— Качан, стой и не рыпайся, потом объясню. Один хрен ты с первого раза не въедешь, — ответил Хасан.

— Каша, подойди сюда! — крикнул ротный.

Пупсик перешагнул через нитку и направился к ротному, который стоял метрах в пятнадцати от нас и смотрел куда-то вверх.

— Что там такое? — спросил я ротного.

— Еще одна граната лежит на выступе, я сам не дотянусь до нее, надо чтоб кто-то на плечи мне залез, — ответил ротный и спросил: — Третью нашли?

— Хасан пошел по нитке, пока молчит, — ответил я.

— Нашел, вон она торчит, но я не смогу ее достать! — крикнул Хасан.

— Татарина на шею посади, он легкий, — посоветовал я Хасану, и обратился к Уралу: — Пошли, Татарин, снимем эту канитель.

— Осторожней там, гранаты на выступе еле держатся! — услышали мы голос ротного.

Мы с Уралом направились к Хасану, все остальные стояли на месте и молча наблюдали за происходящим.

— Залазь мне на шею, снимешь вон ту гранату, — Хасан показал пальцем на «эфку» наверху.

— Давай я залезу тебе на шею, я меньше Урала, — предложил Качан.

— Качан, тебе учебную гранату в руки давать опасно, не говоря уже о боевой, — сказал я Качану.

— Юра, ты че думаешь…

— То, о чем я думаю, еще страшнее того, что говорю, — перебил я Качана.

— Да ладно, Юра, — сказал обижено Качан.

— Качан, стой и молчи, а то сейчас начнешь туфту городить, — ответил я ему.

Урал в это время уже сидел на плечах Хасана и рассматривал гранату.

— У нее кольца ни хрена нету, — сказал Урал.

— А че там тогда? — спросил Хасан.

— Граната вокруг обмотана веревкой на пару витков, она слегка держится на углу выступа, если б мы попытались снять ту ловушку, эта граната упала бы и пизд-нула.

— Ты снимай давай, потом расскажешь, а то я уже запарился тебя держать. Какая у тебя здоровенная жопа, Татарин.

— А говна в ней еще больше, — добавил Качан.

— Осторожней же надо, это вам не шляпу с вешалки снять, — рассуждал Урал, копаясь с гранатой.

— Ты там с веревкой осторожней, а то та, что внизу, шарахнет, — предупредил я Урала.

— Ну что у вас там? — раздался голос ротного.

— Сейчас, уже снимаем, — ответил я.

— Все готово, опускайся, — сказал Урал Хасану.

— Ну наконец-то, у меня уже шея затекла, — проговорил Хасан, медленно опуская Урала на землю.

— И что теперь с ней делать? — спросил Урал, держа в руке гранату без кольца.

— Ну, воткни туда чего-нибудь, проволоки кусок например, — посоветовал Андрей.

— А где я ее тебе возьму? На, возьми гранату, и воткни туда чего-нибудь, если ты такой умный.

— Да на хрена она мне, сам снял, сам и держи.

— Когда выйдем отсюда, выкинешь, — посоветовал ему Хасан.

— А сколько держать-то? Может, мы до вечера по этому коридору шарахаться будем, рука ведь устанет, — не унимался Урал.

К нам подошли ротный с Пупсиком, в руке у ротного была граната, снятая внизу, она была с кольцом, а Пупсик, как и Урал, держал гранату без кольца.

— Обмотайте пока веревкой, чтоб не держать в руке, — предложил ротный.

— Во, блин, точно, а я думаю, что с ней делать, — сказал Урал, и потянулся за веревкой.

Они с Пупсиком, как и велел ротный, примотали веревкой чеки к гранатам.

— Да бросьте их здесь, чего с ними таскаться, не дай бог, еще рванет у кого-нибудь. Идти уже пора, мы и так здесь задержались, — сказал ротный.

Урал с Пупсиком положили гранаты под стенку скалы, и привалили их камнями. Мы отправились дальше, по ходу разглядывая стены скал, нет ли там ниток или еще каких-нибудь хитроумных заморочек. Духи всегда нас озадачивают чем-нибудь, они не дают расслабиться нигде. Надо отдать им должное, они научили нас ведению партизанской войны, а мы оказались способными учениками, хотя заплатили за этот опыт дорогую цену.

