Не справившись с задачей уничтожения партизан, каратели тем не менее создали реальные предпосылки для уничтожения партизанского движения в целом, подорвав его и без того слабую продовольственную базу.

То, что в составе карательных подразделений в этот раз действовали исключительно румыны, наглядно подтвердило, что поставленная перед войсками задача: уничтожение партизан в открытом бою – была изначально не реальна. Они не знали леса, передвигались преимущественно по дорогам, по берегам рек, по проторенным тропам…

Но самый главный фактор, не позволивший противнику покончить с партизанами зимой 1941 года, заключался в том, что привлеченные против партизан войска были срочно нужны под Севастополем, где 17 декабря 1941 года начался новый, уже второй штурм города.

А теперь обратимся к немецким документам:

«Обобщенные данные разведотдела 11-й Армии о трофеях и потерях в боях против партизан:

1. Разгромлено 16 баз партизан.

2. Трофеи:

75 гранатометов, 3 станковых пулемета, 1 ручной пулемет, 5 автоматов, 736 винтовок, 7 складов с продовольствием, 1 склад боеприпасов, 56 ящиков боеприпасов для гранатометов, 18 пулеметных лент, 2500 патронов и 23 ящика патронов, 124 ручные гранаты, 5 немецких и несколько румынских касок, 2 мешка мин, 3 грузовые машины, 4 лошади, 1 разбитая радиостанция, 540 ручных гранат, теплая одежда, 1 санитарный ящик, 5 немецких шинелей, немецкие карты и консервы, овощи, бараны, свиньи. Кроме того, еще оружие, боеприпасы и другое военное снаряжение.

3. Уничтожено:

6 грузовых автомашин, 2 легковые автомашины, 4 повозки, 4 склада с продуктами,

1 радиостанция, 3 емкости с маслом, 2 емкости с бензином, 16 пулеметов,

большое количество оружия, боеприпасов, ручных гранат и другого оборудования.

4. Захвачено в плен партизан и несколько подозреваемых гражданских лиц – 490 чел.

5. Убито партизан – 470 чел.

6. Немецкие потери:

убитых – 45 чел., раненых – 72 чел., пропало без вести – 1 чел.» [81, с. 6].

При четком понимании того, что любая официальная отчетность – и немецкая, и наша – весьма далека от истинного положения дел, тем не менее предоставленный отчет не вызывает у меня чувства недоверия. Поясню только в отношении автомобилей, которые были обнаружены карателями. В конце октября 1941 года едва ли не каждый отряд имел свой автомобильный транспорт. В Симферопольском автобусном парке мне довелось работать со Станиславом Витомским, который рассказывал, что первое время на «эмке» (М-1) возил по лесу командира 3-го партизанского района Г. Л. Северского, но очень скоро автомашину пришлось бросить. Во время прочеса она, по-видимому, и попала в число этих двух легковых автомобилей.

Об упомянутых рациях мы тоже уже писали, к сожалению, они не работали, иначе их бы спасали, как самое ценное.

Что интересно, нет ни слова о тех 450 000 советских рублей, которые оставил в лагере И. Г. Генов.

Насколько правдоподобны сведения о захваченных в плен партизанах, комментировать не будем, так как под эту категорию официально подпадает любой житель Крыма, а вот в отношении числа убитых партизанах – 470 человек попробуем порассуждать.

В своем письме от 21 марта 1942 года А. В. Мокроусов докладывал, что «партизаны потеряли убитыми 175 чел., ранеными – 200, без вести пропало – 73 (в том числе генерал-майор Аверкин)» [42, с. 205].

Поскольку в условиях партизанской борьбы в Крыму при полном отсутствии тыла едва ли не любое ранение считалось смертельным, то число погибших, раненых и пропавших без вести (175 + 200 + 73 = 448) соразмерно тому, что указывается в немецких источниках.

В отношении же потерь оккупантов (45 человек) я даже не буду сравнивать их с тем, что написано в мемуарах и официальных отчетах наших участников этих же событий.

