Несмотря на то что ополчение должно было создаваться, как мы уже знаем, на добровольной основе, среди материалов об исключении из партии я обнаружил следующую запись:

«15.07.41 Парторганизация симферопольского мясокомбината исключила из рядов членов ВКП (б) Пичужкина Ивана Васильевича, 1887 года рождения, «за невступление в ряды народного ополчения». Все последующие инстанции утвердили исключение, но уже с другой формулировкой: «За проявление великодержавного шовинизма и за неустойчивость» [7, с. 48].

Не будем гадать, что скрывается под понятием «великодержавный шовинизм».

20 августа 1941 года на заседании бюро обкома впервые упоминается об опасности, которая нависла над Перекопом. На основании решения Ставки Верховного Главнокомандования о создании особой 51-й армии создается правительственная комиссия для проведения мероприятий по обороне участков Перекопского и Чонгарского перешейков.

Пункт 4-й гласил: «Приступить к переселению всего населения в местности к северу по линии Ишунь – Тюн – Джанкой, разместив их в местностях, освободившихся в связи с эвакуацией из Крыма немецкого населения. Закончить эту работу не позднее 23 августа» [7, с. 11].

Факт депортации этнических немцев на заседаниях бюро ранее не рассматривался. Вероятно, решение принималось на другом уровне. Удивило то, что депортация, оказывается, не носила сплошной характер. По каждому району был отдельный список на 10–15 человек, которым, с разрешения секретаря райкома, была предоставлена возможность остаться в Крыму. Как правило, это были представители партийно-хозяйственной номенклатуры немецкого происхождения.

Тех сил, которыми располагал находящийся в Крыму 9-й армейский корпус, для обороны полуострова было явно недостаточно. В приказе Верховного Главнокомандующего И. В. Сталина от 14 августа 1941 года о формировании на его базе отдельной 51-й армии помимо уже имевшихся 106-й и 156-й дивизий в нее были включены 271, 276-я стрелковые, 40, 42-я и 48-я кавалерийские дивизии, которые в срочном порядке перебрасывались на полуостров. Началось формирование четырех дивизий из жителей Крыма, которые по той или иной причине еще не были в армии.

Вопреки общему правилу крымские дивизии получили не боевые номера из всесоюзного регистра, а условные: 1-я Крымская (формировалась в Евпатории), 2-я Крымская (Ялта), 3-я Крымская (Симферополь), 4-я Крымская (Феодосия).

15 августа в Симферополе в помещении Театра юного зрителя (здание не сохранилось: на его месте построен дом на ул. Горького, 31) разворачивается управление 3-й Крымской дивизии и начинается комплектование ее частей. Вот тут и пригодились заявления ополченцев, которых стали зачислять в уже реально создающиеся дивизии.

Командиром 3-й Крымской дивизии был назначен кадровый командир, а вот политсостав – все вчерашние симферопольцы. К примеру, секретарь симферопольского горкома партии Г. П. Кувшинников стал начальником политотдела дивизии; директор моего родного автодорожного техникума В. М. Гнездилов – комиссаром стрелкового полка; директор автобазы «Союзтранс» А. В. Подскребов – комиссаром гаубичного полка, еще недавно в списках народного ополчения он фигурировал как комиссар коммунистического батальона народного ополчения Железнодорожного района, О. А. Караев – комиссаром 514-го сп.

12 сентября 1941 года разведывательные группы противника появились на Перекопском направлении. 15 сентября был захвачен Геническ, а на следующий день враг подошел к Чонгарскому мосту и Арабатской стрелке. В этот день именно там оказался вездесущий журналист Константин Симонов, о котором речь пойдет несколько позже. Его впечатления были совершенно безотрадны. Видел он, что бойцы наши вооружены из рук вон плохо, артиллерии нет, окопы – это только то, что еще не окончательно разрушилось после Гражданской войны. И самое поразительное – на Перекопе и Чонгаре почти не было наших войск.

