У Харнака с Зигом сразу же установились самые сердечные отношения. Одной из причин, послужившей быстрому сближению, было то, что жена Харнака Милдрет — американка по происхождению. Сам Арвид изучал в Медисоне, в США, политическую экономию. Там он познакомился с Милдрет Фиш, которая стала его женой.

После знакомства с Зигом связь Харнака с Коммунистической партией Германии уже не прерывалась.

В тридцать первом году доктор Харнак организовал «Общество по изучению советского планового хозяйства». В тридцать втором году с группой своих слушателей — экономистов и инженеров он выехал в длительную служебную командировку в СССР.

То, что он увидел в Стране Советов, превзошло все его ожидания. Симпатии, которые он давно испытывал к русской революции, перешли в нечто большее. С тех пор Харнак видел будущее Германии в социализме.

Отличное знание экономики, глубокие знания планового хозяйства СССР привлекли внимание крупных нацистских чиновников к Харнаку. Конечно, им ничего не было известно о подлинных настроениях Харнака, о его связях с коммунистами. Он вел себя настолько осторожно и предусмотрительно, что слежка, которая велась за ним первое время после возвращения из СССР, прекратилась.

Доктору Харнаку предложили пост правительственного советника в министерстве экономики. Промышленность Германии, работавшая на войну, нуждалась в координации и подчинении интересов частных фирм интересам национал-социалистского государства. В главном же их интересы совпадали: «короли пушек» хотели получать огромные прибыли, а Гитлер — оружие для ведения войны. Был разработан первый четырехлетний план. В его разработке принимал участие доктор Харнак.

Поезд Берлин — Росток подходил к конечной остановке. В нем ехали Харнак с женой и Зиг.

Выйдя на перрон в Ростоке, Йон Зиг пересел на пригородный поезд. Через пятнадцать минут он бесшумно тронулся. Небольшой состав тащил тепловоз.

Миновали мост. Город лежал внизу. Слева по ходу движения в зелени деревьев выделялись коттеджи из красного кирпича. Под каждым коттеджем — два гаража. Двухэтажный коттедж был рассчитан на две семьи. Это был один из первых показательных рабочих поселков. Гитлер обещал немцам сначала работу, потом работу и кусок хлеба с маслом, потом собственный дом, «фольксваген». Коттеджи с гаражами под домом и должны были служить «наглядным пособием», «реализованной мечтой» немецкого рабочего. Конечно, таких городков пока насчитывалось в Германии всего с десяток. В такие городки общество, заменившее германские профсоюзы «Сила через радость», занимавшиеся организацией туристских поездок и экскурсий для рабочих, не раз привозило сюда делегации из разных городов, которые воочию должны были увидеть свое будущее. Руководство нацистской Германии хорошо понимало: толкнуть народ на невиданную по своим масштабам войну, заставить его воевать — мало только пропагандистских слов, мало насилия, террора против инакомыслящих. Нужна еще приманка — конкретная, зримая, действующая.

После короткой остановки поезд пошел дальше. Теперь дорога шла вдоль авиационного завода Хейнкеля «Мариине».

На огромном аэродроме, покрытом белыми бетонными плитами, роились самолеты. Их гул заглушал жалкое тарахтение дизельного двигателя тепловоза.

Со взлетной полосы оторвался хейнкелевский бомбардировщик и быстро стал набирать высоту. Из «чрева войны», каким был «Мариине», вылетел еще один стервятник.

В пригородном поезде не было служебного купе. Йон Зиг ехал в двухэтажном вагоне наверху. Отсюда открывалась широкая панорама на завод и синеющий за ним залив Варнов.

Старший правительственный советник Арвид Харнак любил останавливаться в Варнемюнде в небольшом, но уютном частном пансионате на тихой Кирхенштрассе, возле рыбачьей гавани. Из окна его комнаты виднелся лес мачт рыбацких ботов, стоявших в узком затоне. В распахнутое окно веяло прохладой с моря. Оно тоже хорошо было видно из окна.

