Сафо, как говорят ее комментаторы, получила от богов небесный дар — вдохновение. Благодаря этому вдохновению, она импровизировала стихи без всякого труда; казалось, что стихи сами льются из чистого источника. Музы хотели вознаградить ее за неудачи в любви. Но им это не удалось. Когда Сафо увидела, что ее чары и ее лира не в состоянии тронуть сердца неверного Лесбийца, она, покинутая, безумная, в отчаянии бросилась с левкадийской скалы в море. [58]

Поэты не преминули указать на то, что трагический конец Сафо явился местью Венеры, которая не могла ей простить излишества в «любви Сафо к ее ученицам», как выразился аббат Бартелеми. Мы же посмотрим на смерть Сафо, как на результат расстроенного воображения, как на результат отчаяния, как на поступок, лишенный всякой нравственной свободы.

Эта истеричная Лесбийка сконцентрировала все свои духовные и физические силы в очаге разгульных страстей. Там она нашла тайны сафической любви, которую общественные законы порицают так же, как и любовь сократическую, потому что обе они противны законам природы; здесь, в этой болезненной среде ее посетило разочарование и отчаяние, приведшие ее к самоубийству, которое может быть причислено к области болезненной психики. Все новейшие философские школы осудили противоестественную любовь, потому что все они относительно целомудренны по сравнению с учениями древних времен.

Но чтобы судить о последних беспристрастно, нужно перенестись к древним обычаям и нравам, которые были далеки не строга. В «Диалоге Куртизанок» Луриана мы встречаем на каждом шагу полные гнусного реализма сцены между матерями и дочерьми. Матери хотят развратить своих дочерей, лишить их всякой чистоты и совести, преподают им разврат, вводят их в тайны проституции, воровства, лжи, советуют им отдаваться самым грубым, самым старым и бесстыдным мужчинам, лишь бы они платили и давали себя обирать.

Не есть ли это наследственное извращение, достигшее своей высшей степени?..

В другом сочинении того же автора мы находим любопытный образчик учения мудрецов, представляющий ценный документ для истории философии древних времен. Там изображен Юпитер, председательствующий и на публичной продаже производящий оценку всех философских систем.

Судебным приставом при нем состоит Меркурий; он зазывает покупателей и отборно ругаясь, предлагает им открыть кредит на год.

Пифагора продают за 10 мин, потому что узнают, что у него золотая ляжка. Другие философы дают нам верное представление о своей морали. Меркурий вводит Диогена. Последнего спрашивают:

— Какова ваша профессия?

— Диоген. — Врач души, глашатай правды и свободы.

Вот мое учение: Уметь противоречить всему, иметь голос грубый, как у собаки, варварское лицо, дикий и жестокий вид, жить посреди толпы, не замечая никого, быть одним среди многих, предпочитать продажную Венеру и открыто предаваться тому, что другие краснея совершают втайне. Если тебе все это надоест, то прими немного яду и ты удалишься из этого мира.

Вот в чем счастье, желаешь ли ты его?

После Диогена, за которого не дают больше 24-х оболов, Меркурий вводит Аристиппа; он пьян и не может отвечать.

Меркурий излагает за него его учение: не заботиться ни о чем, пользоваться решительно всем, и везде, где только можно искать сладострастия.

Сократ следует за Гераклитом и Демокритом. На вопрос:

— Кто ты? — он цинично отвечает:

— Я любитель маленьких мальчиков и преподаю искусство любви.

Греческие выражения еще более метки, нежели русский их перевод. О своем учении Сократ говорит:

«Я изобрел республику и управляюсь ее законами.

Женщины не принадлежат только своим мужьям; каждый мужчина может иметь сношение с ними. Ему задают еще много других вопросов:

Законы о прелюбодеянии отменены?

— Вздор, отвечает он.

— А что ты постановил относительно молодых красивых мальчиков?

— Они будут наградою за добродетель и их любовь наградой за храбрость!..

Сократа продают за два таланта — добавляет Лукиан[59].

