— Может, мы все же прилетим — так, на всякий случай. Яхта уже год не была в море.

Он помог Викки забраться в простую петлю и спустил ее вниз из кабины на двадцать футов на шлюпку, которая перестала качаться, когда нисходящий поток воздуха от вертолета разгладил мелкую беспорядочную волну. Викки коснулась ногой фибергласовой поверхности шлюпки, подавив страх, и отпустила ремень. Вертолет заспешил назад, унося с собой свой шум, когда Викки перебралась на «Вихрь».

— Добро пожаловать на борт!

Мать в приподнятом настроении, подумала Викки. Но не пьяна.

— Как ты думаешь, куда ты плывешь?

— Домой.

— Домой? Но дом остался позади.

— Шотландия мой дом. В Гонконге было забавно, пока все это длилось. Теперь праздник окончен.

— Ради Бога, мама, ты ведь родилась в Гонконге.

— Училась в Англии. Проводила лето в Шотландии. Здесь для меня больше ничего нет.

— Но я здесь.

— Ты молода. У тебя есть жизнь. А я…

— Почему ты не попрощалась?

— Потому что ты бы вмешалась.

— Мама, ты не можешь плыть в Шотландию.

Салли Фаркар-Макинтош взглянула на нее.

— Черт побери, я не могу! Это моя яхта! И я могу плыть на ней куда захочу.

— Мама, у тебя не хватит сил. Ты не сможешь вести эту шхуну восемь месяцев.

— Чичестер был гораздо старше, когда проплыл вокруг света.

— Но восемь месяцев, мама! Одна!

— Я рассчитала, что управлюсь всего за шесть месяцев. Лучше не приплывать в Северную Атлантику зимой. Как только я пройду пролив Баши, я отправлюсь на Гавайи, встану на якорь и отдохну, потом вниз на Галапагосы, через Панамский канал…

— А почему не мимо мыса Горн?

Мать сурово посмотрела не нее.

— Сарказм — это не только неприятная черта характера, но и нисколько не забавно в молодой женщине, Виктория.

— Мама, ты убьешь себя. Ты попадешь в сезон ураганов на Атлантике.

— Я хочу, чтобы ты пошла вниз и потом рассказала мне, что ты увидишь над столом… Сейчас, пожалуйста.

Викки пошла вниз к столу, который находился между главным салоном и проходом на корму. К крюку, вбитому в тик, неуклюже, но надежно был прикреплен проволокой серебряный кубок, который Салли Фаркар-Макинтош выиграла на своих последних гонках «Чайна си рэйс» в 1962 году. За два года до того, как родилась Викки. На столе лежали карты с курсами, нанесенными ее матерью.

Качая головой, Викки огляделась и обнаружила два секстанта, оба недавно разрешенные к продаже. Рассматривая карты, на которых была нанесена вторая часть путешествия, она обнаружила, что мать проложила курс от Панамского канала через Карибское море к наветренной стороне острова Антигуа, где у старых друзей была верфь, потом вверх к Бермудам, и последний шаг — Саутгемптон — морской порт, из которого, как говорят семейные предания, Хэйги и Макфаркары отправились в плавание в Китай в 1839 году.

Она огляделась по сторонам, прошла по другим каютам. Яхта была набита провизией, включая огромный запас пива «Сан-Мигель» и «Бадл». Парусные кладовые были в полном порядке, снастей и материалов для ремонта было предостаточно. Цифровой указатель уровня жидкости в цистернах показывал уровень воды и горючего выше головы. Батареи были все новые, огнетушители на местах и недавно проверены.

Викки пошла наверх и нашла мать у штурвала, ее глаза смотрели на паруса. Все, что Викки могла сказать:

— «Вихрь» — большая яхта, мама.

— Она — стаксельная шхуна. Для меня нет ни одного слишком большого паруса.

— Ты собираешься поднять спинакер?[39]

— Я еще не сошла с ума, — улыбнулась Салли. — Но я попросила людей Ай Цзи придумать сверхлегкий ус. Я смогу управлять спинакером. Ус бамбуковый. Он на носовой палубе.

— Я могу еще уговорить тебя остаться?

— У тебя опять этот «бисерный» взгляд. Не волнуйся.

— У нее хорошие мореходные качества?

— Она готова к выходу в море.

— Кто? Ты или «Вихрь»?

— Мы обе.

— Да, мама, — Викки уступила с колебанием. — Она готова к выходу в море. И ты, надеюсь, тоже.

