Хепгуд посмотрел на часы.

— Ложитесь! — сказал он.

Бейсон нерешительно поднёс к голове резиновую маску, продолжая со страхом смотреть на длинный алюминиевый ящик, неприятно похожий на гроб.

— Но если с вами что-нибудь случится, — сказал он, — как я вылезу оттуда?

— Если со мной что-нибудь случится, то вам и незачем будет вылезать из ящика, — ответил Хепгуд. — Не всё ли равно, как умереть? Без меня вы всё равно погибнете, так как управлять звездолётом не умеете.

Бейсон тяжело вздохнул и покорно надел маску. Всеми силами стараясь побороть страх, он с помощью Хепгуда влез в ящик. Он слышал, как Хепгуд соединил шланги подачи воздуха, завинтил крышку ящика, почувствовал, как вода наполнила его «гроб».

Итак, он замурован и не сможет сам выбраться отсюда. Воздуху, как он знал, хватит на сорок минут, и если его не вытащат к этому сроку, то он неизбежно задохнётся.

А мало ли что может случиться с Хепгудом. Вдруг он потеряет сознание или просто забудет о своём спутнике…

А может быть, этот человек намеренно захочет погубить его? Так легко, по возвращении на Землю, придумать какую-нибудь историю, чтобы объяснить причину его смерти. Кто сможет проверить? И вся честь полёта, все выгоды достанутся на долю одного Хепгуда. Как он раньше не подумал об этом? Конечно, именно так и случится! Почему Хепгуд не стучит в крышку ящика, чтобы узнать, всё ли в порядке, как они об этом договорились? Стоит закрыть кран воздухопровода — и всё сразу закончится… Вот уже дышать становится всё труднее… Журналист заметался в тесном ящике, пытаясь выбраться. Но тут он услышал три чётких удара по крышке.

Условный стук! Нет, воздух хорошо проходит… Дышать легко…

Стук повторился. Бейсон поднял руку и ответил тремя ударами.

Убедившись, что со спутником всё в порядке, Хепгуд проверил, плотно ли закрыта крышка, и поспешно стал готовиться к старту: ещё раз проверил исправность шлангов, подающих воздух в ящик, где лежал Бейсон и в его собственный, стоявший рядом; осмотрел провода, с помощью которых пустит в ход двигатель. Всё было в полной исправности.

Он надел маску, соединил её с резиновым костюмом, плотно затянув герметический воротник. Потом влез в ящик и соединил шланги воздухоподачи. Завинтив изнутри крышку, впустил воду.

Всё было готово к отлёту.

Сквозь очки маски он видел светящийся циферблат часов на своей руке. Оставалось ещё две минуты.

Хепгуд был совершенно спокоен. Об опасностях, грозящих при старте, он не хотел думать. Цель, которой он посвятил свою жизнь, была достигнута. Он отправлялся в межпланетный полёт. Всё остальное исчезло из его сознания. Если произойдёт катастрофа, он не должен остаться живым. Победа или смерть! Третьего исхода для него не было…

Осталась одна минута.

Он вспомнил о Камове. Его соперник летит сейчас далеко от Земли, не подозревая, что звездолёт Хепгуда ринется за ним, что этот звездолёт будет на Марсе раньше его…

Пора!

Твёрдой рукой Хепгуд нажал кнопку.

Мучительно медленно тянулось время…

Сто семьдесят дней пути, — дней, ничем не отличающихся друг от друга, полных томящего безделья, — шли один за другим с одуряющей монотонностью.

Сознание необычайности положения, грандиозная картина Вселенной, развернувшаяся за окнами ракеты, быстро утратили остроту новизны.

Делать было почти нечего. Ракета летела по извечным законам небесной механики и должна была домчать их до цели, если не произойдёт встречи с каким-нибудь крупным метеоритом, который они не успеют заметить. Впрочем, Хепгуд не верил, что такая встреча может произойти.

Он добросовестно вёл наблюдения по программе, составленной для него американскими астрономами, но отсутствие практических навыков сказывалось. Он сам понимал, что его работа неполноценна.

