— Побежишь на счет три. Раз, два, три!
Сникерс-маленький рванул к флигелю. Стас выскочил на площадку, выискивая в окнах мишень и жалея, что рожок почти пуст. Но обошлось, по Четвертому никто не стрелял.
Стас вернулся в особняк, поменял магазин на полный, старый выбросил, кое-как обтерев его о брюки, с пистолетом в руке и автоматом на груди поднялся на второй этаж.
Наум сидел на полу, зубами и пальцами затягивая узел на концах оторванного от рубашки рукава, которым было обмотано предплечье его левой руки. Куртка с простреленным рукавом лежала рядом.
— Где вы там трахаетесь? — зло спросил он. — Меня уже подстрелили. Затяни узел! — попросил он Стаса.
Стас подскочил к нему, стянул концы рукава. Сникерс-три поморщился.
— У них в двери бойница устроена. Получилось что-то вроде дота. Я попробовал попасть в дырочку, но промахнулся, а бандит — нет. Но кость, кажется, цела. Что делать будем?
— С ручными гранатами обращаться умеешь?
— Одно задание выполняли… А что, у тебя есть?
— Да, пять штук.
— Класс! — обрадовался Наум. — Вот это конкретно, ничего не скажешь!
Он взял «лимонку», осмотрел ее, сунул в карман ее и еще одну; третью, наступательную, положил в другой карман.
— Отвлеки их: выставь сверху автомат и дай очередь. Только не высовывайся и даже руку им не показывай — продырявят! Но стреляй только после того, как я переметнусь на ту сторону. Я и левой хорошо бросаю, но, боюсь, рана помешает. А правой сподручнее бросать с той стороны.
Отойдя метров на пять, Наум с разгона пересек опасный коридор и спрятался за выступом стены.
Из коридора дали очередь. Пули просвистели мимо Стаса и Наума, в противоположном конце коридора посыпались стекла.
— Готов? Начинай! — вполголоса скомандовал Наум.
Стас выставил в коридор ствол автомата, дал короткую очередь. Наум одновременно низом бросил гранату.
Грохнуло, прожужжали осколки, волной нахлынул запах штукатурки.
Наум на мгновение выглянул в коридор и бросил вторую гранату, через секунду после ее взрыва — третью.
Все повторилось, только запах штукатурки и белая пыль так и остались висеть в воздухе.
Дальше все шло как на тренировках. Они пробежали мимо сорванной с петель двери и двух трупов, методично зачистили четыре просторные комнаты. Одна из них была роскошной гостиной, другая — еще более роскошной спальней с огромной кроватью под балдахином, третья — рабочим кабинетом, назначение четвертой осталось для Стаса непонятным. Бандитов в апартаментах было только двое, обоих убил Наум; еще один лежал у простреленного окна готовенький — видно, тот самый, которого через окно уложил Стас.
— Горчичника здесь нет, — убитым голосом сказал Наум. — Все напрасно…
— Давай проверим первый этаж, правое крыло. Вы ведь там не были?
— Нет. Горчичник должен был быть в своих апартаментах!
— Мы слишком долго до них добирались.
Наум взглянул на часы.
— После первого выстрела прошло восемь минут. Да, долго. Он сто раз успел спрятаться.
— Идем вниз.
Они, конечно, не сошли по ступенькам, а сбежали.
Здесь было восемь небольших комнат. Все они были разные, все пустые и все похожи одна на другую, как похожи номера одной гостиницы. Но каждая из них напоминала и еще что-то. Только открыв дверь в пятую комнату, Стас понял, что именно напоминает любая из комнат: девичью спальню! В одной — аромат духов и разорванная упаковка от женских прокладок на полу, в другой — кружевные трусики, забытые на кресле, в третьей — большая кукла в пышном розовом платье, восседающая на телевизоре, и в каждой — большое зеркало и столик перед ним, заставленный баночками со всевозможными кремами, флаконами духов и баллончиками дезодорантов. На окнах решетки, стекла окон рифленые. Чтобы, значит, шестерки в окна не заглядывали и не залезали, а девочки, наоборот, не видели, что происходит во дворе.
— Это спальни «гарема», — догадался и Наум. — А где жены?
