— Нет-нет, я задал вполне конкретный вопрос. Я спросил, сколько будет нам стоить его помощь, на что он ответил, чти никаких денег не возьмет.

— Мы теряем время! — воскликнул Иаков. — Мы уже должны быть в посольстве. Все планы здания и прилегающей территории изучены. Имеется с полдюжины путей проникнуть внутрь и вызволить моего отца!

Мужчины повернулись к нему, в глазах застыло недоумение.

— Мы все понимаем, — сказал офицер Моссада.

— Простите, я совсем не то имел в виду.

— Вы, как никто другой, имеете право так говорить, — сказал Бен-Ами.

— Однако не должен. Простите еще раз. Но все же почему мы ждем этого Вайнграсса?

— Поскольку он способен оказать нам неоценимую помощь, без него операцию провернуть не удастся.

— Понятно! Моссад решил сменить приоритеты. Спасти американца, оказывается, важнее, чем спасти того, ради кого мы здесь... Да, черт возьми, ради моего отца!

— Результат может быть один, Иаков...

— Я не Иаков! — выкрикнул командир. — Для вас я Синий, сын человека, который наблюдал за тем, как разлучают его отца и мать в Освенциме для того, чтобы отправить в газовую камеру. Я хочу, чтобы отец вышел из посольства живым и невредимым. И знаю, что способен сделать это! Сколько может этот человек страдать? Детство, наполненное ужасом. Его сверстников отправляли на виселицу за то, что рылись в мусорных баках в поисках съедобного куска, насиловали, вынуждали голодать, прятаться в лесах по всей Польше, пока не пришли союзные войска. И потом, когда Бог благословил его тремя сыновьями, двоих убили — разделали, словно мясник на бойне, — арабские террористы! И теперь я должен переживать из-за какого-то американского ковбоя, политикана, которому не терпится стать героем?

— Судя по тому, что мне о нем сказали, — спокойно произнес Бен-Ами, — вы ошибаетесь. Этот американец рискует своей жизнью, не надеясь ни на поддержку своих людей, ни на награду за свои труды, если, конечно, останется жить. Как сообщил наш здешний друг, причина, по которой он решился на такой шаг, мало чем отличается от вашей. Отомстить за зло, причиненное когда-то его семье.

— Не желаю больше слышать о нем! Как можно сравнивать одну семью и целый народ! Хватит, отправляемся в посольство!

— А я говорю, что мы остаемся, — сказал офицер, медленно выкладывая свой пистолет на стол. — Сейчас вы действуете от имени Моссад и должны выполнять наши приказы.

— Свиньи! — вскрикнул Иаков. — Все вы свиньи!

— Даже если так, — проговорил Бен-Ами, — это относится ко всем нам.

В 10 часов 48 минут утра по оманскому времени запланированная пресс-конференция завершилась. Репортеры и телевизионщики складывали оборудование и собирались покинуть здание посольства. Весь путь из зала, где проходила встреча, до ворот был огорожен вооруженными террористами-мужчинами и укутанными в чадру женщинами. Один толстяк из числа журналистов прорвался через охранников к столу, за которым сидела Зайя Ятим. Дула винтовок тут же ткнулись ему в висок, но он, не обратив на это внимания, сказал:

— Я посланник Махди, того, кто платит за все, что у вас есть.

— И ты тоже? Ситуация в Бахрейне, похоже, и в самом деле серьезная.

— Прошу прощения?..

— Его обыскали? — спросила Зайя охранников. Те кивнули.

— Отпустите его.

— Спасибо, мадам. О какой серьезной ситуации в Бахрейне вы говорите?

— Нам об этом не известно. Один из наших людей отправится сегодня туда, чтобы выяснить, и вернется к нам с новостями.

Макдоналд смотрел в глаза женщины, чувствуя, как острая боль сдавила грудь. Что происходит? Почему Бахрейн решил действовать в обход его? Что толкнуло их на то, чтобы отказаться от его услуг? Что эта грязная арабская шпионка натворила?

— Мадам, — осторожно, взвешивая слова, заговорил англичанин. — Ситуация в Бахрейне — вопрос, конечно, крайне серьезный, только я здесь затем, чтобы обсудить другой, не менее серьезный вопрос. Наш благодетель пожелал выяснить — причем сделать это надо немедленно, — каковы функции женщины по имени Калейла здесь, в Маскате.

