– Это дело наживное. А что еще?

– Второе – это усиление МВД. Кадровой структуры. Необходимо признать, наконец, что криминогенная ситуация у нас в стране ухудшается с каждым годом. Что у нас есть организованная преступность. Что у нас преступность выше, чем в США. Вам известна проблема с укрывательством заявлений от регистрации?

– В общих чертах.

– Она вызвана тем, что с милиции требуют девяноста процентов раскрываемости. Такой раскрываемости нет, и никогда не будет.

Последние слова были наглостью, и Гуров это хорошо осознавал. За это мог быть не просто выкиншейн – тюрьма. Но почему то ему вдруг стало все равно – что будет дальше, и он решил высказаться, а дальше – будь что будет.

Хотя бы потому, что его внимательно слушали.

– Нужно разделить милицию на две части. Необязательно организационно, можно оставить в пределах одного министерства – но хотя бы департамент надо создать. Первая милиция – назовем ее общественная милиция – занимается всем тем же, чем обычно занимается милиция: нетяжкие преступления, профилактика, служба участковых. Вторая часть, который следует набирать из наиболее опытных сотрудников, причем только добровольцев, сдавших квалификационный экзамен должна заниматься только одним делом, верней двумя – оперативно-розыскной деятельностью по тяжким и особо тяжким преступлениям, в том числе по организованной преступности и связям ее государственными деятелями, нечистыми на руку. Эти подразделения должны базироваться только в крупных городах, и работать вахтовым методом. Верней даже не вахтовым… в каждом союзном министерстве должна быть создана некая инфраструктура, потому что работать не зная «земли» – невозможно. При необходимости, эта инфраструктура усиливается за счет людей из Москвы, Ленинграда, Свердловска. В союзных республиках на юге в эту службу следует брать только русских, потому что местные заражены кумовством и круговой порукой, только русские, не имеющее корней на этой земле могут докопаться до сути происходящего и раскрыть любое преступление, в том числе совершенное высокопоставленными лицами. Эта служба должна быть обучена на самом высоком уровне, хорошо оснащена и должна иметь дополнительные полномочия.

– Какие именно полномочия?

– Право задерживать на десять суток без санкции прокурора. Право доклада через голову, в том числе на Политбюро, если возникнет такая потребность.

– И все?

– Больше ничего не нужно. Нужно оснащение и люди. Люди с образованием и люди с опытом. Нужны как опытные оперативники, так и эксперты, свои эксперты в области экономики и некоторых других дисциплин. Организованная преступность – это, прежде всего преступность в сфере экономики.

– И сколько человек вы предполагаете в штат?

Гуров задумался

– Несколько тысяч.

– И только?

– Вопрос не в штатных единицах, товарищ Генеральный секретарь, а в их заполнении. Людей мне хватает, и будет не хватать еще очень долгою. Кто уволен, кто спился, а кто извините… сидит.

– А если выпустить? Принять на работу. Прекратить пить?

Полковник посмотрел на Генерального секретаря – и вдруг понял, что он не шутит. Совсем – не шутит.

– Товарищ Генеральный секретарь…

– Я уже говорил. Работает комиссия, действиям лиц, разгромившим министерство внутренних дел и сделавшим возможным такой рост преступных проявлений в советском обществе будет дана надлежащая оценка. Но если будет выявлено, что какие-то люди пострадали… скажем так не за дело, то наш долг, как коммунистов и просто как ответственных людей извиниться перед этими людьми и помочь им, как то компенсировать. И если кто-то был незаконно осужден или уволен, и пожелает восстановиться в МВД – мы, полагаю, не можем и не должны

Генеральный улыбнулся

– Тем более при той ситуации, какую вы нам обрисовали. А вы сами, Александр Иванович, готовы возглавить такую службу.

