Наши замечания находят себе подтверждение в том, как некоторые авторы древности описывают распущенность, которой в различных частях Греции сопровождались праздничные мистерии в честь Афродиты и других тождественных с Венерой божеств. Все эти, служившие эмблемой богини, конусы продавались в городах всем желающим, особенно же чужестранцам, приходившим на поклонение в ее храм. Рисунки на конусах были почти всегда одни и те же, из чего можно заключить о сходстве обрядовых приемов в культе Милитты у ассирийцев, в культе Венеры у греков и римлян и в культе Митры у персов. Так, некоторые изображения на камнях и персидские и римские барельефы рисуют Митру, которая, подобно Венере Андрогине на конусе Лайара, помещена между двумя врагами неба, т. е. по правую сторону от себя имеет солнце, а по левую луну (маленький круг, окруженный лучистым сиянием и полумесяц).
Некоторые фигурные памятники позволяют заключить, что бык и лев также являются атрибутами, характерными для Венеры как востока, так и запада. В подтверждение этого мы можем сослаться на большой ассирийский барельеф Yasili-Kaia, найденный Тексье возле Птериума и открытую при раскопках Вавилона таблицу, хранящуюся в коллекции барона Роже. Первый из этих памятников изображает богиню, стоящую на льве, на втором она стоит на быке. Есть и много других памятников, где богиня изображена на львах и на быках. Если бы, несмотря на утверждения историков, можно было еще сомневаться в том, что греческая Венера и религиозная проституция в своей основе имеют культ финикийской Астарты, то в пользу этого можно было бы найти еще один фактический аргумент в древностях, найденных на острове Кипре. Население этого острова было финикийское, но здесь же с незапамятных времен существовали и колонии греков. Культ Афродиты произошел отсюда, и фантазия поэтов изображала богиню, выходящей из морской пены. Жюль Сури, в своих «Исторических этюдах», на основании археологических данных утверждает, что искусство и все божества Греции перешли к ней из Азии.
«Между имеющимися в Лувре финикийскими идолами Кипра, — говорит этот автор, — есть один с короной на голове; два ожерелья на его шее спускаются на грудь; правая рука богини лежит на груди, левая положена на священное чрево, откуда вышли все боги и люди. Не есть ли это характерный жест Венеры Книдской и Венеры Медицейской?
Жест тот же самый, но в нем отнюдь нельзя видеть выражения чувств стыдливости, волнения и боязни. Богиня — всеобщая мать, ее многочисленные создания черпают из неистощимых сосков ее все новую и новую жизнь, и богине чуждо желание скрыть свои мощные груди: она с гордостью показывает их людям и богам. Ее народ, который, как голуби, влюбленно воркует в тени густых кипарисов священного леса, тысячи гиеродул обоего пола, которые служат богине; толпы пилигримов, которые приходят во время празднества и вкушают наслаждения в святилище и палатках жриц, — все это существенно отличает добрую бога-ню и ее храм от того представления о целомудрии и стыдливости, которые чаруют утонченное чувство цивилизованного человечества. В сущности эта грубая терракота и произведения греческих скульпторов — символ одного и того же; можно сказать, что метаморфоза этого идола верно отражает те этапные пункты, какие прошла старая азиатская цивилизация, прежде чем она через посредство народов Малой Азии преобразилась в цивилизацию греческую».
Крейцер и Гиньян также нашли на Кипре явственно восточные формы этого культа обожествления производительной силы[149]; именно, они нашли андрогину Афродиту, соединяющую в своем лице оба начала, мужское и женское, и священный конус с изображением, отдельно, женского начала. Но в древнейшие времена, рядом с этими странными и глубоко поучительными эмблемами, которые, по-видимому, берут свое начало в Индии, появляется образ обаятельной богини Киприды, самое имя которой показывает, что весь остров Кипр был в ее власти. Поклонялись ей везде, но идея божественности производительного начала нигде не проявлялась в столь явном восточном ритуале и атрибутах; нигде этот культ не был более сладострастен и более проникнут сексуальными наслаждениями, чем в Коринфе и на горе Эрикс.
