Платформу и вершину шахты освещал морозный зеленый сумрак. Горизонтально располосованные и расслоенные стены пересекали водяные потеки, оставляя за собою следы из изумрудных минералов и пятен водорослей. Вышнеземец даже не видел свода, который терялся высоко во мраке пещеры.

Окруженный черепами, он сделал шаг назад. Каждый звук, который они издавали, огромный зал превращал в глубокий колокольный звон. Вышнеземец старался двигаться так, чтобы между ним и черепами всегда находились саркофаги. Существа же кружили среди могил, пытаясь окружить его. Вышнеземец заметил, что хотя саркофаги и выглядели цельными, в их боках были вмонтированы металлические панели. На панелях виднелись выпускные клапаны, индикаторные огоньки и выглядевшие терранскими кнопки управления. Из панелей, подобно желобам, вились металлические кабели, которые исчезали в прорезях в платформе. В этом первобытно обустроенном зале была техника, много техники, но в большинстве своем она была скрыта от посторонних глаз.

Черепа попытались взять его с наскока. Вышнеземец бросился назад к раскачивающимся носилкам. Он ухватился за металлический корпус и толкнул их в сторону черепов. Они отскочили в стороны, и вышнеземец толкнули ложе вновь, чтобы черепа не вздумали подойти ближе. Он заметил на носилках разорванные ремни. Вышнеземец думал, что просто вырвал их из креплений, как тот ремень, который до сих пор болтался у него на запястье. Но оба ремня для ног и левой руки были разорваны. Вощеное полотно и кожаные стяжки были порваны вдоль линии сшива. Вышнеземец в буквальном смысле вырвался из оков.

Мысль встревожила его. Он ведь был болен и ранен, не так ли? Но вышнеземец не чувствовал себя больным и раненым. Он оглядел себя. Он был здоров. Бос. Ноги розовые и чистые. С правого запястья свисает ремень. На нем был надет темно-синий нательник с армированными вставками на коленях и локтях, как у поддоспешника некой пустотной брони. Он плотно облегал тело и был как раз впору. Под ним красовалась примечательно худощавая и крепкая фигура с выступающими рельефными мышцами. Она не походила на потрепанное и повидавшее виды восьмидесятитрехлетнее тело, которое он видел, когда последний раз смотрелся в зеркало. Ни боли в бедрах, ни зарождающегося брюшка от выпитого за многие годы амасека.

И нет аугметического имплантата, который он получил в Осетии.

— Какого черта? — выдохнул вышнеземец.

Почувствовав его внезапное замешательство, черепа вновь бросились на него.

Он изо всех сил метнул в них носилки. Одному металлическая кромка угодила прямо в грудь, и череп едва не рухнул на пол. Вышнеземец лишь заметил, как по платформе покатилась треснувшая маска в форме собачьего черепа с разорванной лямкой. Другой череп ухватился за противоположный конец носилок и попытался выхватить их у него из рук. С отчаянным криком, который разнесся по огромному залу, вышнеземец вырвал носилки. Череп попытался удержать их, и на мгновение его ноги даже оторвались от земли.

Вышнеземец опять запустил носилки. Они завращались подобно брошенному мячу. По пути они сбили одного черепа и врезались во второго с такой силой, что тот полетел с платформы в пропасть.

Ему удалось ухватиться за край. Пальцы черепа дико скребли гранитную поверхность, но под весом своего тела он неуклонно соскальзывал. Остальные черепа бросились ему на помощь и успели ухватить его за руки и рукава.

Пока они вытягивали товарища, вышнеземец бросился наутек.

Он пулей вылетел из зала, и его босые ноги зашлепали по холодному каменному полу. Вышнеземец пронесся под широким косяком и оказался в коридоре, достаточно большом, чтобы по нему смог пролететь грузоперевозчик. Вездесущий зеленый сумрак освещало лишь смутное сияние. От вышнеземца во все стороны бежали тени.

