— Эви, — прошептала она в ответ. — Я не думала, что все у тебя так выйдет. Почему ты не сказала мне об этом раньше? Я никогда не видела тебя такой подавленной. И это ты — женщина номер один в стране, тебе завидуют во всем мире.

— Я старалась не обращать внимания на все это. Теперь я не могу признаться ни в чем даже своей собаке — кто-нибудь может меня услышать.

Обе улыбнулись. Близкие друзья Эви знали, что когда она ссорилась с Маком, то запирала дверь спальни и жаловалась на мужа своим двум любимым терьерам.

— Я не хотела, чтобы Мак стал президентом, а он хотел. Мак не может понять, насколько для меня тяжела и скучна жизнь на Пенсильвания-авеню, 1600, это даже не дом. Он должен понять, что такая жизнь хороша только для него, но не для меня. Разве я не права и хочу слишком многого?

— Ну, так и выскажи все это Маку.

— Ха! У него нет времени на разговоры со мной, и голова забита другими, более важными для него делами.

— Нет ничего важнее для него, чем ты. Когда ты в последний раз разговаривала с ним по душам?

— Я никогда не говорила с ним об этом.

— Тогда это не его вина, а твоя. Сделай так, поговори с ним, как только вернешься в Белый дом.

— А о президенте Франции ты забыла?

— Когда он с ним встречается?

— Через пятнадцать минут у них будет совместный обед. — Эви посмотрела на часы.

— Тогда ты должна встретиться с супругом, как только президент Франции выйдет за дверь.

— Ты неподражаема, Марийка, ты такая же сумасшедшая была в колледже, теперь просто условия изменились.

— Извини, я отойду на две минуты.

Марийка вышла из-за стола и подошла к одному из агентов секретной службы, тот провел ее к напарнику, дежурившему в машине у входа. Она села на переднее сиденье, и ее соединили по защищенному от прослушивания каналу связи с Натаном Стоутоном, секретарем-распорядителем в президентской команде, которого она хорошо знала по предвыборной кампании в Массачусетсе. Они перебросились фразами на специальном, давно разработанном ими коде, который никто, кроме них двоих, не понимал.

Марийка поблагодарила Натана и вернулась в ресторан.

— Эви, я обо всем договорилась. Мы должны вернуться в Белый дом к двум пятнадцати.

— Для чего?

— В президентском расписании "дырка" с двух пятнадцати до половины четвертого, он проведет это время наедине с тобой.

— Все-таки ты сумасшедшая, Марийка! — Эви даже смутилась от неожиданности. — Это ничего не изменит, но я люблю тебя именно за то, что ты только что сделала. Тебе удалось организовать для меня первый свободный час с Маком за последние два месяца.

— Разве вы не проводите вместе свободное время в уик-энды в Кэмп-Дэвиде?

— Там он еще более загружен. Встает в шесть, мы встречаемся только за обеденным столом, и вокруг полно его помощников и членов кабинета, и ложится спать он даже позже, чем в Вашингтоне.

— Просто удивительно!

— Это каторга!

На этом разговор прервался. Они заказали "вэрджин мэри", цикорий-эндивий и мясной салат. Владелец ресторана поставил в центр стола корзинку с маленькими, только что испеченными бисквитами и сдобными булочками с корицей, сладкое масло в перламутровой раковине. Женщины жадно набросились на еду и быстро все съели, включая и изысканный шербет из манго, принесенный на десерт.

Они поболтали об общих бостонских знакомых, последних нью-йоркских и бостонских новостях. Марийка оплатила счет.

— Если бы ты знала, какая это для меня полезная терапия — слышать твой голос, видеть тебя, — сказала Эви. — Постараюсь отплатить тебе за ужином в Белом доме. И у меня есть для тебя сюрприз, ты его заслужила.

— Неужели мне разрешат спеть "Марсельезу" после горячих блюд?

— Нет, — улыбнулась Эви, — я не хочу разрыва франко-американских отношений. Я хочу познакомить тебя с одним человеком. Тебе не придется ужинать в компании исключительно франкоговорящих официальных лиц.

