Литмир - Электронная Библиотека

   - А что такого?..

   - Полезть в драку с тремя отморозками - это что?

   - Ну... Это...

   - Что угодно, кроме признака мозговой активности.

   - Я знала, что он сильный...

   - Да, но он не знал, понимаешь?

   Я умолкла.

   - И я вижу, что ты к нему испытываешь чувства...

   Я хотела возмутиться, но передумала. Есть смысл держаться на одном уровне крутости с этим вампиром.

   - Пусть подрастет, тогда посмотрим, - как можно безразличнее сказала я.

   - Я не имел в виду что-то сексуальное.

   - Ох, Мана, с тобой не угадаешь. Конечно, испытываю, он мне достался дорогой ценой, если можно так сказать.

   - Говоришь как о собственном ребенке.

   - Ну, если во мне и впрямь течет вампирская кровь, то это понятно. Вы вон всех вообще родней кличете. Отец мой, дитя мое... И липнете друг к другу. Цыганский табор какой-то.

   Мана серьезно заметил:

   - Ты еще ничего не поняла. Но поймешь.

   - К слову о детях. Ты обещал мне ответы на вопросы. Можешь приступать. Я спрашивала о том, были ли у тебя дети при жизни.

   Лицо моего оппонента застыло, и я с запозданием подумала о том, что Господь меня явно умом обидел. Я забыла, что несмотря на всю свою закалку и жесткость, вампиры тоже способны испытывать боль.

   - Прости. Я... наверное, не могу требовать...

   - Ну почему же? - он неторопливо раздавил в пепельнице окурок. - Я расскажу тебе все, что хочешь.

   - И о том, как ты стал вампиром?

   - Да.

   Было видно, что ему и это неприятно, но я не собиралась обращать на это особого внимания сейчас.

   - Итак, как ты стал вампиром, Мана Депрерадович?

   Он наполнил мой бокал с поистине философской вдумчивостью. Закурил еще одну сигарету. И начал.

   Манойло Депрерадович родился в 1673 году в небольшой деревне на севере Сербии. Север принадлежал Австро-Венгерской Империи, остальная часть страны - Оттоманской. Родители Маны, Невена и Олеко, были крестьянами, бежавшими от притеснения турок под власть австрияков. У них были еще два сына, которые погибли в военных стычках двух империй, и какие-то дети, которых Господь прибрал к себе малышами.

   - Я жил с родителями лет до 10-ти, потом какой-то состоятельный австриец - не помню его имени, собрал в нашей деревне с десяток таких же мальчишек, как и я, и отправил в военную школу недалеко от Вены. Мол, сербы должны служить своим хозяевам. За годы моей учебы я лишь дважды видел родителей.

   Когда Мане стукнуло 18 лет, его взял на службу австрийский князь Данкмар Эрнст де Коллоредо Франц фон Вальдштейн.

   - Он давно ко мне приглядывался. Не могу сказать, что я блистал среди других, но выделялся все же. Граф пару раз беседовал со мной, хвалил за усердие и набожность...

   При этих словах я подавилась.

   - А что странного? - Мана улыбнулся невесело. - Я истово верил. А незадолго до смерти даже дал обеты воздержания, нестяжания... и так далее, - Мана вздохнул, взъерошил волосы руками. Я видела, что ему нелегко вспоминать об этом. - Надо же, прошло столько лет, а у меня все еще что-то... Ладно.

   Князь сделал юного воина своим телохранителем, по крайней мере, он всюду таскал с собой смазливого парня с глазами тигра, как он изволил выражаться. На первую свою войну Мана попал в том же 18-летнем возрасте.

   - Я улетал просто, улетал на поле боя. Я никогда не получал такого кайфа от жизни. Теперь я понимаю, что у меня какое-то отклонение серьезное, а тогда считал, что строю себе лестницу в небо, разваливая саблей до пояса врагов Империи.

   Тогда же он получил первое ранение.

   - Вот, - Мана расстегнул две последние пуговицы на рубашке и приблизился, и я увидела белый шрам на ребрах слева. Я потрогала его пальчиком, попутно окинув взглядом его крепкую фигуру с хорошо развитыми косыми и грудными мышцами. - Он у меня один, к сожалению, остальные ранения были пустяковыми, и больше ничего не осталось на память.

   Я притворно горячо закивала головой, стараясь скрыть смущение от вида его тела. Мана сел на свое место.