Командование наше со временем поняло, что манера греметь железом не всегда дает должный эффект в этой войне, для того чтобы раскрыть замыслы и уловки душманов, нужен изворотливый ум. Бывало, что разработанный накануне план действий рассыпался на первой его стадии, и тогда приходилось действовать при сложившейся ситуации, или как говорится, действовать по обстановке. И тут уж исход операции зависел не от штабных командиров, которые разработали ту или иную комбинацию и дали добро на ее проведение. Исход операции уже зависел от молодого старлея или лейтенанта, мало того, от него еще зависело, все ли вернутся назад. Бывали, конечно, у командиров и промашки, которые приводили к трагическим исходам. Но тот, кто не имел дело с душманами, не имеет право судить офицеров, допустивших эти промашки, эти офицеры не были трусами или глупыми, просто иногда душманы оказывались хитрее.

Если честно признаться, душманы были отличными воинами, мало того, они навязали нам свои правила игры, и мы их принимали. Нередко бывало, что мы даже переигрывали их, в ихней же игре, а бывало, что и ошарашивали своими отчаянными выходками. К примеру, когда израненный солдат остается прикрывать отход взвода или роты, и отстреливается до последнего патрона, а потом подрывает себя гранатой, прихватив с собой нескольких духов, — это заставляло их относится к нам по иному. Без преувеличения скажу: мы заставили душманов, уважать советского солдата.

Пройдя еще метров тридцать по этому коридору, мы вышли из него. Это был конец караванной тропы, перед нами открылась долина. Направо и налево простиралась цепь гор с отвесными скалами. Ротный долго разглядывал долину в бинокль, но душманского каравана видно не было. Вероятнее всего они ушли вдоль гор. Но вот в какую сторону? Горы ведь не забор, вдоль которого все видно.

— Ну вот и пришли. Дальше Иран, можете взглянуть на Иранскую землю, — сказал ротный, и в полголоса добавил: — Хотя для кого-то это не впервой, — и многозначительно посмотрел на Хасана.

— Воды бы где-нибудь набрать, командир, — промолвил Хасан, облизывая губы и прикинувшись валенком.

— Я ссать хочу! — выкрикнул Качан.

— Качан, я тебе сейчас нос отрублю по самую шею, — ответил ему Хасан.

Ротный еще раз осмотрел местность в бинокль, после чего немного постоял в раздумье и, повернувшись к нам, сказал:

— Пошли обратно, здесь нам делать больше нечего. Духи давно скрылись, пока мы с этой мудреной ловушкой возились. Ну, а в общем, задание мы выполнили, а там пусть решают, что делать с этой тропой.

Мы, развернувшись, медленно пошли обратно, эта жара всех нас измотала, вода была на исходе, у многих фляжки были пусты, зато боеприпасов было еще достаточно.

Да, действительно, задание мы выполнили, тропа разведана, а дальше решение за командованием. Ее или капитально заминируют, или завалят проходы взрывчаткой, но нас это уже не касается.

— Может, посидим, перекурим. Ноги уже подкашиваются, — предложил взводный, когда мы вошли в коридор.

— А может, ночевать здесь останемся? — спросил с издевкой ротный, продолжая идти дальше.

От слов, «ночевать здесь», у меня мурашки по коже пробежали. Оказаться ночью в горах, это кошмар особенный, в подобной ситуации про сон, даже думать забудь. Ночь в горах, это царство духов. Кто коротал ночь в афганских горах, по соседству с духами, тот ощутил не только холод, но и постиг чувство настоящего страха. Страх бывает разный, бывает неожиданный, от прогремевшего вблизи взрыва, или от просвистевшей рядом пули, но подобный страх, как неожиданно приходит, так же быстро и уходит, это скорее всего даже не страх, а испуг. А бывает страх продолжительный, леденящий душу и разум, он как туман обволакивает тебя. Этот страх надвигается как ночь, медленно и неизбежно, ты осознаешь, что вырваться из его объятий невозможно. Время будто останавливается, и каждая минута кажется вечностью. В такие минуты поистине вдаришься в бога, молясь в душе и Аллаху и Иисусу, лишь бы только дожить до рассвета. То и дело судорожно сжимаешь холодный автомат, вглядываясь в ночную пропасть, вздрагивая при каждом шорохе, и постоянно озираешься вокруг, напряженно вслушиваясь в тишину. Каждую минуту тебе мерещится дух с кинжалом, вот он уже подкрался к тебе и сейчас перережет глотку, ты с ужасом проводишь ладонью по горлу, и представляешь себя лежащего в луже крови. И это не какой-нибудь напускной страх, который чувствует ребенок под одеялом после страшной сказки. Все, о чем думаешь, может обернуться для тебя роковой реальностью в любой момент.