— Твой сын еще не умер! — многозначительно произнес Мальдар.
Измученный отец вскрикнул. Итак, надежда не обманула его — Сперо еще был жив.
Оправившись от волнения, он сказал:
— Я знаю тебя! Ты — Мальдар, которого я приютил на своей яхте! Что я сделал тебе худого и за какое преступление ты мстишь мне, похитив моего ребенка?
— Франция виновата перед нами… и, как француз, виновен и ты!
— Не ты ли сам прежде служил Франции?
— Я притворялся лишь для того, чтобы достичь своей цели.
— Как поступишь ты с моим сыном?
— Это будет зависеть от тебя. Войди к нам, ворота цитадели откроются, но лишь для тебя. Здесь мы и поговорим о выкупе за твоего сына.
— Не ходите, командир,— крикнул Кукушка,— вас заманивают в западню!
Монте-Кристо обратился к Медже:
— Что ты посоветуешь мне? — спросил он.
Медже вздрогнула, затем сказала:
— Иди. Лев не боится тигра.
— Я иду, Мальдар! — вскричал граф.
— Да сохранит вас Бог, командир,— сказал Кукушка,— но если через полчаса вы не вернетесь, я забью тревогу!
Монте-Кристо сошел с груды камней и твердым шагом направился к воротам.
41. Монте-Кристо превращается в Дантеса
Кукушка и Жакопо, оба с заряженными ружьями, поспешли за графом.
— Возьмите нас с собой, господин,— умоляли они.
— Назад! — строго сказал граф.— Я дал слово и сдержу его!
Затем он громким голосом вскричал:
— Мальдар, я здесь, и со мной нет никого!
Ворота со скрипом отворились, и граф вступил во двор, где его тотчас же окружили куаны с факелами в руках.
Затем ворота захлопнулись. Монте-Кристо направился к Мальдару, стоявшему со скрещенными на груди руками. Когда граф приблизился к нему, араб в знак приветствия коснулся рукой своей зеленой чалмы.
Испытующим взором всматривался Монте-Кристо в лицо араба, в мрачно сверкающие глаза, и сердце его сжалось от ужаса. Этот человек казался олицетворением ненависти, а между, тем в его руках находился Сперо…
— Я здесь,— сдавленным голосом произнес граф,— ты позвал меня для переговоров о выкупе за моего сына: каковы твои условия?
— Ты, вероятно, очень любишь сына?
— Только человек, никогда не бывший отцом, может задать подобный вопрос.
— Можешь ли ты пойти на любые жертвы для его спасения?
— Могу, на все! Вели меня пытать, пусть моя кровь по каплям выльется из тела, и, умирая, я буду благословлять тебя, если только ты освободишь моего сына. Но довольно слов, перейдем к вопросу о выкупе… Желаешь ли ты серебра, золота или драгоценностей? Я богат, при помощи моих сокровищ ты мог бы в течение многих лет содержать свои войска, я могу вымостить золотом улицы Уарглы и обогатить тебя так, что в сравнении с тобой сам падишах выглядел бы бедняком! Итак, говори!
По лицу Мальдара скользнула злобно-насмешливая улыбка.
— О, жалкие слепцы! — произнес он с расстановкой.— Вы не хотите видеть! Ты считаешь себя богатым, а между тем, ты — нищий! Один я могу называть здесь себя богатым!
— Что ты хочешь этим сказать?
— То, что я, Мальдар, богаче тебя, графа Монте-Кристо. Я не дрожу, подобно тебе, за то, что для меня дороже всего! У тебя лишь одно сокровище — твой сын, и он в моих руках! Понял ли ты теперь, в чем дело, ты, гордый отец, у которого отняли единственное дитя!
Монте-Кристо содрогнулся: да, этот человек говорил правду! Все сокровища мира отдал бы он за одну улыбку сына.
— Перейдем к делу,— сказал он сурово,— какую сумму ты требуешь?
— Денег мне не надо!
— Возьми мою жизнь!
— Твоя жизнь уже не принадлежит тебе — одно мое слово, и твоя голова скатится к моим ногам.
