— Сделай погромче.

Затаивший дыхание репортер брал интервью у четы средних лет на фоне их ресторанчика на Коулуне. Красный неон обрамлял двери, как горящий венок, и ступеньки на первый этаж украшали две хорошенькие девушки в национальных платьях, в которых Викки узнала пятнадцатилетних племянниц Альфреда, учившихся на программистов. На его матери была бесформенная черная рабочая пижама, на отце — поварские черные брюки и чистая белая майка. Их широкие улыбки показывали прекрасные зубы.

— Что они говорят, Мелисса?

Мелисса учила китайский диалект — что Хьюго поощрял — с пяти лет. Миллисент предпочла путунхуа, как тетя Викки, которая часто сожалела о своем выборе, потому что возможности его применения в Гонконге были ограничены.

— Они говорят: «Мы по-прежнему готовим… занимаемся делами ресторана». Репортер спросил: «Вы не хотите отдохнуть от дел теперь, когда ваш сын стал такой… хм, такой богатый человек?»

Родители Альфреда засмеялись смущенным смехом.

Потом его мать ответила одним из тех домашних советов, которые так любят китайцы их лет. Мелисса перевела это как:

— Старый человек, живущий на границе, теряет своего коня.

— Не поняла? — спросила Миллисент. — Пожалуйста, пригласи другого переводчика.

— Это пословица, дурочка, — улыбнулась Викки.

Отец Альфреда мягко кивнул, и даже беспечный репортер позволил себе уважительную паузу при традиционном упоминании о том, что во всяком хорошем деле необходимо спокойствие.

— Но они собираются продолжать готовить — неважно, каким еще более богатым станет Альфред, — сказала Мелисса. — Они говорят: «Что высоко взлетело, может низко упасть. Кто знает, что случится с ним потом?»

— Они — крепкие орешки, — сказала Миллисент. — Но они могли бы и отдохнуть.

— Просто они любят свой ресторан, — объяснила Викки. — И он платил им тем же. Ведь они приехали из Кантона с пустыми руками.

— Но, тетя Викки! Альфред Цин богат как Ту Вэй Вонг.

— Вряд ли. Он только начинает. Он директор консорциума, который владеет самым дорогим зданием в Гонконге. Но старик Ту Вэй может купить его в любую секунду.

— Он так же богат, как мы?

— Мы не так богаты, — сказала Мелисса. — Мама говорит, что может случится так, что наши вещи смогут уместиться на ручной тележке.

Викки вспыхнула краской. У Фионы было просто помешательство на открытости перед детьми.

— Что спросил репортер?

— Вы удивлены тем, что ваш сын добивается таких успехов?

— Если вы сажаете дыни, — ответил отец Альфреда, — вы получите дыни.

А потом последовал вопрос, который завершал каждое интервью:

— Вы боитесь смены флага?

— Люди должны есть, — сказал отец Альфреда. — Поэтому мы и держим ресторан.

— Значит, вы оптимистично настроены в отношении каэнэровцев?

— Конечно, мы оптимисты, — отрезала мать Альфреда, в то время как их улыбки застыли на лице и блестели, как сахарная глазурь.

— Мы все, — расплылся репортер в камеру, — благодарны вашему сыну за его большую сделку. Цены на недвижимость в Центре, Козвей Бэе, Ноз-Пойнт и на Коулуне подскочили на двадцать три процента за две недели.

Новогодние беспорядки были забыты в свете сделки консорциума Альфреда, и Гонконг просто помешался. Спекулянты покупали и продавали недвижимость по таким инфляционным ценам, что потоки денег из Австралии, Токио, Калифорнии и Лондона потекли в колонию. За всего лишь пять месяцев до вселения каэнэровцев здания Макфаркаров поднялись в цене на полных пятьдесят процентов.

Викки, чей отец обладал безошибочным чутьем на скачки на бирже, думала, что бы продать прежде, чем пузырь лопнет.

Каэнэровцы должны бы присудить Альфреду «Орден Мао» или что-нибудь подобное из их чертовых штучек. Пекинским бюрократам и не снился такой бум с недвижимостью прямо перед переворотом. Фондовые биржи лихорадило, новые миллионеры позировали на фоне своей новой недвижимости, которую собирались спекулятивно продать.