Что сказать об этих философах и об этом народе, терпевшем в храме Коринфа, в качестве весталок, 1200 проституток, которых даже посвящали в дела республики? [60]

Как они могли осуждать безнравственность, когда служители Олимпийских богов научали их всем мерзостям мифологии? Юноша жалуется Юпитеру, что он, с тех пор как похитил Ганимеда, лишил ее своих ласк, не ласкает ее более; Меркурий вместе с Аполлоном издевается над Марсом, которого Вулкан увлек в объятия Венеры, а богиня любви зовет Париса к прелюбодеянию! Можно с полной уверенностью сказать, что религиозные представления только способствовали всем порокам и всем родам разврата. Это строго логический вывод. Впрочем, управление людьми лучше всего достигается путем потворствования их страстям, а служители древних культов всегда очень любили власть.

В южной Италии, в той части ее, которая у древних называлась Великой Грецией, еще задолго до основания Рима существовали колонии финикийские, египетские и греческие. Народы эти принесли с собой свою религию и нравы, а наряду с этим и священную проституцию, в основе которой лежал восточный культ Венеры.

На севере Великой Греции находилась Этрурия, население которой, но словам историков, происходило от Пелазгов; впрочем, по новейшим археологическим исследованиям, родиной их следует считать Лидию. А между тем культ Фаллуса и Бахуса был принесен в Италию, по словам Гераклита, жрецами Кибеллы, корибантами. Эти корибанты, или, как их иначе называли, кабиры, пришли из Фригии, где их обвинили в двойном братоубийстве; уходя, они похитили священную корзину (сосуд), в которой хранился фаллус бога Бахуса и привезли ее с собой в Этрурию. Изгнанные из своей родины, они решили обосноваться в стране Этрусков; здесь они стали проповедывать свое учение, убеждая народ поклоняться Фаллусу и священному сосуду. Вскоре от Этрусков это новое религиозное учение со всеми церемониями и обычаями перешло к Римлянам. Возникновение этого культа в Риме, по-видимому, не очень древнего происхождения, — так как в эпоху царей культ Венеры еще не был известен; по-видимому, неизвестен был также культ Бахуса и Приапа. Что касается культа Приапа, в частности, то нужно полагать, что в течение некоторого периода времени он существовал в одной только Этрурии. Уже у Атенея мы находим указание на безнравственный образ жизни Этрусков, на проституирование дочерей, бывшее в ходу среди некоторых народов Лациума, как-то: у мессалийцев, самнитов и лакрийцев, но он ничего не говорит относительно Римлян.

На этрусских и итало-греческих кладбищах, действительно, найден целый ряд раскрашенных сосудов, на которых изображены различные сцены культа проституции, как мы об этом подробнее говорим ниже, в главе о вещественных памятниках но истории проституции. На всех этих памятниках имеются изображения даров, которые приносились девушками в храмах Вавилона и Тира, Бубастис и Наукрата, в Коринфе и Афинах. Посвященная девушка садится в храме подле статуи богини; чужеземец за известную цену приобретает право на обладание ею, она кладет полученные деньги к подножию алтаря. Этот постыдный торг, таким образом, обогащал храм или, вернее, жреца, который является, конечно, наиболее заинтересованным лицом в этой сделке. Такая форма культа проституции, очевидно, была излюбленной в финикийских и греческих колониях Италии, так как она повторяется почти без всяких вариантов на всех погребальных сосудах…

«Рисунки на этрусских сосудах указывают на ту же утонченную испорченность, которая нашла себе широкое распространение среди коренного населения и сделала из него слепых рабов чувственности и грубых страстей. Скотоложство и педерастия представляли собой довольно обыденное явление, и против всех этих отвратительных пороков, усвоенных всеми возрастами и всеми слоями населения, не было других средств борьбы, кроме церемоний искупления и очищения, — которые только отчасти уменьшали их широкое распространение. Как у всех древних народов, общение полов было данью природе, и женщина, подчинявшаяся животным инстинктам мужчины, являлась обыкновенно терпеливой жертвой его похоти: она принадлежала сильному. Физическая природа диких предков Римлян, впрочем, отлично гармонирует с беззастенчивой чувственностью их: половые органы их похожи были на бычачьи, сами они походили на козлов, а в области кончика у них был клочек рыжеватых волос, небольшой мясистый и волосатый придаток, рудимент существовавшего некогда настоящего хвоста. Трудно сказать, в какую именно эпоху совершенно исчез этот странный признак животного темперамента, но он сохранился в аллегорической иконологии, в качестве отличительной черты сатиров и фавнов[61].