— Да кто же, черт подери, будет рассказывать, вы или я? — обозлился сконфуженный шкипер.

— Так ведь она же именно так и сказала; разве я лгу? — настаивал неугомонный штурман.

— Ну, сказала, так что же? Но уж если на то пошло, так вы расскажите и про то, что она и вам залепила, когда вы отказывались от набора в Пунга-Пунга хотя бы за двойное жалование!

Загорелое, бронзовое лицо Спэррохоука заметно побагровело, хотя он всячески старался скрыть свое смущение разными гримасами, ужимками и клокочущим смехом.

— Продолжайте, продолжайте, — торопил рассказчика Шелдон, и Мюнстер стал рассказывать дальше:

— «Нам нужно действовать смело, — говорит она, — иначе мы с ними ничего не поделаем; мы с самого начала должны проявить решительность. Я высажусь ночью на берег и притащу к вам на борт самого Кипа-Кипа, и не буду вызывать охотников на это дело, потому что я уже придумала, кому что надо делать. С собой я возьму своих матросов и одного белого». «Разумеется, вы возьмете с собой меня», — сказал я, так как опять совсем очумел и до того разошелся, что готов был сойти в преисподнюю. «Ну, нет, — говорит она, — вовсе это не разумеется. Вы отправитесь на шлюпке для прикрытия отступления. Куртас будет стоять в лодке у берега. Со мной пойдет Фоулер. Брамс возьмет команду на „Флибберти“, а Спэррохоук на „Эмилии“. Мы отправимся после полуночи».

Невесело, признаюсь, мне было сидеть в этой шлюпке, предназначенной для прикрытия. Никогда я не думал, что мне придется ввязаться в такое щекотливое дело и очутиться в таком гнусном положении. Мы остановились саженях в сорока с лишком от берега и следили за пробиравшейся к самому берегу лодкой. За манговыми деревьями стояла густая тьма и ничего не было видно. Вы помните, Шелдон, этого маленького негра, похожего на мартышку, который служил на «Флибберти» поваром? Так вот этот самый повар лет двадцать тому назад служил лакеем на «Шотландских Героях», а после того как этих «Героев» растащили, он попал в плен и был долго рабом в Пунга-Пунга. Мисс Лэкленд пронюхала эту историю и взяла его с собой в качестве проводника. За это она ему посулила пол-ящика табаку.

— И напугала его до смерти, пока уговорила ехать с нею, — заметил Спэррохоук.

— Да, я никогда в своей жизни не видел ничего чернее этих манговых деревьев. Я всматривался в них так пристально, что глаза мои чуть не лопнули. Потом я глядел на звезды и прислушивался к шуму прибоя. И вдруг слышу собачий лай. Помните эту собачку, Спэррохоук? Я чуть не умер от разрыва сердца, когда это животное в первый раз тявкнуло. Значит, лаяла не на наших. После этого водворилась мертвая тишина, манговые великаны как будто еще больше почернели, и я с трудом удерживался от искушения перекликнуться с Куртасом, стоявшим в лодке у самого берега, чтобы осязательно убедиться, что я не один изо всех наших белых остался в живых.

И вдруг поднялся ужасный гвалт. Этого надо было ожидать, к этому надо было быть готовым, и все-таки я содрогнулся. Такого дикого концерта, раздирающих душу воплей и визгов я в жизни своей не слыхал. Негры, видимо, бросились врассыпную в кусты, а верные таитяне палили в воздух, драли горло и разгоняли перепуганных негров, как зайцев. После этого сразу опять наступила неожиданная тишина, прерываемая писком покинутых ребятишек, заблудившихся в зарослях и жалобно призывавших своих матерей.

Наконец, я услышал шум раздвигаемых зарослей, стук весла о планшир, смех мисс Лэкленд и понял, что все сошло благополучно. Мы отошли от берега без единого выстрела. И, клянусь честью, она доказала, что книги говорят правду, ибо на нашем судне очутился не кто другой, как старикашка Кипа-Кипа, которого мы без всяких церемоний переправили через борт. Он дрожал, как осиновый лист, и щелкал зубами, как перепутанная обезьяна. После этого наше дело пошло на лад. Слово Кипа-Кипа было для дикарей законом, а он нас боялся до смерти. Пока мы стояли в Пунга-Пунга, он все время оставался у нас в плену и отдавал своим подданным, распоряжения.

