Девина просияла.

— Спасибо вам, — сказала она. — Я буду просто счастлива, если вы действительно внимательно отнесетесь к нашим занятиям.

— А разве я тебя невнимательно слушаю? — возразила Нэнси-Мэй. — Откровенно говоря, весь этот английский этикет мне уже надоел! Может, мне выйти замуж не за герцога, а за какого-нибудь фермера и чувствовать себя свободной?

— Вряд ли вы почувствуете свободу, занимаясь весь день хозяйством, — засмеялась Девина.

Нэнси- Мэй поморщилась:

— Конечно, ты права, но от всех этих условностей — кто первым садится за стол, кто встает — можно просто сдвинуться!

— Настоящие англичане так не выражаются, — заметила Девина.

— Ну и пусть! Бее это чепуха! — воскликнула Нэнси-Мэй, и обе девушки весело рассмеялись,

В последние дни перед поездкой Девину не покидало чувство тревоги, и только лишь когда экипаж Вандерхольцев отправился в порт, она успокоилась и поверила, что действительно скоро вернется в Англию. Девина представляла, как будет рассказывать знакомым о своей жизни в доме миллионеров и о необычайном путешествии на лайнере «Мавритания».

Девина добиралась в Америку на маленьком неудобном судне, владелец которого, Морган, возглавлял одну из крупнейших пароходных компаний. Ему принадлежало много судов — современных комфортабельных лайнеров и старых, отживших свой век пароходов. Всю дорогу Девина вспоминала Чарльза Диккенса, который, совершив с женой в первый раз путешествие через Атлантику, жаловался на плохие условия и полное отсутствие комфорта. Перед поездкой ему показали фотографию его будущей каюты — она выглядела удобной и просторной. В действительности, войдя в каюту, Диккенс увидел только очень узкую нижнюю полку, а над ней — «неприступную» верхнюю. Диккенс писал, что, наверное, удобнее лежать в гробу, чем на этих полках. Каюта Девины на этом судне была такой же маленькой и узкой, и они с соседкой старались находиться в ней поочередно.

Теперь ее ожидало путешествие на роскошном лайнере «Мавритания», который миссис Вандерхольц высокопарно называла «плавучим дворцом».

Перед отплытием девушка выслушала массу наставлений, приказов и просьб. Вместе с ними отправлялись в плавание жена британского посла леди Тейлор, и миссис Вандерхольц, опасаясь, что поведение Нэнси-Мэй может оказаться некорректным, требовала от Девины пристального внимания к дочери и постоянной опеки.

— Я узнала, — говорила она, — что на «Мавритании» пассажиры первого класса должны обязательно переодеваться к обеду. Таковы правила.

— Я буду напоминать Нэнси-Мэй об этом каждый раз, мэм, — отвечала Девина.

— Когда Нэнси-Мэй захочет прогуляться, обязательно сопровождайте ее. Во время обеда вы должны сидеть рядом с ней и леди Тейлор, а на палубе — в кресле, поодаль.

Девина согласно кивала.

— Мистер Вандерхольц хорошо знаком с капитаном и казначеем. Он попросит их уделять вам особое внимание. Вы, мисс Каслтон, еще очень молоды, и я опрометчиво поступила, взяв вас на столь ответственную должность.

У Девины тревожно забилось сердце, а миссис Вандерхольц продолжала:

— Теперь, конечно, поздно об этом говорить. Не надо мне было слушать Нэнси-Мэй. Для такой серьезной работы следовало выбрать женщину постарше.

— Мэм, я вам обещаю, что буду заботиться о Нэнси-Мэй и строго следовать всем вашим наставлениям и указаниям! — искренне заверила Девина.

— Это ваша обязанность! — резко ответила миссис Вандерхольц. — Не дай Бог, Нэнси-Мэй вдруг заведет какое-нибудь сомнительное знакомство и об этом станет известно герцогу Милнторпу!

Она взяла в руки список пассажиров «Мавритании» и стала уже не в первый раз внимательно его изучать.

— На борту будут достойные английские семьи, и я попросила леди Тейлор познакомить с ними Нэнси-Мэй.

— Поездка до Саутгемптона продлится всего семь дней, и вашей дочери, возможно, потребуется время, чтобы привыкнуть к путешествию на судне, — сказала Девина.

