Отучившись в университете за границей, работая с гуйло и заведя роман с Дунканом Макинтошем, Вивиан До обнаружила, что ее натура становится все меньше китайской. Обычно это выражалось в каких-то мелких, неуловимых особенностях восприятия или изменении привычек — так, ей хотелось посидеть и поговорить за столом, а не быстро встать из-за него сразу же после того, как опустошатся несколько одиноко стоящих тарелок, или вдруг возникала потребность в тишине, молчании. Но иногда перемены проявлялись в чем-то более кардинальном. В Англии она научилась ценить личную жизнь, уединение и своего рода анонимность, которых Вивиан никогда не знала в Китае. И глаза ее раскрылись для вещей, которых прежде она не замечала, например страдания животных, оставленных в живых только для того, чтобы стать хорошо сохранившимся парным мясом.

Пробираясь сквозь лазейку, оставленную между рядами прилавков, заставленных корытцами с рыбой, Вивиан внезапно оказалась зажатой между проволочными стенами поставленных друг на друга маленьких и отдельно стоящих больших клеток. Свиньи и утки лежали связанными в высохших водосточных канавах, но к этому она уже привыкла. Котята резвились, блаженно не зная о том, что их ждет. Собаки висели в теньке, уже убитые и остриженные, чтобы была видна пользовавшаяся большим спросом темная кожа. Крупные виверры с окровавленными лапами бились, пытаясь освободиться, и Вивиан содрогнулась при виде их ран от капканов охотников. Около клетки стояла красивая девушка-горянка, может, лет пятнадцати, с глазами такими же, как у хищников, попавших к ним в плен.

Рядом стоял охотник с длинными черными волосами, собранными в хвост, — наверное, ее отец или дружок, Вивиан не могла угадать. Она посмотрела на него вопросительно, и он едва уловимым коротким движением головы показал ей идти за ним в занавешенный закуток. Вивиан прошла вдоль клеток. Девушка проводила ее взглядом, словно Вивиан, а не она была экзотической штучкой.

Внутри, в полумраке, охотник остановился и посмотрел на нее выжидающе. Он говорил на диалекте горцев Гуандуна, который Вивиан едва понимала. Его взгляд стал убийственным. Она не сразу поняла, что он ждет пароля. Им была строчка из патриотической песни «Я — китаец».

— «Я умру, оставаясь в душе китайцем».

— Так оно и будет, — прорычал охотник. — Если нас схватит банда Чена.

— Прости, что не предлагаю тебе чай, — извинилась перед Альфредом Викки, — я сейчас очень занята. Отец должен звонить из Шанхая. Какие у тебя планы?

— Две вещи. Первое — это возвращение эмигрантов.

— Как?

Альфред вдруг ухмыльнулся так, словно выиграл в лотерею.

— Ты, конечно, уже сталкивалась с проблемой нехватки рабочей силы?

— Конечно.

— Вот уже тринадцать лет — после декларации — самые лучшие и ясные головы из среднего класса Гонконга эмигрируют в Канаду, Штаты, Австралию, сорок-пятьдесят тысяч в год, так?

— Да. Людям не позволяют выбирать, выбирают их ноги.

— Мне достаточно было всего лишь взглянуть из окна — с более широким обзором, чем отсюда, — и увидеть много зданий, похожих на ваш «Экспо-отель». Они выглядят так, словно их откроют не раньше середины следующего века. Но строительство — это только часть проблемы, макушка айсберга. Невозможно нанять приличного секретаря или специалиста по системному анализу. Нам не хватает врачей, учителей — вся инфраструктура, связанная с человеком, рушится.

Викки посмотрела на часы.

— Так как ты собираешься возвращать эмигрантов?

— А как Макфаркары справляются с этой проблемой?

— Мы нанимаем пятидесятилетних китайцев, уволенных из западных корпораций, предпочитающих более дешевую молодую кровь. Кроме этого ничего не придумаешь.

— А давай-ка займемся новым бизнесом — откроем агентство по привлечению эмигрантов назад в Гонконг.

— Как это?

— Встретим их соответственно. Дадим ссуды и кредиты на приобретение домов и машин. Всех этих штучек, которые есть у гуйло.

— Это дорого.

Идея была блестящей. Викки оперлась подбородком на кисти рук, глаза неотрывно смотрели на лицо Альфреда.

