Если хотя бы один скальд аскоманнов остался бы в живых.

Держась за поручень, Фит обговорил это с Лёрном и Бромом. Все трое были охрипшими после боя и криков ненависти в лица балтам.

Брому было совсем плохо. От его лица отхлынула кровь, а глаза стали тусклыми, как грязный лед, казалось, его нить вот-вот оборвется.

— Сделай это, — сказал он. — Хвост Дьявола. Сделай. Не дай тем ублюдкам повода для радости.

Фит прошел к носу и склонился возле закутанного вышнеземца.

Вышнеземец что-то бормотал.

— Что? — спросил Фит, наклонившись ближе. — Что ты говоришь?

— Затем он сказал, — прошипел вышнеземец. — затем он сказал, что я тебя вижу. Я прозреваю твою душу. Я могу отразить твой удар, и узнать все, что тебе ведомо. О боже, как он был самоуверен. Типичный Мурза. Типичный. Статуи бесценны, Хавсер, сказал он мне, но, как думаешь, насколько ценно то, что охраняют бесценные статуи?

— Не знаю, о чем ты говоришь, — сказал Фит. — Это история? Что-то, что произошло в прошлом?

Фиту стало страшно. Он испугался того, что, возможно, слышал небесную магию, а ему не хотелось принимать в ней ни малейшего участия.

Внезапно вышнеземец вздрогнул и открыл глаза. Какое-то мгновение он глядел на Фита с нескрываемым ужасом.

— Я спал! — воскликнул он. — Я спал, а они стояли и смотрели на меня.

Он моргнул, реальность происходящего хлынула в его разум и смыла остатки горяченного сна. Вышнеземец откинул голову и застонал.

— Все было так реально, — прошептал он про себя. — Прошло пятьдесят фуговых лет, а кажется, что все случилось лишь вчера. Я будто действительно там был. Ты когда-нибудь видел такие сны? Сны о том, что считал давным-давно позабытым? Я действительно был там…

Фит что-то пробормотал.

— … А не здесь, — угрюмо добавил вышнеземец.

— Спрашиваю последний раз — ты желаешь милости моей секиры? — спросил Фит.

— Что? Нет! Я не хочу умирать.

— Что ж, во-первых, мы в любом случае умрем. Во-вторых, тебе ничего с этим не поделать.

— Помоги мне встать, — попросил вышнеземец. Фит поднял его на ноги и прислонил к поручню на носу. Навстречу им полетели колкие хлопья снега. Небеса затягивали темные тучи, цветом походившие на лицо человека, умирающего от удушья, и они шли к ледяному полю.

К ним приближался сильный шторм, вздымая в воздух осколки льда. На дворе стояла слишком поздняя зима для подобных штормов. Дела обстояли из рук вон плохо, с какой стороны на них не взгляни. С той скоростью, с какой он приближался, им не удастся от него уйти.

— Где мы? — спросил вышнеземец, покосившись на проносящееся мимо ослепительно яркое ледяное поле.

— Там, где наша удача покатилась ко всем чертям, — ответил Фит.

Вышнеземец уцепился за поручень, когда драккар тряхнуло на камне.

— Что это? — сказал он, указывая вдаль.

Они быстро приближались к одному из отдаленных северных эттов градканцев. То был всего лишь аванпост из пары шатров, поставленных на вздымающихся над ледяной равниной утесах. Здесь градканцы пополняли припасы и держали рыболовные суда, когда море оттаивало. Сейчас лагерь должен был пустовать вот уже несколько месяцев.

Перед эттом поднимался ряд из шести или семи копий, будто заборные столбы. И на древко каждого копья была насажена человеческая голова.

Головы повернули так, чтобы они смотрели на ледяное поле перед собою. Их глаза были широко открыты.

Скорее всего, они принадлежали разбойникам или ритуально обезглавленным вражеским пленным, но, возможно, они были самих градканцев, принесенных в жертву из-за страха перед малефиком. Их глаза были открыты так, чтобы они могли видеть близящееся зло и оберегать от него этт.

Фит сплюнул и выругался. Больше всего ему сейчас хотелось, чтобы Иоло нарисовал им на лицах хранящие знаки, дабы отпугнуть оберегающую магию. Конечно, на носу драккара были глаза: нарисованные яркой краской и украшенные драгоценными камнями всевидящие очи небесного бога в форме солнечных дисков. Их рисовали на всех драккарах, чтобы они находили верный путь, предсказывали опасность и отвращали злое колдовство.