Белые гребешки волн бежали по синей поверхности.

Распаковав вещи, Арвид и его жена Милдрет решили немного погулять. Уже начинало вечереть. Солнце шло на закат. Длинные тени от деревьев быстро тускнели, а потом и вовсе исчезали. Теперь заходящее солнце освещало только облака над морем, и багровый отсвет от них лег на воду.

Арвид и Милдрет прошли по молу к маяку. Мол глубоко вдавался в море и служил границей судоходного канала. Слева от мола тянулся бесконечный песчаный пляж-мелководье, где вода в теплые летние дни прогревалась до восемнадцати — двадцати градусов.

В рыбачьем затоне стояла яхта Шульце-Бойзена. Руководители антифашистской подпольной организации — Шульце-Бойзен, Харнак и Зиг — время от времени совершали прогулки на этой яхте. Вдали от людских глаз и ушей они могли спокойно обо всем поговорить. Прогулки на яхте людей, связанных дружбой и, можно сказать, равных по своему положению в обществе, не должны были привлечь внимание гестапо и СД. «Тайных, нелегальных встреч мы должны избегать. Надо встречаться легально. Нужен только хороший предлог». Эта идея принадлежала Шульце-Бойзену, и она сразу пришлась по душе и Харнаку, и Зигу, и другим друзьям Бойзена. Конечно, они могли встречаться также и у кого-нибудь на дому. Что они иногда и делали. Но надежнее всего была яхта. И Харнак и Бойзен знали, что подслушивающая аппаратура в нацистской Германии стала почти совершенным инструментом. Прослушивание в домах возможно не только во время телефонных разговоров, но и в то время, когда телефон не работал. Достаточно в аппарат вмонтировать такую маленькую штучку, и можно включаться в подслушивание в любое время.

Яхту Шульце-Бойзена в Варнемюнде обслуживал один моряк, на которого он мог полностью положиться.

Вот почему наиболее важные встречи руководителей организации Шульце-Бойзена — Харнака происходили на яхте.

Со дня нападения Германии на Советский Союз прошло всего шесть дней, но возникла необходимость встретиться и поговорить.

Форштевень яхты резал голубовато-зеленую поверхность моря. Белые усы разбегались от острого носа по обе стороны. Тихий шорох воды за бортом действовал умиротворяюще. Нежаркое северное солнце приятно гладило тело.

Либертас в голубом купальнике устроилась на носу, Милдрет — тут же неподалеку, на банке[9] у правого борта. Фрау Харнак была в легком, но закрытом платье и большой соломенной шляпе. Милдрет не любила загорать. Ее тонкая белая кожа от солнца грубела, а черные волосы выгорали. Либертас напротив — обожала солнце. В имении своего отца в Либенберге в детстве она целыми днями играла на солнечных лужайках с детьми крестьян. Она была, можно сказать, сорванцом. Все шалости в кругу ее сверстников исходили от нее. Ее вьющиеся и в детстве волосы за лето слегка бледнели, а чуть вздернутый носик блестел от загара. Любовь к солнцу она сохранила и когда стала взрослой женщиной. Она очень обрадовалась, когда Харро купил яхту.

Либертас Хаас-Хейе родилась в Париже. Потом, в зрелые годы, она не раз приезжала в этот город. Ей нравилось бродить по Монмартру. Отсюда, с высокого холма, открывался чудесный вид на город. Неподалеку высился собор Сакре-Кёр — Святое Сердце. В детстве ей казалось, что он сделан из взбитых сливок и белкового крема — таким он был белоснежным и воздушным. Часами она могла простаивать у мольбертов художников на площади Тертр.

Либертас росла одаренной девочкой. Увлекалась музыкой, писала стихи. В семнадцать лет она написала стихотворение «Либенбергские рабочие».