Огромный выход и лежавший за ним вырезанный в скальной толще туннель имели несколько более завершенный вид, нежели гигантский зал, который остался позади. Скальные стены были выровнены и отполированы до матового блеска, словно лед из темной воды посреди суровой зимы. Каменный пол. Свод, а также края пола в местах, где они сходились со стенами вдоль пересекающихся арок, ребер и стенных панелей, были крыты балками и арматурой пергаментного цвета, которые походили на лакированное белое дерево. Большинство украшений были массивными, толстыми, как ствол дерева, и с острыми краями, хотя некоторые из них зодчие искусно выгнули в форме арок или закруглили, как ребра.

Мрачное место вызвало в голове вышнеземца внезапные и резкие воспоминания. Коридоры напомнили ему о ларцах с иконами, которые он однажды обнаружил в бункерах под нанотичным эпицентром ядерного взрыва за Зинцирли, в Федеративном Ислахие. Они напомнили ему гадуаренские ракис гравировками молниевого камняи коробку драгоценного набора для игры в регицид ректора Уве. Они напомнили ему прекрасные медали Даумарл на шелковой подкладке. Они напомнили ему осетинские молитвенные коробочки из серого сланца в изысканных футлярах из слоновой кости. Да, именно так. Золотые листы в деревянных рамах, закрепленные костяными винтами, такие древние, такие бесценные. Белые столбы и колонны, довершавшие интерьер, выглядели так, словно их выточили из кости. В них безошибочно угадывался золотистый отблеск, некое тепло. Вышнеземцу казалось, будто он находился внутри инкустрированой слоновой костью коробочки из осетинского сланца, словно он был древним сокровищем, куском сгнившего ногтя или прядью волос святого, расслаивающимся пергаментом или драгоценностью.

Он продолжал бежать, прислушиваясь, не гонится ли за ним кто-либо. Единственными звуками были шлепки его ступней и далекие стоны ветра в пустых коридорах. Из-за сквозняка он чувствовал себя словно в каком-то высоком замке, где забыли закрыть ставни, позволив ветру бродить по необжитым палатам.

Вышнеземец замер. Повернувшись влево, он ощутил на лице слабое дыхание сквозняка.

А затем он услышал тикающий звук. Клацанье. Вышнеземец не мог понять, откуда он доносился. Он тикал как часы, но быстрее, словно учащенное сердцебиение.

Чуть погодя он понял, что это был за звук.

Неподалеку по каменному полу туннеля мягкой поступью кралось что-то четвероногое, оно двигалось с определенной целью, но не бежало. У него были когти, но не вытяжные кошачьи коготки, а выступающие острые когти пса, и их обладатель цокал ими с каждым шагом по полу.

За ним шли. На него охотились.

Он вновь перешел на бег. Под красивой, с пазухами сводов, аркой из белого дерева туннель расширился, и впереди показался огромный лестничный пролет. Квадратные и ровные ступени были высечены во все той же скале. После первых десяти, когда пролет повернул в сторону, ступени превратились в винтовую лестницу. Высота ступеней была в два или три раза больше обычных пропорций. То была гигантская лестница.

Он услышал цокот приближающихся шагов и начал взбираться по ступеням. Глянцевитый зеленый сумрак отбрасывал странные тени. Тень вышнеземца боязливо мелькала сбоку, пятная стену, подобно териантропным теням в пещере из грез. Форма его головы на изгибающейся стене напомнила ему собачью, поэтому вышнеземцу даже пришлось на мгновение остановиться и потрогать лицо, чтобы убедиться, что он не проснулся с рылом или мордой.

Его пальцы нашли лишь гладкую человеческую плоть со следами усов и бороды.

А затем он понял, что видит лишь одним глазом.

Последним его воспоминанием было то, как Медведь вынул ему правый глаз. Хотя боль и была тупой, но ее оказалось достаточно, чтобы вышнеземец лишился сознания.

Но сейчас он видел именно правым глазом. Правым глазом он видел морозные зеленые сумерки. Левый же регистрировал только тьму.

Цоканье приближалось, оно стало громче, уже где-то у начала пролета. Вышнеземец побежал. Бросив взгляд вниз, он увидел, как двигались и вырастали тени позади него. Тени, отбрасываемые краями ступеней, походили на лучистую векторную диаграмму, равные секции огромной морской ракушки, части сложной медной астролябииили часы.