Когда она плыла в Америку, на море был сильнейший шторм. Пароход бросало из стороны в сторону, и каждую минуту можно было ожидать, что он опрокинется и затонет. У многих пассажиров началась морская болезнь, и они лежали в своих каютах, уже почти не надеясь, что их путешествие закончится благополучно и они вернутся домой.

От одного корабельного офицера, Девина узнала, что штормовые циклические ветры проносятся над Атлантикой в любое время года, поэтому сильные бури там неизбежны. Правда, офицер шутливо заметил, что пассажир, не переживший всех «прелестей» сильного затяжного шторма, лишается многих острых ощущений.

— Я не страдаю морской болезнью, — с гордостью заявила миссис Вандерхольц, — а вот Нэнси-Мэй еще никогда не плавала по морю, и неизвестно, как она перенесет качку. Мистер Вандерхольц ненавидит море, предпочитая сухопутные средства передвижения. Возможно, моя дочь унаследовала его черты…

— Мне кажется, что такому мощному лайнеру, как «Мавритания», не страшна никакая буря, — уверенно заявила Девина.

— Будем надеяться, — ответила миссис Вандерхольц, но в ее голосе прозвучали нотки тревоги и сомнения.

Лайнер «Мавритания» поразил Девину совершенством линий и роскошью отделки. Это был огромный величественный корабль с четырьмя трубами, который, безусловно, должен был легко справляться с любым штормом. В рекламных проспектах его называли «самым современным, надежным, мощным и быстроходным лайнером», что, конечно же, соответствовало действительности.

В день отплытия мистер Вандерхольц объяснил дочери, что мощность двигателей лайнера «Мавритания» значительно больше, чем у остальных судов, и в движение его приводят современные паровые турбины.

— Я только никак не могу понять, папа, почему такой тяжелый корабль, как «Мавритания», держится на воде, а не тонет? — простодушно спросила Нэнси-Мэй.

Мистер Вандерхольц стал подробно рассказывать об устройстве судна и объяснять, почему оно не пойдет ко дну ни при каких условиях.

Наступило время прощания. Миссис Вандерхольц со слезами на глазах стала обнимать дочь, желая ей удачного путешествия. Подобное проявление сентиментальности немного удивило Девину. За прошедшую неделю она ни разу еще не видела хозяйку особняка в таком состоянии.

— Береги себя, мое дорогое дитя! — восклицала миссис Вандерхольц. — Впереди тебя ожидает новая счастливая жизнь. Ах, как бы я хотела поехать с тобой!

— Все будет хорошо, мама, — уверенно отвечала Нэнси-Мэй. — Лечи свою ногу и поскорее выздоравливай.

— Помни обо всем, что я тебе говорила!

— Обязательно, мама! Если я о чем-то забуду, мисс Каслтон мне напомнит.

— Это ее долг! Все-таки я зря…

Она умолкла на полуслове и с недоверием посмотрела на компаньонку дочери. Девина подумала в этот миг, что у миссис Вандерхольц — элегантной красивой дамы с аристократическими чертами лица и стройной фигурой — глаза недобрые и подозрительные.

После очередной порции наставлений, инструкций и просьб Девина, Нэнси-Мэй и мистер Вандерхольц наконец покинули особняк и отправились в порт.

Мистер Вандерхольц, грузный коренастый мужчина, имел при заурядной внешности сильный волевой характер и уверенные манеры. Глядя на его усталое, с глубокими морщинами лицо и рано поседевшую голову, можно было сразу понять, что этот человек всего добился в жизни сам, знает себе цену и крепко держит в руках многомиллионный бизнес.

Пока Девина жила в особняке на Пятой авеню, ей ни разу не представился случай лично побеседовать с мистером Вандерхольцем, но тем не менее она была уверена, что за банальными фразами и общими суждениями скрывается незаурядная личность и интересный собеседник.

Сев в экипаж, мистер Вандерхольц нежно обнял Нэнси-Мэй за плечи и сказал:

— Тебя ожидает прекрасное путешествие. Не отказывай себе ни в чем, покупай все, что понравится, а я оплачу потом счета.

— Спасибо, папа.

Мистер Бандерхольц еще раз напомнил об этом дочери, когда Нэнси-Мэй и Девина поднялись на «Мавританию».

Помещение, в котором Девине предстояло прожить неделю, состояло из трех просторных комнат.