По поводу этого Фалла авторы делают следующие комментарии: «по-видимому, древние поставили себе правилом изображать как можно чаще ту фигуру, которой они приписывали чудесные свойства. Здесь крылья и нога лошади указывают на стремительность производительной мощи, олицетворенной в Фалле. Это та же мысль, о которой напоминает phale e peroumene psiiche, летающая душа, — определение, данное древними лексикографами и вполне согласующееся с мнением Аристотеля, который говорит, что человеческая душа потенциально существует в человеческом семени, состоящем из эфирной воды, или спирта. Крылья Фалла оправдывают его наименование Strouthos, воробей, как его называют иногда по причине сладострастного нрава этой птицы. Это наблюдение не могло не остаться неизвестным ученому комментатору Катуллу, который изучал особенности Лесбийского воробья. Другой амулет представляет собою просто итифаллическую руку; эта рука делает непристойный жест и оканчивается Фаллом. Эти амулеты древние навешивали на себя. Женщины и дети, но свидетельству Барре и Ру, носили для того, чтобы избежать дурного глазу, oculi venena maligni, потому что все уродливое считалось предохранительным средством против колдовства. Золотой или серебрянный Фалл был одновременно драгоценным украшением и амулетом; он же фигурировал на бронзе ламп, вырезался из дерева или камня, ставился в полях и садах, как средство от воров и защита жатвы от дурной погоды.

Существует еще множество других доказательств наличности культа Приапа и религиозной проституции. С исчерпывающей полнотой доказывает это хотя бы изображение молодой женщины, которая одной рукой ухватилась за рога божества, а другой рукой старается облегчить себе путь к Фаллу статуи. Но впоследствии символ Приапа смешался с символом Меркурия посредством общего имени терм, которые, по словам Скалигера, своим направлением указывали путникам дорогу и охраняли их от опасности. Знаменитый филолог видел один из таких фаллических Гермесов во дворце одного кардинала в Риме. Камни с надписями, изданные д'Арканвилем[152], почти все относятся к эпохе Августа и и Тиверия. Здесь изображены термы Приапа, жертвоприношение богу Лампсаку, сатиры и нимфы, а также боги и богини, императоры и императрицы, отправляющие половой акт.

Из таблиц этого издания отметим NN 32 и 35. Обе они изображают с двух сторон один и тот же камень, который вместе с остатками коллекций барона Итоха перешел в руки короля прусского. На табл.32 изображена Мессалина, жена императора Клавдия, имя которой перешло в потомство, как имя особенно разнузданной распутницы; она сидит перед небольшим храмом Приапа с миртовой веткой в руке.

Табл.33 изображает круг, по окружности которого расположены семь приапов. Над кругом надпись: Messal… а под ним Claudi. Между каждыми двумя приапами имеется по одной букве; если прочесть их все слева направо, то получится слово Invicta. «Посредине круга, пишет д'Арканвиль, находится улитка, двуполое существо, вполне достойное быть предметом зависти Мессалины. Семь приапов, которые окружают улитку и склоняются перед ней — это слишком мало для того, чтобы дать понятие о ненасытном темпераменте этой женщины, портрет которой дан Ювеналом в следующем стихе: «Et lassata viris, nondum exsatiata recessit».

На табл.45 сцена жертвоприношения Приапу. Жрец, который при этой церемонии играет на двойной флейте, один из тех, которых Сидоний Апполинарий называет Maesti, так как они одновременно служат двум богам, Вакху и Приапу. Геродот называет их Phalliphores, фаллоносцы, так как во время процессии они носят символ лампсакского бога. Эти процессии обставляли очень пышно, и женщины ждали от них плодовитости. У Апулея можно прочесть о всех скандальных частностях этих непристойных церемоний и гнусных обрядов, руководителями которых были жрецы сирийской богини. Здесь, как и в практических таинствах, от участников требовалось самое строгое соблюдение тайны. У Петрония Квартилла то и дело просит свидетелей своих оргий не говорить никому обо всем, что они видели. Эти ненасытные блудники развратничали как последние проститутки, и тем не менее, имели дерзость склоняться перед алтарем божества и обращаться к нему со своими гнусностями:

Другое издание д'Арканвиля[153] дает нам понятие о необузданном разврате мужчин и женщин при Цезарях. Будучи в Риме, этот автор имел возможность изучить все археологические собрания и коллекции медалей и камней; его изыскания касаются, главным образом, нравов матрон. Если бы не несомненные фигуры, которые, в противоположность письменным документам, не подлежат спору и критике, не будь их, самое живое воображение отказалось бы представить себе подобные сцены. Пробегая таблицы книги д'Арканвиля, читатель проникается уверенностью в том, что проституция женщин из римской знати доходила до крайних пределов. С помощью золота Цезарь имел возможность удовлетворять свою склонность к противоестественным порокам и набирать себе наложниц из женщин высшего света. Эти женщины отдавались ему как простые куртизанки, которым платят за любовь. В свою очередь законная жена Цезаря, Помпея, привела однажды в храм Венеры-Урании юношу Клодия, своего любовника.

Об этом узнали, и Клодий был привлечен к суду. По приказу императора суд оправдал его, и Цезарь но этому поводу произнес свои знаменитые слова: «жена Цезаря выше всяких подозрений». Умный и тонкий политик сказался в этих словах.

Существует одна медаль, изученная д'Арканвилем, с изображением Клавдия, одетого в женское платье; юноша вместе с императрицей Постумией стоит перед треножником у алтаря богини.

Остановимся еще на камее Ареллия. Здесь изображен Октавий, отдающийся своему двоюродному брату Цезарю. Известно, что когда он однажды присутствовал на спектакле в театре, народ обратился к нему со следующим стихом:

«Videsne ut cinoedus orbe digito temeret». (Ты видишь, как над всем царствует развратник).

Таким образом здесь, как и везде, литературные данные вполне подтверждаются вещественными памятниками старины.

К числу этих последних относится также камея Аполлония Сиционского, изображающая непристойную сцену между Августом и его дочерью Юлией, которую историки выставляют образцом ума, красоты и развращенности. На камее Артемона Родосского императрица Ливия предлагает двух молодых девушек своему мужу Августу, который особенно любил девственниц. Царственная супруга имела при этом чисто политическую цель: она искала власти над императором.

Другая камея Ареллия изображает, как жена Мецена отдается Августу в присутствии своего мужа, который притворяется спящим. А между тем этот Мецен был другом и покровителем Горация, Виргилия и всех знаменитых поэтов своего времени. Он поощрял и содействовал прогрессу римской науки и искусства. Медаль на 16-ой табл. изображает распутного Тиберия с целой толпой его проституток, мужчин и женщин. Об этом императоре хорошо говорит Тацит: «Отбросив стыд и боязнь, он очертя голову бросился в преступления и распутство и не руководился ничем, кроме своих влечений». In scelera simul ac dedecora prorupit postquam, remoto pudore et metu, suo tantum ingenio utebaur.

На таблице 17-ой воспроизведен рисунок с одной древней картины, которая изображает Тиберия в дворцовом саду; вокруг Тиберия гроты с мужчинами и женщинами, одетыми наподобие нимф и сатиров, которые услаждают его взоры различными непристойностями.

Камея Лизиаса воспроизводит занятие Тиберия содомией. Он присутствует при жертвоприношении перед статуей Приапа и пользуется этим случаем, чтобы изнасиловать двух молодых жрецов божества. Светоний рассказывает об этом в следующих выражениях Vix dum re divina peracta, ibidem statim seductum contupraret simulque fratrem ejus tibicinem. Едва служение было окончено, как он здесь же удовлетворил свою страсть над молодым служителем алтаря и вслед за тем сделал то же самое с флейтистом, братом этого последнего.