   - Франц тогда воевал под началом принца Евгения Савойского, - спокойно повел он дальше свой рассказ. - И вместе с ним мы прошли долгий путь. Для меня принц Ойген до сих пор остается человеком номер один, он тот, на кого стоит равняться. Мы не общались, естественно, я только пялился на него с благоговением...

   - Трудно представить Ману Депрерадовича, пялящегося на кого-то с благоговением.

   - А он стоил того, поверь. Один раз я принес ему письмо от Франца, а принц спросил, как меня зовут. А потом, спустя какое-то время, после битвы назвал меня по имени и сказал, что я отлично сражался. Это был самый лучший день в моей жизни.

   Он рассказывал, а я видела в нем некий след того мальчика, которым он был. Этот мальчик так и не исчез окончательно.

   - Как-то так оно и шло. Принц одерживал победы, терпел незначительные поражения, а с ним и мы. Много всякого было... Только война. Всю свою смертную жизнь я отдал войне.

   В 1697 году мы напали на турков при Зенте. Это на территории Сербии. И это была одна из самых значительных побед наших - да что там, самая. Нас было полста тыщ, турков - на тридцать тысяч больше. Мы напали, когда они вброд переходили Тису. Из наших мы потеряли 500 человек, ранены еще тысячи две были. Турки потеряли только утонувшими десять тысяч, в целом же мы положили тогда в три раза больше. Остальные бежали, причем так бестолково, что побросали все. Мы взяли их орудия, казну и государственную печать. Кроме того был захвачен гарем Мустафы. Сам султан бежал.

   Мана прервался, потер переносицу пальцами. Было заметно, что он подходит к скользкой теме.

   - Ну, и вот я на поле боя, кто помчался за турками, кто куда, а я был недалеко от Франца, который с остальными суетился возле добычи. И вот смотрю на пейзаж, на разбитые повозки - мы же их при продвижении захватили, помнишь? И вижу, как наши парни вовсю развлекаются с турчанками. Зрелище не для слабонервных. Я не слабонервный, но было неприятно, я уже хотел уйти, но среди женщин, вытащенных из кибиток, я увидел одну... С нее стащили покрывало, она кричала. И я поехал туда, лишь услышав ее французскую речь, отогнал солдат и увез ее оттуда. Собственно, делать мне с ней было нечего, поэтому я сдал эту женщину Францу.

   Она назвалась Сабриной Д`Агассо, рассказала, что была дочерью знатного лангедокского дворянина-винодела, что плыла пять лет назад на корабле с отцом из Марселя в Геную, когда их захватили турки. Отца убили, а ее подарил позднее некий паша своему султану, Мустафе II.

   - Франц подпал под ее очарование сразу же, - сказал Мана, - ей даже не надо было внушать ему ничего. Как ты поняла, она была вампиром.

   Франц не мог нарадоваться на свою прелесть, привез ее с собой в Вену, разодел, увешал золотом и камнями. Легенда о дочери реально существовавшего Д`Агассо пошла гулять по столице. Как узнал Мана позднее, данный дворянин-торговец с дочерью плыл на том же корабле, что и Сабрина, так что ее ложь могла просуществовать довольно долго.

   Мана жил в одной комнате с садовником князя, молодым парнем, своим ровесником. Тот засыпал всегда раньше, а Мана еще читал какое-то время.

   - И вот, где-то через два месяца по прибытии в Вену - князь восстанавливал своих бойцов, наслаждался обществом Сабрины и выходами в свет... Через два месяца она впервые пришла ко мне.

   Мана сказал это таким зловещим тоном, что по спине пробежал мороз.

   - Я смутно помню первое время, - вампир обвел глазами потолок. - По прошествии стольких лет все как в тумане, а тогда было еще хуже. Я ничего не понимал. А она приходила именно как приходят вампиры в старых книгах, - он усмехнулся. - Ночью, внушив мне, что это сон, пила мою кровь, занималась со мной любовью и уходила. Она зачаровала и моего соседа. Вскоре мы с ним начали обмениваться мыслями о том, что происходит что-то странное. И лишь пришли к согласию о том, что надо действовать вместе, как Эрнест - мой сосед - умер. Я знал, почему и от чего он умер. Он мешал Сабрине уединяться со мной.

4
{"b":"165618","o":1}