Они дружили семьями в хорошие времена, вместе переживали невзгоды. В ту ночь, когда полицейский сообщил ей о гибели Дейвида, Марийка первым делом позвонила отцу, второй звонок был Эви и Маку, которые тут же кинулись к ней. В Конгрессе шли заседания, но Мак бросил все дела и вылетел с женой в Бостон, считая, что в этот момент они должны быть рядом с Марийкой, чтобы помочь ей пережить эту страшную трагедию.
Уотсоны остановились в доме Вентворсов, обзванивали друзей семьи, принимали посетителей, желавших выразить свое соболезнование, вели переговоры с похоронной конторой, адвокатами, готовили еду, короче, сделали все, чтобы они состоялись вовремя и были достаточно организованы. Эви полностью взяла на себя организацию поминок после отпевания тела в церкви Троицы и похорон.
Марийка с благодарностью вспоминала их помощь в эти трудные дни. Она и дочь находились в полной прострации от горя и успокоительных препаратов, ничего не понимали и не знали, за что хвататься.
Когда год спустя Мак Уотсон выставил свою кандидатуру на пост президента Соединенных Штатов, Марийка и ее фирма взяли на себя организацию предвыборной кампании в Нью-Йорке, куда перебазировался ее офис. Включение в изматывающую гонку за Белый дом было лучшей терапией для Марийки. Тогда к ней прилипло прозвище "Белые перчатки". Один из противников, который сильно ее недолюбливал, как-то сказал: "Миссис Вентворс, политика — грязное дело, сойдите с вашей лошади и снимите белые перчатки". После этого Марийка больше не возражала против такого прозвища.
Когда Мак был избран президентом, он предложил ей на выбор два важных и престижных поста, но Марийка вежливо отклонила оба предложения. Еще рано передавать ее фирму в другие руки, она не хотела терять двести тысяч долларов годового дохода, но главное — Лайза не хотела уезжать из Нью-Йорка, в нем ей было хорошо, она обзавелась кучей друзей.
Изменение положения Эванжелин Уотсон не охладило близкой дружбы двух женщин. Каждый раз, когда Марийку приглашали на званые обеды или другие церемонии в Белом доме, она использовала эту возможность для общения наедине с подругой.
Марийка стала замечать, что Эви испытывала физическое неприятие при исполнении обязанностей первой леди на публике. Ее улыбка стала не такой естественной и радостной, как раньше. Куда-то ушла та энергия, с которой она носилась по коридорам Белого дома в первое время. Стены президентской резиденции стали давить на нее.
Марийка вспомнила, как они обе загорелись идеей организации президентского салона красоты, где бы Эви и Мака готовили к публичным появлениям. Они даже комнату выбрали рядом с Овальным кабинетом, но тут Мак чуть не перечеркнул все их планы. "Надо мной будут насмехаться все избиратели, если узнают, что меня приводят в порядок в женском салоне".
Тогда Эви убедила мужа, что ему лучше будет посещать парикмахера-стилиста вне стен Белого дома, лишив таким образом дворцовых сплетников возможности обсуждать, не выпадают ли у президента волосы.
Марийка пригласила своего приятеля архитектора, помогая планам Эви переустроить жилые комнаты резиденции. Они выбрали один из старинных замечательных залов для обустройства комнаты отдыха президента, где бы он чувствовал себя комфортно. Одну из стен сделали зеркальной, другие обили голубой материей, подобрали изящные белые портьеры и ковры с бело-голубым орнаментом. Марийка заказала сшить для Эви и Мака голубые халаты с их вышитыми белыми вензелями. Мак сначала категорически отказался надевать "подобную вещь цвета анютиных глазок", зато потом любил его носить…
На втором этаже служащий распахнул перед Марийкой двери Овального кабинета, где ждала ее первая леди. Эта знаменитая комната, выдержанная в солнечных желтых и коралловых тонах, где собиралась президентская семья, выходила окнами на Потомак, Вашингтонский монумент и Джефферсоновский мемориал. За стеклянными дверями был балкон, где росло много цветов и стояли французские кресла с желто-зеленой шелковой обивкой.
Эви перебирала за круглым столом семейные фотографии, большинство из них были вставлены в рамки, с подписями, монограммами, президентской печатью. Первая леди крепко обняла Марийку. Она заметила, что Эви похудела с их последней встречи. Ее прекрасные волосы до плеч были зачесаны назад и стянуты обшитым вельветом обручем. Она выглядела очень юной, но глаза говорили о другом — они были уставшими.