Объяснить этот, в общем-то, необъяснимый факт можно тем, что командование отдельной 51-й армии, а прежде всего лично генерал-полковник Ф. И. Кузнецов, зациклились на идее высадки в Крыму крупного морского или воздушного десанта противника. На возможность такого развития событий их постоянно ориентировал и Генеральный штаб. Вот почему дивизии 51-й армии были равномерно рассредоточены по всему крымскому побережью, и только 3-я Крымская оставалась в центре, в Симферополе, в качестве резерва. На Перекопском и Чонгарском направлениях, как и везде, находилось по одной дивизии.

Противник же создал мощную группировку, в которую вошли румынский горный корпус, артиллерийская группа резерва Верховного командования, авиационная группа 4-го воздушного флота и собственно части 11-й армии. В сентябре это составляло около 124 тысяч человек, около 2 тысяч орудий и минометов, 150 самолетов-бомбардировщиков.

Наше командование, в целом располагая в людях почти таким же количеством, выдвинуло против наступающего противника всего лишь 30 тысяч бойцов и командиров. Можно только поражаться мужеству воинов 156-й стрелковой дивизии генерала П. В. Черняева, которые утром 24 сентября выдержали обрушившийся на них удар.

В Симферополе, в штабе 51-й армии, к сожалению, не почувствовали той смертельной опасности, которая нависла над Крымом. Бойцы 3-й Крымской дивизии собирали в полях листовки с фотографией якобы оказавшихся в плену сыновей Сталина и Молотова.

В находящемся в чуть менее ста километрах от места боев штабе отдельной 51-й армии продолжалась обычная, мирная жизнь. В это трудно поверить, но по воскресеньям штаб был пуст – все командиры спокойно отдыхали с семьями. Заместитель командующего генерал П. И. Батов, лично побывав на Перекопе, уже осознал масштабы грозящей катастрофы и требовал усиления северного направления. Его поддерживали член Военного совета А. С. Николаев и 1-й секретарь Крымского обкома партии В. С. Булатов, который даже направил письмо в Ставку с просьбой заменить Ф. И. Кузнецова на его посту. Бесполезно. Только 26 сентября, через две недели с начала наступления противника на Перекопе, когда 156-я дивизия почти полностью погибла в неравных боях и фронт был прорван, Ф. И. Кузнецов решился отдать приказ на переброску частей 3-й Крымской дивизии на подмогу защитникам Перекопа.

Двигалась она по степи без авиационного прикрытия. Подверглась жесточайшей бомбежке и еще до вступления в бой понесла страшные потери. В этот период поступает сообщение о присвоении 3-й Крымской дивизии общесоюзного боевого номера.

Пусть простит меня читатель, но я вынужден сделать небольшое отступление. Боевой номер части – это прежде всего строжайшая военная тайна, о которой бойцы и командиры не имеют права рассказывать никому. В обиходе используются цифровые, ничего не значащие обозначения типа в/ч 42807 и т. д. Есть еще и номер полевой почты, который может и должен меняться, чтобы сбивать с толку разведку противника. Боевой же номер дается один раз на всю, долгую или короткую, жизнь подразделения. Все может случиться, погибнут тысячи, но оставшиеся в живых вынесут боевое знамя – и дивизия будет жить. Ее пополнят новыми бойцами и командирами, и с тем же номером, с тем же именем она будет жить и воевать дальше. Hо случись беда, и святыня части окажется в руках противника – все! Часть как боевая единица прекращает свое существование. И пусть останутся тысячи живых бойцов – они пойдут на пополнение других частей.

Когда во второй половине сентября 3-я Крымская дивизия получила свой боевой номер – 172-я стрелковая дивизия, никто, ни ее командир, ни бойцы, не знали, продолжателями чьей истории они являются.

Тогда, в 1941 году, ее не знал почти никто, но зато потом, через десятки лет, о ней, о ее боях читал или видел на экранах кинотеатров и телевизоров, наверное, каждый. Это была та самая дивизия, которая описана Константином Симоновым в его книге «Живые и мертвые».

Это была кадровая, довоенная дивизия, которая в 1939 году была сформирована в городе Сталиногорске Тульской области. Ее первым командиром был полковник Я. Г. Крейзер, тот самый Я. Г. Крейзер, который в 1944 году уже генерал-лейтенантом будет командовать 51-й армией, освободившей Крым.