Стрелка быстро бежала по циферблату. За окнами корабля стало темно. Наступила ночь.

— Надеть шлемы! — вторично раздалась команда.

На этот раз я обрадовался ей. В том, что Камов не вернётся, не приходилось больше сомневаться. Оставалась единственная надежда найти его сверху. Мощный прожектор корабля осветит нам местность.

— Занять сетки!

В обсерватории были заранее подвешены специально предназначенные гамаки. На Марсе не было стартовой площадки, и корабль будет менять направление полёта.

Белопольский занял место у пульта. Его сетка осталась пустой.

Даже при первом в моей жизни старте — с Земли я не испытывал такого мучительного волнения…

Я неотрывно смотрел в лицо нашего нового командира. Оно по-прежнему было очень бледно, но казалось сосредоточенно спокойным.

Каким, вероятно, нечеловеческим усилием воли он сумел заставить себя быть спокойным!..

Задрожал корпус корабля. Гул двигателей, нарастая, усиливаясь с каждой секундой, заполнил собой, казалось, весь мир, всю Вселенную.

Звездолёт тронулся с места.

Но он был ещё на поверхности Марса.

Белопольский нажал знакомую кнопку. Он убрал колёса.

Значит, мы в воздухе!

Молниеносное движение рук… Могучие двигатели смолкли, и тотчас заработал «атмосферный». Стремительный взлёт корабля был прерван, и, послушный своему командиру, он уже спокойно летел над планетой, как и пять дней назад.

И я, и Пайчадзе мгновенно соскочили с сеток и кинулись к окнам.

Звездолёт описывал широкий круг, возвращаясь к месту, откуда только что взлетел. Луч прожектора позволял отчётливо видеть все подробности.

Промелькнуло озеро и площадка, где стоял наш корабль. Я заметил даже стальной обелиск с рубиновой звездой на вершине. Скорость корабля была настолько велика, что памятник мелькнул на короткое мгновение. Но Белопольский не мог уменьшить её, — звездолёт врезался бы в «землю».

Мы летели к югу, в ту сторону, куда ушёл вездеход Камова.

Через четыре минуты, пролетев больше ста километров, звездолёт повернул обратно. Лететь дальше не было никакого смысла. Вездеход мог находиться не больше как в восьмидесяти километрах от нашей бывшей стоянки.

Сто километров туда, сто километров обратно и опять сто километров по первому направлению.

Ничего…

Марсианская пустыня была темна и безжизненна.

Мне казалось, что я теряю сознание. Всё кончено!.. Сергей Александрович Камов погиб безвозвратно…

Звездолёт круто изменил направление. Мы стали удаляться в сторону.

Я бросил быстрый взгляд на лицо Белопольского.

Он склонился к перископу. В твёрдо сжатых губах я увидел непреклонную решимость. Он не обращал на нас внимания. Казалось, что в эту ужасную минуту он забыл о нашем существовании.

Арсен Георгиевич отвернулся от окна и направился к своему месту. Я машинально последовал за ним.

По лицу Пайчадзе бежали обильные слёзы.

Я не успел лечь. Резкий толчок швырнул меня в сетку. Знакомое ощущение удвоенной тяжести сковало тело. В ушах стремительно нарастал могучий давящий звук.

В застывшем холодном воздухе мрачно и угрюмо возвышаются бурые гранитные скалы.

У их подножия, медленно передвигая плохо развитыми передними ногами, бродят длинные мохнатые звери. Блестит в лучах заходящего солнца серебристый мех. То один, то другой подходит к подножию высокой скалы и, прижавшись к «земле», славно собираясь прыгнуть, смотрит на вершину неподвижными зелёно-серыми глазами.

На вершине скалы лежит человек.

Он положил голову на согнутую левую руку. Правая крепко сжимает воронёную сталь пистолета.

Человек давно лежит тут. Он очень устал и физически и морально. Давно уже потеряна надежда на спасение. Нельзя спуститься вниз, где совсем близко стоит белая машина с зеркальными окнами. В ней спасение и жизнь! Но на пути смерть, отвратительная смерть в пасти зверя.

Нет, что угодно, но только не это! Пусть лучше иссякнет кислород, питающий надетую на человека маску.