Всё чаще и чаще он думал, что допустил большую ошибку, взяв с собой Бейсона вместо одного из тех учёных, которые настойчиво просили его об этом. Здесь, на ракете, несущейся в пустоте Вселенной, вдали от Земли, его тщеславное желание ни с кем не делить славы первого человека, достигшего Марса, казалось ему мелким и даже бессмысленным. Разве не сохранял он в любом случае славу конструктора и командира ракеты? Какая разница, находится ли здесь с ним журналист или какой-нибудь учёный? Очевидно, никакой.

Ошибка, непоправимая ошибка!

С Бейсоном им не о чем было говорить. Слишком велика была разница в умственном развитии, научном кругозоре, просто в характерах. Журналист отправился в полёт исключительно ради славы и денег. Всё, что касалось науки, его совершенно не интересовало.

Молодой корреспондент «Нью-Йорк Таймс» скучал ещё больше, чем его спутник. Тот мог хоть чем-нибудь заняться, а Бейсону было абсолютно нечего делать. Он перечитал по два раза все взятые с собой книги, старался спать как можно дольше, а всё остальное время уныло смотрел в круглое окно. Но за ним всегда открывалась одна и та же картина звёздного мира. Для обоих полёт превращался в пытку.

Но всему приходит конец. Наступил последний день пути. Ракета приближалась к цели. Хепгуд объяснил Бейсону, что он должен делать при спуске.

— Когда торможение прекратится, вы по моей команде откроете парашют.

— Хорошо! — ответил Бейсон. — А как вы будете тормозить ракету?

— У нас один двигатель, — ответил Хепгуд. — Мы не можем произвести торможение с его помощью. Придётся воспользоваться трением об атмосферу планеты. Если мои расчёты правильны, а я в них не сомневаюсь, это займёт двенадцать часов и потребует от меня огромных усилий.

Ракета пролетела мимо Марса, слегка коснувшись его атмосферы, точно в два часа 28 декабря, как это и было рассчитано Хепгудом, и, описав полукруг, снова миновала планету, но уже с другой стороны. Заход за заходом по сильно вытянутой спирали, каждый раз погружаясь в атмосферу всё глубже и глубже, делал Хепгуд, гася трением космическую скорость своего звездолёта. Последние круги ракета уже и не вылетала из газовой оболочки Марса. Когда скорость упала до тысячи километров в минуту, Хепгуд решил прекратить полёт. Нагревшийся корпус поднял температуру внутри корабля до пятидесяти градусов, и оба звездоплавателя чувствовали, что больше выносить такой жар они не в состоянии. Опасаясь, что он может потерять сознание и этим погубить себя и Бейсона, Хепгуд направил ракету к поверхности планеты, до которой было около пяти километров. Он рассчитывал успеть совершить посадку до захода солнца, которое в этот момент находилось уже низко над горизонтом.

— Парашют! — крикнул он Бейсону.

Наступила решающая минута. Выдержит ли парашют?

Хепгуд почувствовал резкий толчок. Над ракетой раскрылся гигантский шёлковый зонт. Скорость сразу уменьшилась. Парашют выдержал.

Обливаясь потом, до боли стиснув зубы, Хепгуд с огромным напряжением удерживал звездолёт от вертикального снижения, используя всё своё искусство пилотирования.

Когда до «земли» оставалось не более полукилометра внезапно наступила темнота. Солнце исчезло за линией горизонта, и по быстроте, с которой настала ночь, Хепгуд понял, что они находятся на марсианских «тропиках».

Приходилось садиться вслепую. Угрожала опасность угодить в одно из озёр, о глубине которых Хепгуд не имел никакого представления. Но выбора не было. Ракета быстро опускалась. Сильный удар… звон разбившегося прибора на щитке управления… испуганный крик Бейсона… и звездолёт остановился. Они были на Марсе.

Хепгуд инстинктивно посмотрел на часы. Тринадцать часов тридцать четыре минуты. Он повернулся к Бейсону.

— Запишите! — сказал он хриплым от волнения голосом. — В тринадцать часов тридцать четыре минуты по вашингтонскому времени[8] 28 декабря 19… года американский звездолёт конструкции Чарльза Альджернона Хепгуда, под его управлением, достиг планеты Марс.

— С экипажем, состоящим из означенного Чарльза Хепгуда и корреспондента газеты «Нью-Йорк Таймс» Ральфа Бейсона, — подхватил журналист. — Но это ещё полпобеды. Надо выйти из ракеты и ступить ногой на почву планеты, чтобы закрепить за нами первенство. Русский звездолёт может явиться в любую минуту.