Вокруг происходило непонятно что, одновременно работали и ДШКа и КПВТ с ПКТ, свист пуль раздавался со всех сторон. Я огляделся вокруг, рядом лежал Сапог, распластавшись, как лягушонок, за колесом сидел Хасан и плевал из подствольника, сопровождая все это благим матом. Высовываться из-за БТРа было как-то страшновато, если пуля от ДШКа попадет в голову, то башка разлетится как арбуз. Но желание увидеть, что все-таки происходит, оказалось сильнее страха, и я высунулся, держа АКС наготове. Метрах в ста пятидесяти горела барбухайка, накренившись на один бок, у нее не было заднего колеса. ДШКа продолжал работать, но пули уже не долетали до БТРа. Из-за сильного наклона кузова, угол подъема на станине, где крепились пулеметы, не позволял поднять стволы выше. Потом духовские пулеметы заглохли, из кузова барбухайки выскочил дух и, прихрамывая, побежал в противоположную от нас сторону, я выстрелил очередью ему по ногам, он упал. Вторая барбухайка была в полукилометре от нас и направлялась в сторону гор.

Возле меня открылся десантный люк, из него появился Туркмен:

— Все живые? — спросил он.

— Да х…й его знает! Качок, Урал! Вы живые там? — крикнул я.

— Да, да все нормально, Качок ранен в бок, но не тяжело, — крикнул в ответ Урал, с другой стороны БТРа.

— Давайте быстро в машину и погнали за второй барбухайкой, а то уйдет сука, — крикнул Туркмен.

— Не уйдет. Дай мне «муху», только быстро.

Туркмен исчез в люке и через секунду появился обратно с трубой в руках. Я взял трубу, выбежал на равнину, взводя на ходу установку. Присев на одно колено, я поймал в прицел барбухайку, шла она на подъем и двигалась медленно, к тому же расположена была боком к нам. Цель была прекрасная, расстояние составляло метров пятьсот-шестьсот от силы.

— Ну, держите бакшиш, сучары, — произнес я со злостью, и нажал на спуск. Ракета быстро пошла на цель, блеснула вспышка в районе кабины, и барбухайка встала, было четко видно, как заполыхала кабина. Я отбросил в сторону пустую трубу, сел на землю и достал сигарету, руки дрожали от пережитого стресса, я с трудом прикурил сигарету, сделал несколько глубоких затяжек, потом медленно поднялся и побрел к БТРу. Неужели все обошлось, я не верил, что остался живой, а перед глазами стояли две дырки от стволов ДШКа, состояние, мягко выражаясь, было жуткое.

Недалеко горела другая барбухайка, я хотел пойти заглянуть в кабину и посмотреть, остался ли кто жив из духов, но потом подумал, да ну их на хер, к тому же Туркмен там поработал из башенных пулеметов, так что навряд ли кто живой остался.

— Ни хрена себе дела, так и ебан-.ться можно, — сказал я приглушенным голосом, подойдя к мужикам.

— Юра, что это было, черт возьми? И вообще, откуда они взялись?! — спросил Хасан с обалдевшим взглядом.

— Пиз…ец подкрался незаметно, вот что это было, — ответил я и сел под колесо БТРа. Потом посмотрел на Хасана, и спросил:

— Хасан, а че ты косяк не забиваешь, а? Как раз самое время.

— Что-то не хочется, — ответил Хасан.

— Руки дрожат наверно? — начал я подкалывать Хасана, хотя самому мне было не смешно.

Хасан подскочил и протянул мне руки со словами:

— На, на, смотри. Ну, где они дрожат?

— Да ладно, убери руки. У меня у самого они дрожат, еле сигарету подкурил, — сказал я глядя на Хасана.

— Скоре всего, духи хотели заскочить за сопку, чтоб слинять из зоны обстрела, а мы двинули наперерез, и перескочили через эту сопку, — заявил Туркмен высовываясь из люка.

— Скажи, что мы наебн-лись с этой сопки. Туркмен, так ведь можно и в пропасть улететь. Ты че, не видел, куда летишь?

Туркмен посмотрел вверх, потом на меня и, присвистнув, спросил:

— Мы живые, или нет?

— Что-то я ангелов не вижу, — помахав руками, как крыльями, сказал Хасан.

— А вон они горят, ангелы твои, — ляпнул я Хасану. И тут вспомнил, что Качок-то ранен. Я встал и спросил:

— А Качок где, что с ним?

— Там он, с другой стороны, наверное, с Уралом, — ответил Хасан.