Солнце совсем низко над горизонтом. Вот-вот наступит ночь, быстро приближающаяся ночь тропиков. Воздух станет ещё холоднее. Будет сильный мороз.

Но человек не думает об этом. Какое ему дело до мороза, если кислорода хватит не больше чем на один час. Там в белой машине, находятся баллоны с живительным газом, там воздух и жизнь, но добраться к ним невозможно, как если бы они находились не в пятидесяти метрах, а на одном из спутников Марса, которые сияют над головой на уже потемневшем небе.

Человек сознаёт свою обречённость. Но его чёрные глаза смотрят спокойно и твёрдо из-под густых, нависших бровей. Движения неторопливы и уверенны. Он подносит руку к глазам и смотрит на циферблат. Стрелки показывают восемь часов десять минут. Человек приподнимается. Кажется, что он к чему-то прислушивается.

Но кругом ничем невозмутимая тишина. Ни один звук не нарушает безмолвия пустыни.

С жестом досады он снова ложится на холодный гранит.

Проходит ещё десять минут. Солнце скрывается за горизонтом. Воздух быстро становится холоднее. Наступает ночной мороз.

Но вот какой-то звук доносится до ушей человека. Он стремительно поднимается и всем телом наклоняется в сторону, откуда прилетел к нему так давно ожидаемый им шум. Шум становится всё громче. Как будто где-то далеко, за десятки километров, сорвалась с гор и катится вниз с адским грохотом лавина камней.

Лицо человека становится белым как мел, но губы улыбаются улыбкой одобрения.

Звук постепенно затихает, и на лицо человека возвращается краска. Бесконечно усталым движением он опустился на своё ложе.

Всё. Он один на Марсе. Один на всей громадной планете!

Смерть не заставит себя долго ждать. Ещё тридцать — сорок минут — и всё будет кончено!

Человек на скале не боится смерти. Он жалеет только, что слишком мало сделано, не все планы осуществлены, не все намерения выполнены. Ну, что ж! То, что он хотел сделать, исполнят другие. В своей преждевременной смерти он виноват сам.

Как медленно идут минуты!..

Но что это?.. Снова послышался тот же звук. Всё громче, всё ближе… Он нарастал, становился оглушительным…

Из-за горизонта взметнулся луч ослепительного света. Вот он стремительно опустился к «земле», вырывая из темноты заросли растений, воды замёрзшего озера.

Человек на скале вжал тело в камень, словно боясь, что его могут увидеть.

Он действительно боялся этого. В его голове мгновенно мелькнула мысль о белой машине. Если луч прожектора коснётся её, лакированная крыша заблестит как зеркало. Её обязательно увидят те, кто направляет слепящий свет.

Словно тысячи взрывов тяжёлых снарядов слились в один невыносимый для ушей звук. Всколыхнулся разрезанный воздух. Со свистом пронёсся между скалами внезапно возникший ветер. Широкие крылья закрыли небо над головой человека.

Луч прожектора пронёсся мимо. Местность осветилась призрачным красным светом. За хвостом промчавшейся машины мелькнуло длинное ярко-красное пламя и скрылось. Грохот затихал вдали.

Человек облегчённо вздохнул. Он провёл рукой по лбу, словно прогоняя ненужные мысли.

Снова послышался шум, но уже не такой громкий. Машина возвращалась обратно. Она пролетела на расстоянии двух километров от скалы, на которой человек напряжённо следил за ней. Теперь он приподнялся: его не могли увидеть.

Луч прожектора бегал по «земле» и на короткую секунду осветил скалы вокруг. Но и этого времени было достаточно, чтобы заметить то, что наполнило сердце человека бурной радостью: зверей между камнями не было!

В красном отблеске пламени виднелись быстро удалявшиеся прыгающие тени. Смертельное испуганные «ящерицы» спасались бегством. Человек был свободен.

Он быстро спустился вниз по верёвке, закреплённой за выступ скалы, и бросился к белой машине. В темноте он несколько раз падал, больно ударяясь об острые края камней. Но что значила боль в сравнении с сознанием, что он спасён от ужасной участи быть съеденным отвратительными «владыками Марса»! Пусть впереди всё равно смерть, но его тело не достанется прожорливой пасти зверя.