— Луция, — обратилась она к служанке, стоявшей рядом у стола, — я хочу, чтобы эти фотографии стояли здесь, в кабинете. — Она протянула девушке отобранные рамки и добавила по-итальянски: — Всегда. Поняли? Стирайте пыль каждый день и полируйте каждые три дня.
— Да, синьора Уотсон, — ответила девушка тоже по-итальянски, кивнула и выскользнула из комнаты.
— Вот видишь, чем приходится заниматься. Пока не сказала, что серебро нужно чистить, сами не делали, и во всем так.
— Значит, вот чем занимается первая леди? — рассмеялась Марийка.
— Примерно.
— Как же ты выкроила для меня время? Сегодня же обед и ужин с французским президентом, как мне сказали.
— Сегодня на обеде будут только официальные лица. Мне не нужно что-то делать, поскольку супруга президента не приехала, так что днем я свободна.
Марийка оглядела наряд подруги: плотная бежевая юбка из шерстяного крепа и кофейного цвета шелковая блузка.
— Выглядишь шикарно, — одобрила она выбор Эви.
— Ты просто мне льстишь, — ухмыльнулась подруга. — Ой, Марийка, как же я рада тебя видеть! — Она снова обняла и поцеловала Марийку.
Эванжелин соорудила на голове тюрбан из шелкового кашне, надела старый плащ и солнцезащитные очки. В таком виде трудно было узнать первую леди, она превратилась в госпожу Никто.
Подруги спустились на лифте вниз, быстро прошли через дипломатический выход, сопровождаемые тенями агентов секретной службы. Никто из посторонних не обратил внимания на двух женщин, севших в автомобиль. Только полицейский у выезда из Белого дома, привыкший к переодеваниям первой леди, салютовал им, когда они выезжали из ворот.
Белый дом остался позади, они направились в Джорджтаун. Марийка со смехом рассказывала, как ее секретарь придумала, чтобы избежать любопытства прессы. Хозяин ресторанчика встретил их у входа. Агенты уже обшарили помещение, и двое уселись за стойкой, изображая безразличие случайных посетителей.
— У меня нет ни цента с собой, — шепнула Эви. — Надеюсь, ты расплатишься за обед.
— Я что, всегда должна оплачивать счет? — в тон ей произнесла Марийка. — Только ты и английская королева никогда не имеете с собой денег.
— Послушай, не возмущайся. Обещаю накормить тебя сегодня бесплатным ужином у себя.
Подруги рассмеялись.
— Я лишена самых обычных вещей — хождения по магазинам, оплаты счета кредитной карточкой, общения с людьми, походов к парикмахеру, то есть всего того, что делают все люди. Действительно, я несвободна. Прохожие пялятся на меня, пытаются дотронуться, агенты секретной службы не оставляют ни на минуту без присмотра. Я никуда не могу пойти без предупреждения. — Она поглядела на двух агентов, цепким взглядом следивших за другими посетителями, окнами и дверями.
— Ты раньше так часто не сетовала на судьбу, Эви. Что с тобой происходит? Эти агенты заботятся о твоей безопасности, не обращай на них внимания, вот и все.
— Я знаю, знаю. Они отличные ребята… Я имею в виду эту жизнь, которую мы ведем: У нас вообще нет времени для себя никогда. Мак все время занят государственными делами. Он совершенно измотался, а когда возвращается в наши жилые комнаты, просто валится от усталости в постель, полностью выжитый. Меня же все время окружают какие-то люди, персонал, даже на кухне. Все под присмотром, даже когда переодеваюсь, всем улыбаешься, благодаришь. А с губ все время хочет сорваться: "Дерьмо!" Конечно, я жалуюсь! У Мака даже нет времени со мной поговорить. Вот какое это партнерство! До сих пор меня не беспокоило, что у нас нет детей. Наши отношения и без них были очень наполненными. Мак всегда был таким веселым, любил меня. Восхитительный мужчина! Он занимал все мое время и мысли. Но сейчас мы разбежались в разные стороны. У нас нет общих интересов, весь день расписан по минутам, видимся только поздно вечером, и это все. — Эви говорила так тихо, что Марийка едва могла расслышать ее слова.