— Но этим самым ты нарушишь право гостеприимства!…
— О, легковерный безумец,— насмешливо вскричал Мальдар,— разве можно говорить о праве гостеприимства, когда дело идет об арабах и французах? Как воры, под покровом темной ночи явились вы сюда, чтобы завладеть страной ислама и поработить его последователей! Как после этого могу я следовать твоим представлениям о гостеприимстве? Пойми, что здесь больше нет места слову или клятве, здесь идет борьба не на жизнь, а на смерть, война со всеми ее ужасами. Допускается всякая хитрость, любая уловка, если она служит для уничтожения врагов! Я слишком горд для того, чтобы обманывать тебя: ты и твои сообщники проникли в пещеру льва! Право жизни и смерти принадлежит мне, и я могу раздавить тебя, как ничтожного червяка!
Глаза Мальдара сверкали, его рука судорожно сжимала ятаган. Монте-Кристо выслушал его и, пересилив себя, спокойно сказал:
— Так вот каковы учение и заповеди твоего Бога? Не тому учит нас наш Бог: он повелевает нам уважать самих себя и слушаться голоса совести! Говори что хочешь — ты жалкий трус, заманивший в западню врага, чтобы погубить его!
— Подожди немного,— возразил, стиснув зубы, Мальдар,— ты скоро на коленях будешь молить о пощаде!
Он подозвал одного из куанов, шепнул ему на ухо несколько слов и затем предложил графу последовать за ним.
Они вошли в большую круглую комнату, в которую вела тяжелая, обитая железом, массивная дверь. Монте-Кристо осмотрелся. Вдруг ему показалось, что стена раздвинулась — и при тусклом свете он увидел Сперо. Мальчик стоял на коленях, его держали два куана, а третий занес над головой ребенка топор.
— Мое дитя! Мое дитя! — вскричал граф.
Казалось, Сперо услыхал эти слова: он поднял связанные руки и зашевелил губами, но отец ничего не услышал. Он видел мальчика, но сын не видел отца.
— Когда я подниму руку,— прошипел над ухом несчастного отца Мальдар,— этот топор упадет на голову твоего сына! Понял ли ты меня? А теперь слушай внимательно: от тебя одного зависит спасение твоего сына!
— Говори,— почти беззвучно ответил ему Монте-Кристо.
— Мне не надо ни твоего золота, ни твоей жизни, я требую иного. Мне известно, кто ты такой, каким влиянием пользуешься среди французов, которые вполне доверяют тебе… И поэтому подчинись безусловно моему требованию, если не хочешь, чтобы твой сын умер на твоих глазах!
— Но чего же ты требуешь? Говори, говори!
— Не торопись. Узнай сначала, какая смерть ожидает его! Медленно, с расстановкой будут терзать палачи его тело: под их ятаганами он будет корчиться и извиваться, подобно голубке, попавшей в когти ястребу. До тебя долетят его стоны и крики… Ты на коленях станешь умолять меня о том, чтобы я одним ударом окончил его муки, но я буду неумолим, я…
— Остановись,— перебил его граф,— скажи, наконец, чего ты требуешь?
Мальдар подошел к столу, на котором стоял письменный прибор и, подавая графу перо, сказал:
— Садись и пиши!
Граф сел и вопросительно посмотрел на Мальдара.
— Я, граф Монте-Кристо,— начал араб, отчеканивая каждое слово,— извещаю губернатора города Тлемсена, что я дошел до Уарглы и сумел заручиться доверием султана Мальдара. Более ста пленников томятся в подземельях Казбы и охраняются небольшой шайкой куанов, не ожидающих нападения. Горный проход Баб-эль-Нор охраняется малым числом арабов: отважный отряд, бывший в деле, мог бы легко овладеть городом и освободить заключенных, среди которых находятся капитан Жолиетт и другие французские солдаты и офицеры. Успех несомненен, но, конечно, надо дорожить каждой секундой.
Мальдар остановился. Монте-Кристо дописал последнее слово. Араб, зорко за ним наблюдавший, многозначительно произнес:
— Теперь подпиши свое имя.
— Только одно слово,— остановил его граф.— Твое намерение мне понятно… Ущелье будет надежным образом охраняться, ты хочешь завлечь туда французский отряд и уничтожить его…
— Совершенно верно. Я возвращу тебе сына, но за него погублю по крайней мере сотню французов!
Перо выпало из рук графа, на лбу выступил холодный пот. Он взглянул на Мальдара, затем обратился в ту сторону, где, как в тумане, виднелся Сперо, и вскричал:
— Сперо, дорогое дитя мое, услышь меня! Этот человек намерен убить и тебя и меня, но не сразу. Он подвергнет нас страшным пыткам… мы можем спасти наши жизни, но лишь при одном условии. Я сообщу тебе его, слушай!