Одна, обставленная мебелью в стиле Адама[4] — для Нэнси-Мэй, другая — с мебелью Чиппендейла[5] — для Девины, а третья — гостиная.
Друзья Вандерхольцев, пришедшие в порт проводить их дочь и пожелать ей счастливого плавания, преподнесли Нэнси-Мэй букеты цветов, корзины с экзотическими фруктами, перевязанные атласными ленточками, и даже десяток книг. Мистер Вандерхольц, щедро одарив чаевыми стюардов, приказал погрузить подарки на корабль. Девина подумала, что теперь Нэнси-Мэй будет находиться под постоянной опекой команды «Мавритании», и все благодаря тому, что она — дочь миллионера.
Перед самым отплытием на пристани появился экипаж с двумя детективами и огромным багажом, который горничная, к удивлению Девины, сумела быстро распаковать и разложить по ящикам и шкафам каюты.
Девина встречала этих детективов и раньше в особняке Вандерхольцев. Они лишь сопровождали дам во время поездок за покупками либо разгуливали около дома, наблюдая за происходящим. Пожилого детектива звали Патрик О'Дери, а молодого, который был у него в подчинении и появился в доме Вандерхольцев недавно, — Джейк Стейтен.
— Один из вас всегда должен находиться возле моей дочери, когда она будет выходить из каюты, — говорил мистер Вандерхольц детективам. — Я договорился с экономом — обедать вы будете в углу ресторана первого класса. Надеюсь, вы не забыли взять с собой вечерние костюмы?
— Нет, сэр, — ответил Патрик О'Дери.
Оба детектива, как показалось Девине, выглядели как обычные богатые путешественники и ничем не выделялись среди остальных пассажиров.
— Ваши каюты находятся напротив каюты мисс Вандерхольц, — продолжал мистер Вандерхольц.
Патрик О'Дери кивнул.
— Не беспокойтесь, сэр, — заверил он. — Мы не спустим глаз с вашей дочери.
— Имейте в виду, — продолжал мистер Вандерхольц, — если вы что-то проглядите, вам обоим придется плохо.
Девина вздрогнула, услышав грозные слова хозяина, и подумала, что этот богатый и могущественный человек сокрушит любого, кто встанет на его пути. Отпустив детективов, мистер Вандерхольц принялся давать наставления горничной Нэнси-Мэй, а затем направился в гостиную и объявил, что желает остаться с дочерью наедине. Девина вышла в другую комнату. Там горничная раскладывала на туалетном столике позолоченные расчески с инициалами Нэнси-Мэй из бриллиантов.
Девина была уверена, что в плавание возьмут другую горничную Нэнси-Мэй, однако вместо нее была выбрана тридцатилетняя француженка Роз, которая дома прислуживала миссис Вандерхольц.
— Ты рада, что едешь в Европу, Роз? — спросила ее Девина.
— Конечно, мадемуазель, — ответила горничная. — Хотя я пять лет живу в Нью-Йорке и город мне нравится, я очень скучаю по прекрасной Франции и мечтаю вернуться домой.
— Мы не будем проплывать мимо Франции, — сказала Девина. — Если только мисс Вандерхольц не захочет ее посетить на обратном пути.
Француженка пожала плечами:
— Как знать, мадемуазель… Но и в Англии я буду ощущать себя ближе к Франции, чем в Америке.
Услышав аргумент Роз, Девина улыбнулась:
— Ты когда-нибудь бывала в Англии?
— Нет, мадемуазель, но слышала, что там очень холодные зимы, а в домах холодно и неуютно.
— Наверное, ты права, — согласилась Девина, — хотя в Америке тоже бывает холодно.
Она вспомнила, как Сэмюел Киворд экономил на отоплении и ей постоянно приходилось напоминать ему о дрожавшей от холода тяжелобольной жене, здоровье которой ухудшалось день ото дня.
«Для богатых — одни законы, для бедных — другие, — вспоминала Девина слова отца, — и ничего с этим не поделать».
Роскошная «Мавритания» восхитила Девину безупречным вкусом, с которым она была отделана, и изысканной обстановкой. Перед отплытием она читала рекламные проспекты компании «Кьюнард»[6], в которых говорилось, что парадные лестницы выдержаны в итальянском стиле пятнадцатого века, а интерьер вместительных кают-компаний сочетает в себе французский и итальянский ренессанс. Девина мечтала поскорее заглянуть в обеденный зал «в стиле Франциска Первого, из светлого дуба с потолком, напоминающим своды старинного замка».