— Проблема в том, чтобы уговорить их поселиться здесь и остаться после девяносто седьмого. Они будут ощущать себя в безопасности со своими новыми паспортами. Они увидят, сколько здесь грандиозных шансов. И что лучше всего — бьюсь об заклад — так это их дети; многие из них сейчас посещают американские и канадские школы. Они тоже будут здесь жить постоянно. И если уж речь зашла об этом, то вот что нам действительно нужно сейчас — это серьезный, фундаментальный университет — эдакий азиатский Гарвард, прямо здесь, в Гонконге. Гонконг не должен просто выжить и стать обычным китайским городом. Мы должны остаться англоговорящим центром Азии.

— Пожалуйста, не все сразу. Хватит пока одной идеи.

Альфред достал блокнот из своего кейса.

— Вот тут все написано на двух страницах. Почему бы тебе не прочесть, когда выпадет свободная минутка? Тогда мы и поговорим обо всем.

— А что ты хочешь от Макфаркаров?

— Подъемные суммы и доступ к вашим новопостроенным и строящимся жилым кварталам. Вы же будете их строить?

— Строительство домов стоит денег, Альфред.

— Я заполню их возвращенцами, как только вы построите. Подумай над моим предложением, Викки. Тогда, может, мы вскоре вернемся к этому разговору.

Викки проводила его до дверей.

— Ну хорошо. Но ты, кажется, говорил о двух вещах. Что еще?

— Тебе не хотелось бы выбраться куда-нибудь в новогоднюю ночь?

Викки улыбнулась. Ей стало немножко грустно.

— А ты изменился, Альфред. Когда мы с тобой познакомились, ты бы сначала пригласил меня, а уж потом заговорил о деле.

— Так тебе нравится эта идея или нет?

Он нервничал, и она удивилась.

— По григорианскому или по лунному календарю?

— Да по обоим.

— Новый год гуйло сегодня, Альфред. Ты опоздал. Извини, но я уже приглашена.

Она подумала и отбросила мысль, чтобы пригласить его на семейный праздник: дела в Пик-хаусе были не из лучших.

— Конечно, конечно. Надеюсь только, что ты не очень разочаровалась во мне оттого, что я пригласил тебя слишком поздно. Я только что вернулся из Канады. А как насчет китайского Нового года? Чудесная вечеринка в ресторанчике моих родителей?

— Звучит потрясающе. Что тебя смущает, Альфред?

— Мне придется ждать шесть недель.

— Господи, Альфред!

Она наклонилась над календарем:

— Двадцать первое января тебя устроит?

Альфред посмотрел в свою электронную записную книжку:

— Отлично!

Их глаза встретились и улыбнулись своим старым секретам. Прежде чем она повернулась, чтобы уйти, он спросил мягко:

— Чему я обязан своим счастьем?

— Тому, что ты наконец пришел сказать мне: «Привет». Надеюсь, ты скажешь мне, когда покончишь с этой Китайской башней?

Улыбка Альфреда стала еще шире.

— Не удивляйся, если мы это дело отметим в новогоднюю ночь. — Он приложил палец к губам. — Это между нами?

— Конечно. Желаю удачи.

Она пожала его руку, а потом, когда вошел ее секретарь, чтобы проводить его, тихо спросила:

— Почему ты ждал так долго, чтобы пригласить меня куда-нибудь? Я дома уже полгода.

Застигнутый врасплох ее прямотой, Альфред запнулся на мгновение, но быстро пришел в себя:

— Старая китайская пословица, Викки, гласит: «Принеси золото дочери тайпана».

— Это ты выдумываешь.

— Вовсе нет. Научился в юности.

— Не у меня, — вспыхнула Викки, задетая одним только предположением, что она отвергла его потому, что он был беден.

— У тайпана, — сказал он.

Увидев, что он рассмеялся, она засмеялась тоже.

— Ну что тут забавного? — потребовал ответа Альфред.

— У женщин Макфаркаров есть неплохая семейная традиция: они выходят замуж за бедных парней, которые потом удваивают их состояние, — поддразнила его Викки. — Мой отец удвоил состояние Фаркаров, а мой дед сделал такой же пустячок для Хэйгов. Но это не означает, что ты не можешь стать сначала богатым самостоятельно, Альфред.