В моей памяти сохранился рассказ моего отца, в годы войны штурмана ПЕ-2, о том, что после каждого боевого вылета он письменно докладывал в штаб о числе уничтоженных автомобилей, танков и, что самое удивительное, – солдат и офицеров противника. Поскольку, как правило, бомбометание велось с большой высоты, при этом нередко приходилось отстреливаться от наседавших истребителей, то ни летчик, ни штурман, ни стрелок-радист понятия не имели о последствиях своего бомбоудара, но писали… Таковы были правила игры.

Я решил показать приведенный выше отчет человеку, который принимал в этих событиях самое непосредственное участие, в ту пору разведчику 3-го партизанского района Дементьеву Николаю Ивановичу.

На мой вопрос о том, чем запомнился ему этот первый прочес, Николай Иванович ответил: «Тогда я отморозил себе уши». В целом же с военной точки зрения первый прочес не относится, по его мнению, к наиболее драматичным страницам партизанской жизни, были в дальнейшем события и пострашнее. В целом же отчет не вызвал у него недоверия.

Хочу обратить внимание читателей на то, что в немецком документе упоминаются одиннадцать обнаруженных и уничтоженных продовольственных баз.

В нашей мемуарной и исторической литературе все продовольственные базы уже давно были «разграблены татарами». В действительности, как мы видим, они прекратили свое существование в результате первого прочеса.

Сохранились в неприкосновенности продовольственные базы:

во II районе – Зуйского и Джанкойского отрядов;

в III районе – Евпаторийского отряда;

в IV районе – Ак-Мечетского отряда [84, с. 86].

Голод надвигался не по дням, а по часам, становясь самым беспощадным врагом крымских партизан.

Недостаток, а потом и полное отсутствие продовольствия выступили катализатором многих противоречий. Вот что писал в политдонесении за декабрь 1941 года комиссар 2-го партизанского района Е. А. Попов:

«В районе 600 стойких партизан. Отряд Чуба потерял все свои базы. Интересно отметить, что главными нытиками являются так называемые «ответственные». Так, например, прокурор Красноперекопского района т. Хаджинов открыто высказывает недовольство и проявляет недисциплинированность; начальник районного НКВД Тютерев мрачен и проявляет полную бездеятельность; райуполномоченный НКВД Леонов заявляет о нежелании активно работать; заврайзо Шотин отказался принимать присягу партизан; секретарь РК ВКП(б) Золотова особой пользы отряду не приносит. Характерно отметить, что носителями отрицательных настроений являются в большинстве своем коммунисты и в меньшинстве – беспартийные» [13, с. 14].

В данном документе я бы хотел обратить внимание на негативное отношение кадрового военного полкового комиссара Е. А. Попова к партизанам из числа бывших «ответственных работников». Я не ставлю выводы Е. А. Попова под сомнения, хотя «нытиков» хватало и в числе профессиональных военных, об этом мы поговорим немного позднее. Пока противоречия были связаны исключительно с кадровыми вопросами. А. В. Мокроусов массово смещает вчерашних секретарей райкомов и председателей райисполкомов и назначает на их посты кадровых военных. После прочеса на первый план вышли проблемы продовольствия.

А вот как представилась жизнь в партизанском отряде глазам другого кадрового военного капитана И. И. Юрьева, описанная им в его докладной на имя командира 2-го партизанского района И. Г. Генова. В данном случае речь идет о Сейтлерском партизанском отряде:

«Землянки расположены скученно, бессистемно, не отвечают боевой готовности.

Занятия в отряде не проводятся, несмотря на то, что личный состав не знает автоматического оружия, РГД и др.

Посты расположены крайне близко к расположению отряда и выставляются без учета основных направлений. Выставляются шаблонно, без учета обстановки, погоды, местности.

Скученность людей в землянке привела к вшивости. При наличии эпидемических заболеваний отряду грозит уничтожение не от рук немецко-фашистских войск, а от паразитов.