Этот удачный маневр оказался полезным и в других отношениях. Мисс Лэкленд заставила Кипа-Кипа приказать дикарям, чтобы они возвратили нам все корабельные принадлежности, снятые с «Марты». Каждый день они доставляли разные вещи: компас, блоки и тали, паруса, канатные бухты, медикаменты, сигнальные флаги, словом, все, кроме съестных припасов и консервов, которые они уже того… сожрали. Разумеется, для поощрения она им всем раздавала пачки табаку.

— Да, да, — вставил Спэррохоук, — она подарила этим бродягам штуку коленкора за нижний парус грот-мачты [40], два ящика табаку за хронометр, финский нож (стоящий одиннадцать с половиною пенсов) за девяносто саженей пятидюймового троса. Все это она достала потому, что имела в руках этого старикашку Кипа-Кипа. А вот и она сама!

Шелдон обомлел от удивления, увидев перед собою совершенно преобразившуюся Джен. Пока тянулся рассказ о ее похождениях на Пунга-Пунга, он все время представлял ее себе, как всегда, плохо одетой, в платье, сшитом из оконных занавесок, в рубашке мужского фасона вместо кофточки, в соломенных сандалиях, в стэтсоновской шляпе и с неизбежным револьвером у пояса. Готовое платье, выписанное из Сиднея, совершенно преобразило ее. Простенькая юбка и кофточка из легкой материи придавали ее стройной фигурке элегантный, чисто женственный вид, дотоле ему незнакомый. Ему бросились в глаза также цветные туфли и ажурные чулки, когда он смотрел на нее, проходившую через двор. Необычайный для нее наряд придал ей вид настоящей женщины, и ее дикие приключения, как будто из «Тысячи и одной ночи», показались ему вдвойне чудесными.

Он заметил, когда они пошли завтракать, что Мюнстер и Спэррохоук были поражены не менее его самого ее видом и раскрыли рты от удивления. Они перестали обращаться с ней запросто, по-товарищески, и как будто сразу прониклись глубочайшим почтением и уважением к ее особе.

— Я открыла новое место для вербовки, — сказала она, принимаясь разливать кофе. — Старик Кипа-Кипа, я уверена, никогда меня не забудет, и отныне я имею возможность сколько угодно вербовать там рабочих, когда захочу. В Гувуту я виделась с Морганом. Он готов заключить контракт на доставку тысячи рабочих по сорока шиллингов с головы. Говорила я вам или нет, что получила разрешение вербовать чернокожих на «Марте»? Я выправила свидетельство, дающее мне право набирать по восьмидесяти чернокожих в каждую поездку на «Марте».

Шелдон с горечью улыбнулся. Изящная женщина в европейском костюме куда-то исчезла, и вместо нее перед ним очутился опять своенравный, авантюристически настроенный мальчик.

— Хороши вы, нечего сказать! — вздохнула Джен. — Я демонстрирую перед вами усовершенствованные американские методы, которые оказываются удачными и приводят к осязательным результатам, а вы по-прежнему хандрите.

Прошло пять дней со времени ее возвращения. Джен и Шелдон стояли на веранде и смотрели на «Марту», отходившую от берега. В продолжение этих пяти дней Джен ничем ни разу не выказала своего задушевного желания, но Шелдон, который в данном случае читал в ее душе, как по книге, подметил раз двадцать, как она старается навести разговор на известную тему в надежде, что он сам предложит ей взять на себя командование «Мартой».

Они долго не могли найти подходящего шкипера. Джен дорожила «Мартой», и никто из предложенных кандидатов не удовлетворял ее.

— Ольсон? — перебила она. — Для «Флибберти» он годится, в особенности если я со своими людьми нахожусь при нем и осматриваю судно, когда оно по его небрежности, того и гляди, расползется по всем швам. Но шкипером на «Марте»? Невозможно!

Мюнстер? Да, это единственный моряк на Соломоновых островах, на которого, казалось, можно было бы положиться. А все-таки он в некотором роде побил рекорд. Он погубил «Юмбаву», причем утонуло сто сорок человек. Он стоял на вахте в качестве старшего офицера и провинился в умышленном отступлении от данных ему предписаний. Понятно, его отставили от должности.