Жены были в последней, восьмой комнате. Девчонки Владиного примерно возраста, блондинки, брюнетки, шатенки и рыжие, в количестве семи-восьми, стояли в углу более просторной, чем остальные, комнаты, сбившись в кучу, и были совершенно голые.
— А-а-а-а! — подняли они визг, когда Наум распахнул дверь, а Стас, с автоматом в правой руке и пистолетом в левой, ворвался в комнату.
Орали они так, что совершенно заглушили звук выстрелов.
Заслоняясь восхитительными голыми телами, в углу стоял вполне одетый — даже в бронежилете! — мужчина и стрелял в Стаса и Наума из пистолета.
К счастью, он выстрелил вначале в Стаса, потом в Наума и снова в Стаса. Стасу такой номер удался бы, Горчичник его бездарно провалил: ни одна пуля не настигла цель.
Стаса словно смерчем вынесло из комнаты.
— Цел? — спросил Наум. В глазах его застыло восхищение: пока Стас делал ходку в комнату и обратно, Наум успел запечатлеть в памяти «семейный портрет в интерьере».
Стас успел увидеть только много голых грудей и испуганных глаз.
— Цел.
— И что делать будем? Это ведь Горчичник, да?
Стас хотел ответить «Не знаю», но не успел: в спальне снова родился и быстро достиг крещендо многоголосый девчачий визг. Только теперь он был не испуганный — вернее, не только испуганный, — а еще и разъяренный. Точнее, быстро переходил из испуганного в разъяренный.
— Пошли! Я первый! — скомандовал Стас, бросая автомат на пол и перехватывая пистолет в правую руку.
Он прошил комнату словно бронебойный снаряд, почти насквозь, и замер на мгновение у окна, готовый тут же отпрыгнуть в сторону или упасть на пол. Наум, едва заскочив в комнату, отпрянул в ближайший к двери и самый дальний от «гарема» и Горчичника угол, тоже готовый и стрелять, и метаться по комнате, уклоняясь от выстрелов.
Но ни отпрыгивать, ни метаться по комнате им не пришлось.
В углу была куча мала. Мелькали девичьи упругие попки и почти столь же упругие груди с коричневыми и розовыми сосками, поднимались и опускались руки с крепко сжатыми маленькими кулачками, а под этой грудой восхитительных тел, словно Гулливер, на которого напали лилипуты, барахтался, пытаясь встать и стряхнуть их всех разом, наполовину растерзанный мужчина. Горчичник или нет? Очень похож, и вместе с тем…
Рукава сорочки Горчичника были разорваны, из прокушенных в нескольких местах ладоней и запястий текла кровь, лицо было располосовано острыми наманикюренными ногтями. В куче мале наметился некоторый порядок: на каждую ногу дородного мужчины навалилось по паре очаровательных созданий, на каждую руку — по одному, намертво вцепившемуся крепенькими острыми зубками в запястье или ладонь, одна барышня, зажав между колен голову Горчичника, с упоением рвала на нем волосы, а остальные срывали с поверженного великана бронежилет и одежду.
Особую ненависть у них вызывали почему-то брюки.
На полу лежал пистолет. Стас хотел было по привычке забрать его, но потом раздумал.
Истошный крик Горчичника вплелся в общий хор. Он дернулся и даже вырвал одну руку, но ею немедленно завладели сразу две разъяренные фурии. После этого Горчичник только стонал, вяло дергаясь, а в общем вое стали слышны отдельные голоса:
— Я ему член откушу!
— Сначала яйцы, чтоб помучился.
— Чур, одно мое!
— Поизмывался над нами, козел! Теперь наша очередь!
— Мы тебе сейчас такой минет сделаем!
— Девочки, а может, и правда, сначала изнасилуем его, как он нас, а в самый последний момент…
— У меня самые острые зубы! Чур я!
Стас подошел к девицам, похлопал одну, еще совсем девочку, по плечу. Она повернула в его сторону потное счастливое лицо.
— Это — Горчичник?
— Нет, это его брат. Горчичник заперся наверху или на крыше, у него в спальне лестница есть. Вот бы его сюда!.. — мечтательно протянула она. — Такой же садюга, если не хуже. Вы убьете его?
Взгляд Стаса невольно опустился на ее груди, но девочку это ни капельки не смутило.
— Если найдем. А вы этого?..