— Какой восторг, неужели там будет кто-то говорящий по-английски?

— Его зовут Джонатон Шер, мне он кажется очень симпатичным. Он — то, что ты называешь "очень успешный". Еврей, бизнесмен, сорок два года, недавно развелся с женой-истеричкой после десяти лет супружеской жизни. Он владеет одной из крупнейших венчурных фирм. Живет в Чикаго, но больше находится в разъездах. Он был одним из спонсоров нашей предвыборной кампании.

Марийка доброжелательно усмехнулась, Эви позаботилась об ухажере на время ужина.

— А что, если мне больше понравится сосед слева за столом?

— У Джонатона прекрасное чувство юмора, он уничтожит своего конкурента. Тебе нужны еще какие-нибудь характеристики?

— Нет, этого достаточно, меня устраивает его общество.

— Ты увидишь, он очень симпатичный и сексапильный мужчина. Но предупреждаю тебя — после того, как он развелся, на него нацеливается куча женщин.

— Эви, ты же знаешь, мне не нужен мужчина, я не нахожусь в безвыходном положении.

— Конечно, нет, черт возьми! Но это не означает, что мужчины не должны умирать от любви по нас. А-а?

Подруги поднялись, поблагодарили владельца ресторана и, взявшись под руки, пошли к машине. Эви подвезла Марийку на Коннектикут-авеню, где у той была назначена встреча с клиентом.

Машина первой леди, сопровождаемая эскортом секретной службы, направилась в сторону Белого дома, где ее уже дожидался президент, удивленный изменением в своем распорядке и гадавший, что это задумала Эванжелин.

Атмосфера Рождества уже чувствовалась в воздухе в эти декабрьские дни. Через неделю особняк превратится в волшебную страну.

Вереница машин у Восточных ворот скопилась задолго до восьми часов. Эви, как всегда, послала за подругой машину, хотя Марийка предпочла бы добраться сама.

Она бывала здесь так часто, что в лицо знала многих полицейских, агентов секретной службы, обслуживающий персонал, одетый к вечеру в темные костюмы-полуфраки. Она вышла из машины у Восточных ворот, где проверили ее пропуск и имя в списке приглашенных. Оркестр веселой мелодией встречал гостей, девушки-арфистки в морской униформе и красных чалмах улыбками приветствовали вновь прибывших.

Марийка здоровалась и перекидывалась репликами со знакомыми, пока шла по переходу, соединяющему восточное крыло с основным особняком. Стеклянная стена коридора выходила на Южную лужайку, другая стена была увешана фотографиями, рассказывающими об истории этого знаменитого здания. В воскресные дни, по утрам, здесь толпятся группы туристов, сейчас же было мало народа.

Марийка прошла мимо двух бронзовых статуй ковбоев, укрощающих мчащихся лошадей, и вошла в особняк, отдала пальто портье и поднялась по лестнице на основной этаж, минуя группу журналистов, радуясь, что ее не узнают в лицо. Они охотились за известными официальными лицами, главами "счастливой сотни" — крупнейшими бизнесменами, чьи доходы в десятки раз превышали зарплату влиятельных сенаторов и правительственных чиновников, на которых журналисты обращали мало внимания.

Краем глаза Марийка заметила, что один из журналистов, указывая в ее сторону, расспрашивал у одного из завсегдатаев подобных приемов, кто эта дама. Она поторопилась скрыться от навязчивых расспросов. Но ее все же успел перехватить знакомый фотограф из Ассошиэйтед Пресс.

— Марийка, на вас потрясающее платье, — восторженно приветствовал он ее. — Кто ваш модельер?

Он уже навел на нее фокус.

— Я его сама сшила, Джерри! — ответила Марийка, представляя, какие ухмылки такой ответ мог вызвать у большинства приглашенных дам, но, увидев разочарование на лице фотографа, она шепнула ему на ухо: — Это секрет, Джерри, платье шил Оскар де ла Рента.

Фотограф мог теперь сделать подпись к фото, которое сегодня ночью разойдется по каналам АП.

— Спасибо, Марийка. — Он с благодарностью улыбнулся. — Вы действительно прекрасно выглядите.