Стас ударил и промахнулся, ударил еще раз и вновь промахнулся, ударил в третий и, потеряв равновесие, ткнулся носом в ковер.

Ким вновь помог ему подняться.

В зале появились зрители: начала собираться следующая группа. На Стаса смотрели с сочувствием — видно, Ким в свое время проверил на перспективность всех, и воспоминания об этой процедуре ни для кого не были приятными.

— Ты у кого-то уже тренировался? — спросил Ким.

— Нет.

— Никогда?

— Никогда.

— Ничего не понимаю, — озадачился Ким.

— Я тоже, — решил подбодрить его Стас. — У меня что, врожденные способности?

— Скорее врожденная наглость. Я не буду тебя тренировать.

— Вообще?

— Ни за какие деньги.

— Почему?

— Не хочу брать на себя ответственность.

— За что?

— За тебя.

— Вы можете объяснить, в чем дело?

— Вначале ты мне объясни, как можно набрать энергетику, имея абсолютно нетренированное тело? Кто тебя так изуродовал?

— Не знаю.

— Ты похож на карлика, большеголового карлика. Ум тела развит, а само тело — совершенно нет.

— Значит, если немножко потренироваться…

— Никакие тренировки не сделают из карлика человека нормального роста. Во всяком случае, я за это дело не возьмусь, и ни один грамотный тренер тоже не возьмется. Покалечить тебя — проще простого, а вот человеком сделать…

— И как мне теперь быть?

Ким пожал плечами.

— А какие, собственно, проблемы? Энергетику ты имеешь — дай Бог каждому. Мышцы подкачать да растянуть — для этого тренер не нужен, во всяком случае, такой дорогой, как я. Занимайся физкультурой, живи и радуйся. Можешь грушу поколотить, если комплексы заедают. Но все это тебе в общем-то не нужно.

— Почему?

— Потому что ты уже имеешь то, ради чего другие упорно тренируются годами. Как ты это получил, почему родился или стал уродцем — я не знаю. Но не советую тебе усердствовать: приобретешь ты что-нибудь вряд ли, а вот потерять что-то очень для себя важное можешь запросто.

— Что — важное?

— Тебе виднее. Энергетика не берется ниоткуда. Если она у тебя есть, значит, ты умеешь делать что-то такое, чего не умеет никто другой, на чем и развивалась твоя энергетика. Встанешь на стандартный путь — каратэ-до, дзю-до, еще какой-нибудь до, — можешь это свое умение потерять.

— Какое?! — взмолился Стас. — Скажите, что я умею такого, чего не умеют другие?

— Откуда я знаю? Крестиком на пяльцах вышивать! До свидания, молодой человек. Точнее, прощайте!

Быстро повернувшись, Ким неслышной походкой вернулся в тренерскую. На скамеечке уже сидели человек пять в белых кимоно, подпоясанных разноцветными поясами. На Стаса они смотрели кто сочувственно, кто равнодушно.

Стас вышел в коридор и повернул в сторону выхода.

Уродец… Карлик с непомерно большой головой, умеющий делать нечто такое, чего не умеют другие… Высокая энергетика, непонятно на чем выращенная… И вообще ничего не понятно…

Возвращаясь домой, Стас еще не знал, что уже с сегодняшнего вечера его начнут волновать совсем другие проблемы.

Стас по-прежнему звонил каждый день. Влада по-прежнему не подходила к телефону. Но теперь настырных парней стадо двое: Алекса словно подменили. Он звонил Владе ежедневно по два-три раза — с ним она разговаривала, но холодно и сухо, — и дважды приезжал в школу с цветами. Девчонки всей школы буквально лопались от зависти, одноклассники как-то все разом вдруг посерьезнели и перестали на переменках швыряться тряпкой, а Влада, отправляя Алекса ни с чем, вручила один букет любимой учительнице по математике, Лилии Александровне, а второй, вогнав пожилого уже мужчину в краску, — учителю физики, Вадиму Александровичу.

