выйти из окружения на индийский банковский счет Лаека положили двести пятьдесят тысяч индийских рупий, это был не первый раз, и уж явно не последний. Теперь он понял, что деньги придется отдавать.

– Что произошло? – грубо, не называя его обязательным «рафик Сулейман» спросил один из стариков, вождь племени.

– Ничего хорошего… – сказал Лаек, в душе ругая сам себя – ничего хорошего…

Афганцы предприняли и вторую попытку, иначе бы они не были афганцами. Выйдя из командирской палатки, они не торопились уезжать, не торопились к своим машинам, их глаза шныряли повсюду, ища слабое место у шурави, или хотя бы малейшую возможность для того, чтобы освободить соплеменников. Наконец, один из прибывших переговорщиков в генеральской форме, уловив момент, когда Грачев вышел покурить, подошел к невысокому, крепкому комдиву.

– Прошу прощения, рафик генерал…

Грачев вынул изо рта сигарету, которой дымил как паровоз, чтобы немного отвлечься, недоуменно воззрился на афганца.

– Мы знакомы?

– Так точно. Мы обеспечивали вас в Кандагаре, не помните? Я был у вас на КП, там еще была группа от вашего Розового дома.

Грачев напряг память и вспомнил – да, этот генерал и впрямь там был. Когда душманы попытались прорваться – люди этого генерала почти без сопротивления пропустили их, и крупная банда, даже несколько крупных банд – ушли.

– Что нужно?

– Рафик генерал, возможно, вы не понимаете всей сложности складывающейся сейчас в провинции ситуации.

– Почему же – перебил Грачев – отлично понимаю, только что на карту смотрел.

– Я не про это, рафик генерал, про другое. Решением пленума ЦК НДПА в действие введена политика примирения, ведутся переговоры с колеблющимися племенами. Мы не можем все вопросы решать с позиции силы. Если вы сейчас начнете бомбить провинцию – пострадают невинные люди, там же есть мирные кишлаки. Как мы потом будем вести переговоры, ведь мы потеряем лицо, если не сможем сделать то что обещали.

Грачев заметил, что сигарета погасла, бросил окурок на землю и затоптал для верности сапогом.