Гуров задумался. Он был служакой – но он был и увлеченным человеком, искреннее преданным своей профессии. Ни один художник, если он конечно настоящий художник, а не мазила, не откажется от предложения написать картину всей своей жизни, ту что он давно мечтал написать. Но он понимал и то с чем он столкнется, если примет предложение. Бешеное сопротивление на всех уровнях и лютая ненависть к выскочке. Его просто обязаны попытаться сожрать, хотя бы из зависти. Лепту в это внесут и бывшие сотрудники КГБ, переброшенные в МВД на оздоровление и сохранившие связи со своим бывшим ведомством. Партпризыв и чекистский призыв буквально убили МВД.

– При двух условиях, товарищ генеральный секретарь – набрался неслыханной наглости Гуров

– Какие же?

– Право подбирать кадры, в том числе те, которые кому-то не нравятся. И право доклада сюда по особо важным делам.

Генеральный секретарь, не раздумывая, протянул большую, крестьянскую ладонь через стол.

– Договорились.

Когда Воротников вывел своего гостя из кабинета – они должны были договориться кое-о-чем, на это направление Соломенцев отрядил именно Вороникова – Громыко и Соломенцев сидели какое-то время молча. Потом Соломенцев спросил

– Ну?

Громыко помедлил с ответом

– Безумие – наконец сказал он

– Почему?

– Ты знаешь правила.

Да, правила знали все, и знал и хорошо. Выжившие при Сталине – примитивно, физически выжившие, и даже избавившиеся наконец-то от карающей длани заключили негласное соглашение. Их можно было обвинять в этом – но обвинять мог только тот, кто не жил тога, кто жил – тот бы понял. Соглашение состояло в следующем – своих не трогать[50]. Точка. Если группа, попадая в которую ты становишься более-менее неприкосновенным. Есть группа, попадая в которую ты становишься неприкосновенным абсолютно. Что бы ты не натворил – завалил работу, проворовался, бросил семью и женился на своей секретарше – тебе помогут. Найдут место, если не удалось удержаться на своем, дадут где-то пересидеться. Прикроют, соврут. Они не помнили, как было тогда – слишком малы были. Но бюрократическую науку, преподанную теми, кто был до них – усвоили прекрасно.

– Мы их уже нарушили – сказал Громыко

– В чем?

– Ты знаешь.

Соломенцев внезапно психанул.

– Я кого-то убил?! Нет! Может, это ты кого-то убил?!

– Вы чего Михаил Сергеевич? – испугался Громыко

– Того! Он его убил – он и нас не пожалеет! Надо своих людей везде, нам обязанных, тогда пусть попробует… они ему… в глотку…

Соломенцев белел на глазах, потом начал медленно наваливаться на стол. Громыко вскочил, кинулся к двери в приемную

– Врача! Быстрее!

23 ноября 1987 года

Самое хреновое для солдата – это неизвестность. И мороз, конечно – но мороз это ладно, от мороза спасает палатка с поларисом[51] и старый добрый ватник, который намокает, промерзает – но хоть как-то спасает от стужи. А вот неизвестность…

Несмотря на то что Афганистан от Москвы ох как далеко – слухи дошли уже и досюда. С пришедшим вчера бортом летуны привезли газету Правда – а там – «после тяжелой и непродолжительной болезни». Сразу после этого офицерский состав на полдня собрался в большой палатке ПАБ-60, которая использовалась как штабная и – о чудо! – перед этим ничем не озадачил своих подчиненных. Расходились, судя по наблюдениям, мрачнее тучи, на вопросы личного состава кто отделался дежурным «сообщат» и «не терять бдительность, не распространять слухов, особенно среди афганских военнослужащих», а кто не мудрствуя лукаво послал по матушке. Зато к вечеру «родили» – к палаткам выгнали четыре БТР, установили посменное круглосуточное дежурство, личному составу было приказано иметь при себе в любое время дня и ночи как минимум один БК[52] боевыми. Вернувшийся из Кабула, куда он отлучался по делам, лейтенант Тищук рассказал, что дальше по дороге, где стоят лагерем (или табором, что ближе к истине) зеленые[53] – выставлен усиленный блок-пост с двумя танками Т-60, и танки эти – похоже караулят афганцев. От этого сообщения – а все моментально додумали что если зеленые взбунтуются, переметнутся на сторону духов – что тогда будет вообще и конкретно с ними – все еще больше приуныли.