— Калейла? Среди нас нет женщины по имени Калейла. Хотя что значат имена, не так ли?

— Нет, конечно, здесь — нет, но мне известно, что за пределами этих стен она входила в контакт с вашими людьми, вашим братом, если говорить точнее.

— Моим братом?

— Именно. Трое сбежавших пленников направлялись на встречу с ней по дороге в Джабаль-Шам. Направлялись на встречу с нашим врагом!

— Что вы такое говорите?

— Я не просто говорю, мадам, я требую объяснений. Мы требуем объяснений. Махди самым решительным образом настаивает на этом.

— Не понимаю, о чем идет речь. Одно вы сказали верно. Трое заключенных сбежали из тюрьмы. Один из них мой брат, вместе с ним были Иосиф и посланник нашего благодетеля, человек по имени Амаль Бахруди. Он из Восточного Берлина.

— Из Восточного... Из Берлина? Мадам, не так скоро.

— Если вы действительно явились от Махди, странно, что не знаете о нем. — Зайя Ятим замолчала, пристально вглядываясь в лицо Макдоналда. — С другой стороны, вы могли явиться откуда угодно, от кого угодно.

— В Маскате я один уполномочен передавать его волю! Позвоните в Бахрейн, мадам, и выясните это сами.

— Вы отлично знаете, что подобные звонки недопустимы.

Зайя щелкнула пальцами, подзывая охранников. Те бросились к ней.

— Проводите этого человека в комнату для переговоров. Затем разбудите моего брата, Иосифа и найдите Амаля Бахруди. Я созываю еще одно совещание. Живо!

Одежда, которую Эван выбрал для себя, была типичным одеянием террористов. Своего рода террористская униформа — брюки защитного цвета, куртка и темная рубашка, расстегнутая до середины груди. Несмотря на то, что возраст и цвет глаз могли выдать Эвана, он не слишком отличался от большинства фанатиков, занявших посольство. К тому же потемневшая кожа делала его моложе, а глаза прикрывал козырек матерчатой кепки. Наряд довершал нож в кожаных ножнах, прикрепленный к обшлагу куртки, и револьвер, покоящийся в нагрудном кармане. Ему доверяли. То, что он достоин доверия, он доказал тем, что спас жизнь Азрака, лидера террористов. И теперь Эван мог свободно передвигаться по территории захваченного террористами посольства, наблюдая леденящие душу сцены.

— Я американец, — шептал он обезумевшим от страха заложникам, не спуская глаз с вездесущих охранников, у которых создавалось впечатление, что он выкрикивает ругательства, выплескивает на головы пленников грязные оскорбления в припадке ярости. — Про вас никто не забыл! Мы делаем все возможное! Не обращайте внимания на мои крики, это для отвода глаз.

«Слава Богу!» — первое, что слышал Кендрик от заложников, затем слезы.

— Они всех нас убьют! Им на все наплевать! Эти грязные животные не боятся умереть, им все равно, если прихватят в могилу и нас с собой!

— Постарайтесь сохранять спокойствие, прошу вас! Ни за что не показывайте своего страха, это очень и очень важно. Не вступайте с ними в конфликт, но и не ползайте перед ними на коленях. Ваш страх — все равно что наркотик для них. Помните это.

В один момент Кендрик выпрямился и разразился бранью в адрес группы из пяти заложников, заметив появившихся в поле зрения личных охранников Зайи Ятим. Один из них направился прямиком к нему:

— Ты, Бахруди!

— Да?

— Зайя хочет немедленно видеть тебя. Жди ее в комнате для переговоров.

Эван последовал за охранником, вместе они пересекли крышу, спустились вниз, отсчитав три лестничных пролета, и прошли по длинному коридору. Эван снял кепку, потемневшую от выступившей на лбу испарины, остановился у двери в указанную комнату и вошел внутрь. Четыре секунды спустя мир вокруг него взорвался от слов, которые он меньше всего ожидал услышать:

— Боже правый! Эван Кендрик!

Стараясь не выдать своего потрясения, Эван поинтересовался на арабском у Зайи, кто этот тучный человек, который говорит по-английски.