Когда последние кадры интервью с родителями Альфреда погасли на экране, Викки была поражена неоднозначностью выражения их лиц. Подобно миллионам китайцев их лет, они всю свою жизнь жили над или впереди хаоса, словно катясь на гребне волны, стремящейся к темному берегу. Спасение от хаоса было движущей силой их шестнадцатичасового рабочего дня и неприступным бастионом жизни их семьи, когда их дети — такие, как Альфред, — делали домашние задания в задних комнатах ресторана. За их застывшими улыбками таилось понимание, что репортер, в сущности, пропустил мимо ушей саму суть интервью.

Она взяла телефон.

— Сделай потише, Мелисса.

У каждого менеджера Макфаркаров был свой особый номер. Три соединяли ее с Джейсом Уэйдом, который ведал земельной собственностью Макфаркаров.

— Извини, что прерываю твой обед, Джим. К утру нам будет нужен перечень всех предложений по недвижимости, которые мы получили на этой неделе, на сорок процентов выше против котировки прошлого месяца… Да, мы можем продать несколько штучек сразу же после того, как будет оглашено завещание… Да, я помню, на чем мы сошлись вчера, но я передумала… Да потому, как мой отец часто говорил, что высоко взлетело, может низко упасть… Нет! — отрезала она. — Я не заблуждаюсь насчет Гонконга. Я хорошо знаю, как много времени потребовалось, чтобы накопить то, что мы сейчас имеем. Когда эти цены лопнут, я хочу, чтобы был ликвид. При небольшом везении может быть, дело закончится тем, что мы будем владеть большим, чем у нас есть, в Гонконге.

Она повесила трубку, представляя себе Уэйда и его жену попивающими мартини и роняющими комментарии по поводу импульсивной дочери старины Драконьего Лица.

— Может, нам вправду нужно купить этот коттедж в Венеции, дорогой? Разве это не чудесно, если Драконье Лицо вычеркнул ее из своего завещания? Ну, конечно, оставил ей ее долю, но отдал дело Макфаркаров в руки его профессиональных менеджеров — англичан и китайцев, которые хорошо знают Гонконг.

— Что такое ликвид, тетя Викки?

— Это значит иметь на руках наличные деньги для покупки небольшого участка земли, когда все остальные идут с тележкой по миру. И держите то, что входит в ваши большие ушки под вашими шляпками, юные леди. Мы же не хотим, чтобы мамочки и папочки ваших одноклассников судачили об этом за обедом и поднимали панику. Идет?

— Доброе утро, Виктория. Готовы встретиться с миром?

Врач был молодой англичанин примерно ее возраста, очаровательный, как герои ностальгических британских лент типа «Вечеринка с пальбой». Он был вполне красив, и иногда, в свои лучшие дни, она представляла себе уик-энд за городом — поместье где-нибудь за полмира от Китая с кроватью с балдахином.

— Я все еще не могу нюхать розы.

— Вот что бывает, когда стукаешься о мачту головой.

— Но это было больше месяца назад, Гордон.

Гордон направил ей луч света в глаз и следил за реакцией.

— Так может продолжаться не один год. Как аппетит?

— Скверно, но я уже начинаю привыкать.

Он исследовал второй глаз.

— Спасибо вашим богам — христианским и языческим. Вы можете видеть, вы можете слышать, вы можете говорить — иногда немного медленно — и вы помните свое имя. И что лучше всего, вы выходите отсюда этим утром. Ведь об этом вы уже давно мечтаете, да?

— Черт побери, да. Но спасибо вам за все. Вы были потрясающим хозяином. Я рада была быть вашим гостем.

— Похоже, доктор Ча был готов выписаться вместе с вами, — он усмехнулся и пощупал ее пульс. — Он хотел бы, чтобы вы сначала расслабились. Но я сказал ему, что ваше выздоровление ускорится, если отправитель роз объявится лично.

— Доктор Ча пользуется тем, что я сильнее ушибла голову, чем руку. Я расслаблюсь двойным виски.

— Не спешите! — сказал Гордон поспешно. — Никакого виски, пока я не разрешу.

— Честно говоря, от мысли о виски меня начинает подташнивать.

— Вот и хорошо. Одевайтесь. Я навещу вас на следующей неделе.