В Коринфе тысячи гиеродул, т. е. священных куртизанок, которых мы уже встречали в храмах Азии, служили алтарям Афродиты. На горе Эрикс был старинный и богатый храм, где женщины, во время посвященных богине празднеств, занимались проституцией в ее честь.
С другой стороны, другой камень с острова Кипра, (кабинет медалей в Национальной Библиотеке N 1582), изображает храм Венеры и в середине его идол богини, — конический камень[150]. С правой и с левой стороны, на столбе, находится голубь, над идолом полумесяц и солнце, как на ассирийских камнях. Таким образом, культ и самые богини почти тождественны и можно сказать, что все эти народы одинаково охотно заимствовали один у другого учения и обряды: здесь находили себе удовлетворение их чувственные желания.
Следует отметить еще одно очень важное обстоятельство. Религиозные предрассудки побудили египтян окружить себя приапами самой различной формы. Эти приапы делались из фарфора различных цветов и терракоты; как у ассирийцев и других азиатских народов, они служили им амулетами. Их иногда находят в мумиях, а несколько лет тому назад Мунилоти дал описание приапической живописи на стенах храма в Карнаке. Изображение бога встречается на египетских гробницах, стелах и различных предметах житейского обихода.
В Египте умершие уподоблялись Озирису и это уподобление было залогом бессмертия. Вероятно, этим нужно объяснить наличность цриапов на саркофагах и, в частности, на саркофаге в Лувре, который, как о том гласит надпись, был гробницей одного жреца в царствование Псаметиха I. Действительно, на одной из наружных стен его мы видим лежащего на спине Озириса с приапом, стоящим перпендикулярно к его телу. Это символ жизни и плодородия бога Солнца, но, конечно, жрецы ложно истолковали эту эмблему, когда воспользовались ею для религиозной проституции. Такое истолкование было возможно у народов с неразвитым умом, неспособным выделить философскую идею из-под окутывавшего ее материального изображения. Женщины, у которых всегда замечалась любовь к амулетам и другим вещам подобного рода, носили на шее ожерелья с несколькими цилиндрами, нанизанными на двойной железной цепи.
Из цилиндров, хранящихся в кабинете медалей, отметим один под N934: две фигуры, одетые в египетские одежды; каждая держит скипетр, и возле него фигуры Hom'a и Mir'a. На заднем плане видим три символа: птица на человеческой голове, (душа по воззрению египтян), Cteis и мандрагора. На конусе N 1056 мы видим бородатого бога, в египетском платье, в сидячем положении, держит он в руках скипетр. Тут же шар над полумесяцем и Cteis. В той же коллекции встречаем еще несколько конусов с изображением полумесяца, двух шаров с фигурами Mir'a и Cteis; на других изображен Ouoti, — глаз, символ жизни и деятельности. Иногда же полумесяц и над ним Hom, окруженный короной, или же женщина с различными символами и змея Uraeus. Попадаются и непристойные сцены, как на камне N 1104. Наконец, два цилиндра (175, 176) изображают египетскую Венеру с двумя коровьими рогами, — аналогия между Изидой и Венерой ассирийской, которую часто изображают в виде кормящей теленка коровы. Аналогия, как мы видим, полная.
С представлением о куртизанке неизбежно связывается представление о кокетстве и стремлении к украшениям. В зале Юлия II, посвященной памятникам частной жизни египтян, мы находим не только много великолепных драгоценностей, носимых женщинами, золотых браслетов с инкрустацией, таких же ожерелий и перстней с изображением женщины перед Озирисом, но и вообще все предметы, предназначенные для украшения и раскрашивания лица. В одном из шкафов этой залы мы находим также, по описанию Руже, небольшие деревянные и глиняные сосудцы различной формы, в которых египтянки хранили составные части косметик. Главной косметикой была сурьма для глаз; карандаши из дерева, камня и слоновой кости имели тупые концы и форму, приспособленную для того, чтобы не ранить ресниц при этой деликатной операции. Вазочки имели то форму колонны, то форму бутона розы, из эмалированной глины. Уродливый бог Бесс, который, несмотря на свое уродство, играл, по-видимому, наибольшую роль в женском туалете, является одним из украшений этих безделушек.