В третий раз Алекс приехал в школу без цветов и устроил сцену. Уроки только что кончились, и Алекс знал об этом. Он начал уговаривать Владу поехать с ним, причем немедленно. Влада отказалась. Алекс настаивал, а когда они поравнялись с ультрамариновым «фордом», Алекс, быстро открыв дверцу, попытался втолкнуть Владу в машину силой. Влада ударила его вначале по руке, а когда убедилась, что это не помогает, — и по щеке. Сделала она это молча, равнодушно, словно прихлопнула назойливого комара. Наверное, именно это и взбесило Алекса больше всего — ее полнейшее к нему равнодушие. А еще то, что вокруг его тачки собралась целая толпа старшеклассников, делавших вид, что обсуждают какие-то свои проблемы, а на самом деле наслаждавшихся спектаклем.

— Ты меня оскорбила, — негромко сказал Алекс, и в школьном дворе воцарилась мертвая тишина. — А я оскорблений не прощаю.

— Сам нарвался, — все так же равнодушно пожала плечами Влада. — Я защищала свою честь.

— У шлюхи не бывает чести, — осклабился Алекс. И тогда Влада залепила ему еще одну пощечину, теперь уже от души. Пока не ожидавший такого поворота событий Алекс соображал, как достойнее выйти из ситуации, рядом с Владой встали Вовка Иванов и Вася Журавлев, а через секунду к ним присоединились Валерка Загорский и Арик Русаков. Алекс, прошипев: «Мы еще встретимся с тобой на узкой дорожке!», сел в машину и, чуть не зацепив створку ворот, уехал.

— Не бойся, Лада, если что — мы рядом, — сказал Иванов, блеснув очками.

— Мы можем взять над тобой шефство и провожать в школу и домой, — предложил Арик. Его щеки, обычно покрытые легким румянцем, стали красными.

— Спасибо, мальчики, я сумею себя защитить, — сказала Влада и застучала каблучками в сторону дома. Она знала, сейчас ей вслед смотрят все старшеклассники, не спешащие расходиться со школьного двора, и, наверное, из окон — некоторые учителя. Но только на секунду всколыхнуло ее вначале возмущение наглостью Алекса, потом чувство признательности одноклассникам, только на секунду. А потом вновь взяли свое безразличие и апатия. Владе было все равно, что говорят сейчас о ней во дворе и школьных коридорах.

Честь… Имеет ли она право употреблять это слово? По меркам прошлого века — безусловно, нет. И, если судить по этим же меркам, она, конечно же, шлюха. Как и восемьдесят процентов ее одноклассниц. Но времена меняются, и нравы — вместе с ними. Сейчас, в начале третьего тысячелетия, девушку, подобную Владе, никому и в голову не придет назвать шлюхой.

Влада вспомнила пару раз слышанное от отца высказывание: «Вас назвали дураком, и вы обиделись? Значит, угадали!» Алекс не угадал, и все же она обиделась. Почему?

Алекс усомнился в ее честности, вот в чем дело. Честности, в основе которой лежит так некстати упомянутая ею честь. Может ли киллер быть честным? Риторический вопрос… Убийца, стреляющий из-за угла, исподтишка, а потом убегающий с места преступления, — по определению трус, подлец и подонок. А по своей воле он это делает или по чужой — это уже несущественно.

Или все-таки существенно? На Страшном Суде, если он существует где-то там, в заоблачных высотах, ее оправдают или нет? А если нет, то не следует ли ей добровольно, подобно Раскольникову, пойти под суд? Чтобы испить полную чашу страданий еще здесь, в надежде на смягчение участи той, внеземной…

Влада хмыкнула. Ну вот, почти школьное сочинение получилось по Достоевскому. Не зря литераторша Полина Мефодьевна со смешной фамилией Фабричная пыталась докричаться до них, достучаться. Казалось бы, что для ее учеников и учениц Достоевский, если проституция и рэкет — самые престижные на сегодняшний день занятия? А ведь что-то теплится, теплится в груди…

И мешает спокойно жить.

Отогнав вредные мысли, Влада вновь погрузилась в уже привычное безразличие. Но что-то все-таки жило в ней, где-то глубоко и неразличимо, что-то заставляло цепляться за существование с его привычными утехами и обязанностями. Влада не очень-то верила, что Алекс приведет свои угрозы в действие, но на всякий случай стала носить наплечную кобуру с маленьким «реком», заряженным газовыми патронами, тем более что погода все равно вынуждала надевать под плащ кофту или жакет. А в боковом кармане школьной сумки у нее теперь всегда лежало разрешение на ношение газового оружия — Карабас не обманул и действительно оформил корочки, их Влада после ликвидации Заварухи нашла в боковом кармане рюкзака.