Фит надеялся, что этого окажется достаточно. Челн вождя этта был прочным, но он прошел долгий путь и очень устал, поэтому хэрсир волновался, что его глаза уже не смогут защитить их от магии.

— Боги-обереги, — пробормотал вышнеземец, глядя на головы. — Не подходи. Держись подальше. Я вижу тебя.

Фит не слушал его. Он закричал Гутоксу, чтобы тот сворачивал. В этте жили люди. Мгновение спустя они промчались мимо насаженных на копья голов и вылетели на прибрежный лед в тени утеса.

Гутокс заорал. Они все еще находились в добрых двух-трех полетах стрелы от этта, но кто-то там был либо очень метким, либо ему благоволили сами Земли Мертвых. В Гутокса попала стрела.

В них полетели стрелы, вонзаясьв борта и лед вокруг челна. Фит заметил лучников на краю утеса и еще одних на берегу.

Он бросился к Гутоксу, Лёрн и Бром — следом.

Выстрел оказался поразительно удачным, но только не для Гутокса. Стрела пробила руку хэрсира и приколола ее к телу, вонзившись между ребер. Шкоты бокового руля выскользнули из рук Гутокса. Боль была настолько невыносимой, что он прокусил язык, только бы не закричать.

Рядом с ними в палубу попало еще две стрелы. Фит увидел, что их наконечники были сделаны из рыбьих чешуек: каждое острие представляло собою одну, прочную как железо, чешуйку глубоководного чудища. Их специально зазубрили так, чтобы они походили на гребень с косыми зубцами.

Именно такая стрела и попала в бок Гутоксу. Теперь ее никак оттуда не вытащить.

Гутокс сплюнул кровь и попытался повернуть руль. Бром и Лёрн кричали на него, пытаясь утянуть оттуда и сломать древко стрелы, чтобы освободить руку Гутокса. Хэрсир едва не терял сознание.

В них полетела еще одна туча стрел. Одну из них, вероятно, выпустил тот же везунчик. Стрела пробила голову Гутокса, разом прервав его мучения и обрезав нить.

На их лица брызнули капли крови. Гутокс сполз с руля, и Бром с Лёрном мигом подхватили его, но на долю секунды челн оказался во власти ветра.

Ветер в большем и не нуждался, и он не собирался щадить их.

Ветер вынес их на граничащие с пляжем скалы, и драккар разбился о них, словно глиняной кувшин. Встряска напоминала безостановочную серию ударов молотом. Мир содрогался и вращался, в холодный воздух полетела скальная крошка и камни, снежная крупа, кусочки льда и расколовшиеся обломки палубы, острые, словно иглы для штопанья. Дикий ветер сорвал паруса, как злой ребенок отрывает крылышки стрекозе. Полотнище, едва не разорвавшись под крепким ветром, с треском оторвалось, а фалыс визгом пронеслись по блокам и вгрызлись в кофель-нагели. В воздухе на краткий миг резко завоняло дымом от влажного дерева, когда канаты, загоревшись от силы трения, унеслись вдаль. Из-за сильного натяжения они жужжали и гудели подобно жукам.

В последнее мгновение жизни драккара Фит учуял запах горящей древесины. Палуба под ним треснула, и он полетел в дождливые небеса. Выпав из лодки и задыхаясь от забившихся в горло снега и крови, Фит покатился по стеклянной морской глади. Еще несколько раз перевернувшись, он, наконец, остановился.

Фит поднял голову. Лед под ним был тусклым и холодным, словно поверхность меча. Его грудь и лицо ощущались сплошным ноющим синяком, и он чувствовал себя так, будто только что получил секирой по ребрам и щеке.

Он попытался встать. Фиту было настолько плохо, что ему даже было тяжело дышать. Каждый вдох походил на глотание битого стекла. Вдоль линии берега, словно радостный фантом или беснующийся рэйф, пролетел наполненный ветром обрывок паруса, волоча за собою куски канатов.

Фит заковылял к обломкам челна. Над головой просвистело пару стрел. Градканские лучники полезли вниз по скалам к разбитому драккару. По льду к ним приближались красные паруса. Фит уже даже слышал визг полозьев.