— А придурок этот где?

— Здесь в БТРе сидит, если еще не сдох с перепугу, — ответил Туркмен.

Я встал и обошел БТР, Урал что-то колдовал над Качком.

— Урал, возьми гранатомет и пальни пару раз по кузову, той барбухайке кабину я подорвал, а будка вроде целая, хоть там никого не видно было, но для верности все же не мешало б еще долбануть.

Урал молча встал, взял гранатомет, и полез в люк за гранатами.

Качок полулежал на боку, облокотившись на локоть, бок его был перетянут бинтом, а лицо было перекошено от боли.

— Ну, как ты? — спросил я его.

— Если не считать пробитого бока, и то, что я чуть не обосрался от страха, то в остальном все нормально.

— Бок сильно задело?

— Да не знаю, черт… боль жуткая, там торчит что-то, я чувствую.

— Дай посмотрю, если есть там что-то, то надо вытащить, а то так и будешь мучиться.

За БТРом раздался выстрел, потом второй, это Урал из гранатомета добивал барбухайку.

Я снял перевязку сделанную Уралом, рана была как порез, сантиметра четыре длиной, кровь шла не очень сильно, я раздвинул рану, что б посмотреть глубоко ли его зацепило.

— А-а-ай! Юра, ты че делаешь, гонишь что ли?! — закричал Качок.

К нам подошли Хасан и Туркмен, и сели на корточки.

— Ну, че там? — тихо спросил Хасан.

— Да хрен его знает, на пулю не похоже, — ответил я. Потом спросил Качка:

— Качок, может, когда ты падал, зацепился за какую-то ерунду?

— Какой хер зацепился, я же говорю там торчит что-то, — стеная, ответил Качок.

— Так. В общем надо доставать. Качок, ты как, готов терпеть боль?

— А что мне остается? Или может, посоветуешь, как ее не терпеть?

— Давай косяк ему забьем, он выкурит, может, не так больно будет, — предложил Хасан.

— Да че толку твой косяк, надо героин или на крайняк промедол. У нас есть что-нибудь? — спросил я.

— Только «баян», но заправить его нечем, — ответил Туркмен, разводя руками.

— Сапог! — крикнул я.

Из люка показалась морда, вся в пыли.

— Канистру тащи! — крикнул я ему.

— А? — издал короткий звук Сапог.

— Ну че ты на меня уставился? Канистру с брагой неси, труп ходячий. Сапог полез на броню за брагой.

— Бля буду, везет же дуракам, на броне остался, и ни хрена ни одна пуля не попала. Я наверх посмотрел, вижу, Сапог сидит на броне, уцепившись за ствол пулемета. Ни фига себе думаю, подпрыгнул и дернул его за штанину, он грохнулся оттуда, как мешок с говном, — начал я рассказывать, смеясь.

Тут Туркмен подпрыгнул:

— А я думаю, че за ерунда, поворотный механизм на пулеметах заклинил, что ли, а это оказывается Сапог на них висел, ишак.

Мы начали смеяться, напряжение и страх прошли, наступило время обсуждать произошедшее.

— А-а-ах, бля! Да не смешите вы, и так больно, черт возьми, — простонал со смехом Качок.

— Мужики, надо Качка оперировать, а то мы забазарились. Сапог, ну где ты там, черт тебя возьми? Давай быстрее брагу неси, тормоз х…ев! — крикнул я Сапогу.

Я легонько похлопал Качка по плечу, и сказал:

— Держись, Качок, сейчас браги литр хапнешь, и будет все нормально, вытащим тебе эту канитель.

Сапог принес канистру и поставил рядом со мной.

— Ну как ты Сапог, крыша не поехала еще? — спросил я его.

— Чуть не поехала, — дрожащим голосом пролепетал Сапог.

— Скажи спасибо, что тебе ее не снесло вообще. Кружки тащи, и пару банок тушенки.

Сапог опять убежал. Я посмотрел на небо, день шел к закату, через часа три-четыре стемнеет, надо побыстрее сматывать отсюда.

— Дело к закату, мужики, — показав на солнце сказал я.

— Время еще есть, успеем, — сказал спокойно Хасан.

— А БТР как? — спросил я Туркмена.

— В командирское окно пуля попала, на своем-то я успел щиток захлопнуть, а в остальном, все нормально.

— Ну надо же, мы просто в рубашке родились, я думал нам пи…дец всем, а тут все так обошлось, я до сих пор не могу поверить.