Дипломату приглянулась Нэнси-Мэй, и на протяжении всего обеда он говорил ей комплименты и банальные любезности. Лицо Нэнси-Мэй раскраснелось, глаза сияли, и Девина была рада, что та наконец почувствовала себя свободной от опеки матери и скучных гувернанток. Но наблюдать за мисс Вандерхольц ей долго не пришлось, потому что сосед справа — мистер Торп — сразу же завел с ней разговор.

— Не сочтите мой вопрос банальным, как вы сегодня провели время? — спросил он.

— Я читала, — ответила девушка.

— На корабле много других развлечений, в которых вы могли бы принять участие.

— Мне всегда казалось, что самый лучший отдых на корабле — любоваться морем. Оно успокаивает и лечит.

— Ну, это не для вас.

— Почему? — удивилась девушка.

— Потому что все пассажиры мечтают общаться с несравненной мисс Вандерхольц.

Уловив в его голосе сарказм, Девина холодно ответила:

— Я не восприимчива к цветистым комплиментам. Они слишком красивы, чтобы быть искренними.

Гелвин Торп рассмеялся:

— У меня такое чувство, мисс Вандерхольц, что вы мною пренебрегаете. Что ж, это даже интересно!

Девина подумала, что ее собеседник прав. Наверняка многие женщины стремились добиться расположения такого привлекательного мужчины, и вряд ли он привык к тому, что к нему могут отнестись без должного внимания.

— Вы ошибаетесь, — сказала Девина, вспомнив, что они с Нэнси-Мэй решили вести себя с мистером Торпом вежливо. — Просто, как сказал бы мой отец, англичане не восприимчивы к комплиментам.

Внезапно осознав, какой промах она допустила, девушка попыталась было исправить положение, но мистер Торп немедленно задал вопрос:

— Англичане? — повторил он. — Что вы имеете в виду? — В его голосе звучало недоумение.

— Ну… Вы англичанин, и поэтому я стараюсь не говорить вам любезных слов, — путано объяснила Девина.

— Уверяю вас, что во время нелегких научных экспедиций мне приходилось чаще слышать неприятные слова, чем комплименты.

Девина с облегчением вздохнула, почувствовав, что сумела выбраться из расставленной ею же самой ловушки.

«Будь осторожна, — сказала она себе. — Следи за тем, что говоришь!»

После досадной оплошности Девина решила прекратить словесную дуэль с Гелвином Торпом, хотя его слегка насмешливый взгляд и ироничный тон и задевали ее. Она повернулась к венгерскому дипломату и завела с ним долгую беседу, преувеличенно радуясь его неистощимым комплиментам и всячески показывая свою заинтересованность.

Потом, когда дипломату пришлось уделить внимание леди Тейлор, Девина снова повернулась к мистеру Торпу. Тот задумчиво посмотрел на нее и спросил:

— Ну, что вы решили?

— Решила… что?

— Будете продолжать смотреть на меня, как на врага, или предпочтете дружеские отношения?

— Я думаю… что многое зависит от вас, мистер Торп, — тихо ответила девушка. — Когда вы пришли, чтобы познакомиться со мной, то были настроены чересчур скептически и даже враждебно.

— Вы, мисс Вандерхольц, слишком чувствительны для американки.

— А вы весьма откровенны — это не свойственно англичанам!

Гелвин Торп рассмеялся и сказал:

— Сегодня в любом случае победа за вами! Может быть, заключим перемирие?

— Только в том случае, если мы оба не будем выходить за рамки дозволенного, — ответила Девина.

— Обещаю больше никогда не пользоваться словом как оружием. Честно говоря, я очень хочу стать вашим другом!

Тон последней фразы Гелвина Торпа заставил Девину посмотреть на него с удивлением. Во взгляде его серых глаз не было и следа враждебности, и он был мягким и внимательным. Полоса отчуждения была преодолена. Девина вдруг почувствовала неожиданную теплоту и покой. Ей захотелось сказать что-нибудь приятное Гелвину Торпу, но леди Тейлор встала из-за стола и увела их с Нэнси-Мэй из обеденного зала.