— Хочешь присоединиться ко мне?

— Ты шутишь.

Следующей мыслью, пронесшейся в ее голове, было сбежать.

— Это больше, чем приглашение, Виктория. Как ты сама сказала, она — большая яхта. Мы не вцепимся друг другу в волосы.

Викки чувствовала соблазн.

— Мам, это так мило с твоей стороны.

— Вовсе нет, — сказала Салли. — Я буду наслаждаться компанией.

— Но я не могу уплыть.

— Почему?

— Ты знаешь. Хан, Макфаркары. Каждый рассчитывает на меня.

— Вздор! У тебя куча менеджеров, и Питер там, и вездесущая Мэри Ли протянет ему руку, я уверена. Не говоря уж о китаянке твоего отца. Поплыли. Мы потрясающе проведем время.

— Я не могу, мама. Спасибо.

— Как хочешь, — сказала Салли беззаботно, но Викки могла видеть, что она разочарована.

Она посмотрела на часы, потом сверила курс.

Викки жестом указала на гальюн.

— Я сейчас вернусь, мама. Голова.

— Это в фок-мачте, — сказала мать.

— Извини, я не поняла, что?

— То, — что твой отец спрятал. Я нашла это, когда прятала кое-какое золото и бриллианты. Иди возьми это. Ты за этим пришла, да? Маленькая дверца в основании мачты.

Викки пошла вниз, подняла ковер в салоне и подняла пол. Мачта резонировала от натяжения парусов. Она нашла аккуратную маленькую дверцу, вырезанную в толстом алюминии, открыла ее ножом для масла и посветила внутрь. Пластиковый конверт среди полотняных мешочков, положенных матерью.

Она открыла конверт и нашла другую драгоценность. Это была маленькая зеленая пластиковая сфера — оптическая дискета для компьютера, которая могла спокойно вместить в себя кучу документов, толстую, как Библия. Японцы делали ее год от года меньше и обещали с булавочную головку к 2000 году.

Закрыв тайник, она пошла к матери на палубу.

— Взяла?

— Спасибо.

— Бизнес?

— Очень похоже на то.

Неожиданно ей стало очень любопытно посмотреть, что отец там записал. Она посмотрела на часы. Еще было время.

— Что ж, желаю удачи… — сказала мать.

— …Мама?

— Да, дорогая!

— Почему отец…

— Почему отец… был таким?

— Каким?

— Ты знаешь.

Салли пожала плечами:

— Гонимый?

— Да, гонимый. Он словно всегда гнался за чем-то. Теперь, когда я оглядываюсь назад и думаю о нем, мне кажется, его что-то преследовало. Ты не возражаешь, что я так ужасно спрашиваю?

— Вовсе нет. Ты спрашиваешь по существу. Ты иногда чертовски похожа на него. И я не хочу ломать твою жизнь, как делал он.

Викки вспомнила их последний разговор в тот день, когда он умирал. Она сомневалась, что он понимал, что ломал ее жизнь. Он, несмотря на поражение, которое настигло его, умер влюбленным человеком.

Салли катала пустую банку из-под пива, пока не раздавила тонкий металл и выбросила ее за борт, где она тут же утонула. Тогда она достала из холодильника новую, прислонила покрытую бусинками воды банку к своей щеке и с хлопком открыла пиво.

— Что преследовало его, мама?

— Это зависит от теории, которой ты это приписываешь. Фиона — Бог простит ее психофокусы-покусы — утверждает, что отец чувствовал себя неуютно потому, что он был сыном клерка и вырос на дне пирамиды британского Шанхая, и из-за этого должен был доказывать, что он чего-то стоит, всем, кого встречал. Если ты спросишь Джорджа Нг, он скажет тебе, что отца доводило до безумия стремление держать вместе Макфаркаров, — ты знаешь этот пункт: последний британский семейный хан, осаждаемый новыми азиатскими ордами.

Она фыркнула и стала пить пиво.

— А ты, мама? Какова твоя теория?

— Все, что я знаю, дорогая, так это то, что ты можешь полюбить всем сердцем мужчину и отдать ему свое сердце как лучшее, что у тебя есть, и все же не знать, почему он несчастлив. Другими словами, я не знаю. Ты хочешь моего совета?

— Да, мама. Пожалуйста.

— Выйди замуж за веселую душу — какого-нибудь парня, который не воспринимает вещи слишком серьезно.