«Как хочется все это посмотреть», — подумала Девина.
Комнаты каюты, в которых ей предстояло прожить неделю, оказались такими же удобными и вместительными, как и в особняке Вандерхольцев.
— Папа хочет с тобой попрощаться, — объявила вошедшая в каюту Нэнси-Мэй.
Девина поспешила к мистеру Вандерхольцу.
— Всего хорошего, мисс Каслтон, — сказал он. — Надеюсь, у вас с Нэнси-Мэй не возникнет никаких проблем. Вас ждет восхитительное путешествие!
— Не беспокойтесь, сэр, у нас будет все в порядке, — ответила Девина и, помолчав, добавила: — Прекрасный корабль!
— Согласен с вами. Жаль, что это не моя собственность!
— Папа! — воскликнула Нэнси-Мэй. — Замечательная идея! Тебе надо купить пароходную компанию!
— Теперь об этом поздно говорить. Еще пять лет назад такая покупка была возможна, а сейчас «Кьюнард» и ее дочерняя компания «Лузитания» захватили весь рынок.
— Надо построить новый, еще более современный корабль, — сказала Нэнси-Мэй.
Мистер Вандерхольц покачал головой.
— Я предпочитаю иметь дело с сушей, а не с морем, — заявил он. — И дел у меня хватает.
Нэнси- Мэй обвила его шею руками.
— До свидания, папочка, — сказала она. — Не забывай меня!
Мистер Вандерхольц поцеловал дочь и улыбнулся:
— Разве можно забыть о своей дочери хоть на минуту, если миссис Вандерхольц постоянно одолевает меня просьбами купить для нее диадему роскошнее, чем британская корона!
— От меня она тоже многого требует, — заметила Нэнси-Мэй. — Ее идеи просто неистощимы.
— Планы, проекты… — добавил мистер Вандерхольц, и они с дочерью весело рассмеялись.
Раздался звон корабельного колокола, и провожающие начали покидать лайнер, по традиции отходивший от берега в полночь. Повсюду раздавались возгласы прощания и пожелания счастливого пути. «Мавритания» стала поднимать якоря, а Нэнси-Мэй и Девина поспешили на палубу, чтобы еще раз увидеть мистера Вандерхольца, стоявшего внизу на пристани. Заиграл оркестр, и шумная толпа на берегу начала махать платками, прощаясь с пассажирами. «Мавритания» подала несколько протяжных прощальных гудков, и Девина почувствовала, как палуба под ее ногами слегка качнулась и задрожала.
Ей вспомнилась фраза, прочитанная в какой-то книге, что «прощальный гудок пароходной сирены — это целая история расставаний, тоски и потерь».
Нэнси- Мэй и Девина махали руками мистеру Вандерхольцу до тех пор, пока его силуэт не скрылся из виду.
— Ну, вот и началось наше путешествие, — сказала мисс Вандерхольц. — Ты рада?
— Конечно, — ответила Девина. — Смотрите, какое волнующее зрелище!
На темном ночном небе сияли яркие звезды, а вдалеке, на берегу, угадывались очертания больших зданий и слабо мерцали городские огни.
С моря подул легкий ветерок, и Нэнси-Мэй нетерпеливо сказала:
— Давай уйдем с палубы. Мне надо с тобой поговорить.
Она оглянулась назад, и Девина догадалась, что Нэнси-Мэй смотрит, нет ли поблизости детективов. Один из них, молодой, скрывался в тени коридора, и Девина вдруг с удивлением заметила, что Нэнси-Мэй подала ему знак рукой. Когда они миновали освещенный проход, детектив двинулся за ними. Девине казалось странным, что на корабле их повсюду будут сопровождать сыщики, хотя она уже привыкла к их постоянному присутствию на Пятой авеню. Наверное, мистер Вандерхольц был прав, никуда не отпуская дочь одну, ведь в газетах часто сообщалось о похищениях детей миллионеров с целью получения выкупа. Девина читала, что иной раз похищение заканчивалось трагедией. Преступники получали требуемую сумму денег, но, боясь, что жертва сообщит их приметы полиции, в последний момент расправлялись с ней.