Нэнси- Мэй и Джейк ушли прогуляться по палубе, а Девина, которую утомила необходимость играть роль мисс Вандерхольц, отдыхала в одиночестве в каюте. Она пыталась осмыслить события последних дней. Вспоминая свое появление на публике, девушка решила, что особое отношение пассажиров к ее персоне вызвано исключительно любопытством, поскольку все восприняли ее как дочь миллионеров Вандерхольцев. А Нэнси-Мэй, обедая за столом капитана, привлекла внимание многих мужчин и имела шумный успех. По мнению Девины, все они, несомненно, были очарованы ее веселым нравом и привлекательной внешностью. Джейк Стейтен не преминул устроить Нэнси-Мэй сцену ревности и успокоился только после того, как она искренне заверила его в своей любви и преданности.

Поведение Джейка очень раздражало Девину, и она опасалась, что его ревность и несдержанность могут привести к тому, что их план будет раскрыт. А миссис Тейлор оказалась такой доброй и любезной пожилой дамой, что было стыдно ее обманывать, выдавая себя за мисс Вандерхольц.

Даже наметившаяся дружба с Гелвином Торпом не радовала Девину, поскольку его лукавый взгляд казался ей слишком проницательным. Девушка убеждала себя, что мистер Торп просто присматривается к ней как к будущей жене брата, и старалась вести себя так, чтобы не вызвать у него ни малейших подозрений. В разговорах она не забывала употреблять американские слова и выражения и рассказывать своим новым знакомым о том, что ее «компаньонка мисс Каслтон» долгое время жила в Америке, чем и объясняется ее американский акцент.

«Все будет хорошо», — твердила, как заклинание, про себя Девина, мечтая поскорее оказаться в Саутгемптоне.

Затем она вспомнила, что ей придется ехать в замок Милнторпов, и в волнении старалась представить себе, как ее встретят вдовствующая герцогиня и ее сын, обмануть которых будет сложнее, чем Гелвина Торпа.

«Интересно, что он им обо мне расскажет?» — думала Девина, и мысли ее приняли неожиданное направление. Но тут размышления ее были прерваны стуком в дверь.

Прежде чем она успела ответить, дверь приоткрылась, и на пороге появился тот, о ком она неотвязно думала, — Гелвин Торп.

— Я рассчитывал застать вас одну, — объяснил он. — Ваша компаньонка гуляет по палубе в окружении восторженной толпы.

— Что вы имеете в. виду? — удивилась девушка.

— Ну, новых поклонников. Она пользуется большим успехом у мужчин.

— Я рада за нее.

Гелвин Торп рассмеялся:

— Вы выражаетесь, как вдовствующая герцогиня Милнторп, когда она опекает или поощряет кого-нибудь из молодых. А вы сами не хотите проводить время несколько веселее и интереснее?

— Я очень довольна тем, как проходит мое путешествие на «Мавритании», — искренне ответила Девина.

Разве Гелвин Торп мог знать, что после того, как она почти год безотлучно ухаживала за больной родственницей, поездка на «Мавритании» представлялась девушке сказочным подарком судьбы, а люди, с которыми она познакомилась за обеденным столом — леди Тейлор и дипломаты, — вызывали у Девины восхищение и глубокое уважение. Мрачная атмосфера дома Сэмюела Киворда не располагала к интересным беседам, обсуждению мировой политики и, конечно же, к проявлению дружеских чувств.

Девина представила, какой была бы реакция Гелвина Торпа, если бы он узнал, что еще неделю назад она бродила по Нью-Йорку в поисках пищи и приюта и боялась, что ее руки, огрубевшие от каждодневной тяжелой работы, останутся такими на всю жизнь.

Вслух же Девина произнесла:

— Я вижу, вы принесли мне зарисовки к своей будущей книге?

— Вы говорили, что хотели на них взглянуть.

— Да, конечно. Вы так интересно рассказывали о Судане! Впрочем, мне, не видевшей этого своими глазами, трудно представить многие вещи.

Гелвин Торп с улыбкой вручил Девине альбом и стал наблюдать, как она перелистывает страницы. Девина ни на минуту не могла себе позволить забыть о том, что ей следует вести себя осторожно и избегать вопросов, касающихся ее прежней жизни, поэтому старалась говорить с мистером Торпом преимущественно о его научных экспедициях и задавать как можно больше вопросов.