— Не просите, не надо...

— Хорошо, не буду, только подпишите вот этот документ, — Пейтон достал из кармана листок бумаги, — где говорится о неразглашении в средствах массовой информации событий, имевших место в связи с терактами.

— Ладно, подпишу. Но, по-моему, это противозаконно.

— Ничего подобного, господин президент! Когда в 1947 году создавалось Центральное разведывательное управление, по Закону о национальной безопасности, принятому конгрессом, оговаривалось, что в случае национального кризиса ЦРУ имеет право на чрезвычайные меры.

— Правильно, но не навеки же... Должен быть указан срок, — сказал президент, перебирая на столе бумаги.

— Разумеется, не навеки! Я прошу всего пять дней, — сказал Пейтон, протягивая документ на подпись президенту.

— Я подпишу, — сказал Дженнингс. Взяв бумагу, он протянул Пейтону листок, который нашел у себя на столе. — Пока буду подписывать, прочтите вот это. Правда, на прочтение требуется немало времени, как на большинство компьютерных распечаток из пресс-бюро. Эта поступила ко мне сегодня днем.

— Что это?

— Анализ будущей кампании по выдвижению конгрессмена Эвана Кендрика на выборную должность вице-президента. В июне состоится съезд партии в Чикаго, где его внесут в списки для голосования.

— Интересно! Позвольте ознакомиться. — Пейтон протянул руку.

— Я так и думал, что вас это заинтересует, — произнес Дженнингс, вручая распечатку директору Отдела спецопераций. — Мне было любопытно, воспримете ли вы это так же серьезно, как Самуил Уинтерс воспринял вас?

— Воспринимаю весьма серьезно, — ответил Пейтон, пробегая глазами распечатку.

— Между прочим, мои люди из пресс-бюро говорят, что он может пройти... — заметил президент, не сводя взгляда со своего гостя. — Кендрик взлетит высоко и быстро. Уже на следующей неделе семь серьезных газет Среднего Запада начнут раскручивать его имя. Три из них имеют собственные радио и телестанции в густонаселенных штатах Северного и Северо-восточного центров. Уже подготовлены аудио— и видеокассеты с прошлогодними выступлениями конгрессмена.

— Но чья это инициатива? Я в распечатке не нахожу отсыла.

— И не найдете! Все идет из Чикаго, из штаб-квартиры республиканцев.

— Невероятно.

— Почему же? Конгрессмен приобрел популярность. Вокруг него образовалось своеобразное электрическое поле — он как бы излучает уверенность и силу. Поэтому он в состоянии быстро и высоко взлететь, как говорят мои люди. Окружение Орсона Боллингера, которое я считал своим, пожалуй, получит коллективную отставку.

— Сомневаюсь, господин президент, — заметил Пейтон. — Окружение Боллингера насквозь коррумпировано, а потому опасно.

— Вы меня обескуражили, доктор Пейтон. Я-то думал, вы скажете нечто вроде: «Элементарно, Ватсон».

— Этого я не скажу, господин президент.

— Раз уж я собираюсь подписать ваш документ, то, наверное, имею право знать, чем все-таки вызвана его необходимость?

— Имеете полное право, господин президент! Люди Боллингера узнали, что Эван Кендрик не сегодня-завтра потеснит их вице-президента, поэтому они довольно успешно подначивают палестинских террористов, чтобы те его убили. Но мы их выследим и обезвредим.

— Вы уверены?

— Да. Пять дней моратория на публикацию в прессе материалов о терактах, думаю, вполне достаточно.

— Почему-то у меня такое чувство, будто я стою перед гильотиной.

— Это неверное предчувствие, господин президент. Американский народ никогда не допустит, чтобы ваша голова слетела с плеч.

— Народу свойственно ошибаться, — заметил президент. — К тому же история изобилует примерами, когда вину за свои ошибки народ перекладывает на плечи руководителей.

— Ваша подпись на этом документе — тоже часть истории. К слову сказать, бывают случаи, когда руководитель страны не обязан советоваться с народом. Тем более, что предвидение и здравый смысл — два основных краеугольных камня в фундаменте политической ориентации любого руководителя, — сказал Митчелл Пейтон с расстановкой.

Снег валил хлопьями, и поэтому свет от уличных фонарей вдоль дороги, бегущей по берегу озера, отражался крошечными бликами на потолке комнаты в отеле «Дрейк».

Было начало третьего. Светловолосый мужчина спал крепким сном. Дыхание у него было ровным и глубоким. Когда раздался телефонный звонок, он вскочил, опустил ноги на пол и схватил трубку.

— Да? — сказал Милош Варак таким голосом, словно вовсе не спал.

— У нас проблема, — сказал Самуил Уинтерс.

— Хотите обсудить?

— Да. Но только предельно лаконично.

— Согласен. Итак, в чем проблема? Когда и где?

— Примерно семь часов назад. Нечто ужасное. Штат Вирджиния...

— Нападение?

— Да. Массированное. Огромные потери.

— Икар? — вскрикнул Варак.

— Его там не было. Не было его и в горах, где тоже была предпринята попытка. Не удалась.

— Эммануил Вайнграсс? — спросил Варак. — Стал мишенью? Я знал, что это случится.

— Если знали, почему не предупредили?

— Позже, сэр... Я вернулся из пригорода Чикаго в половине первого...

— Там все идет по плану?

— Даже опережает его. Почему нет сообщений?

— Это нецелесообразно.

— Тогда как вы об этом узнали?

— Человек, которому я доверяю, по моей протекции поехал прямо в шестнадцатую сотню.[48] Поняли?

— Понял.

Милош Варак с облегчением вздохнул. Самуил Уинтерс точно не предатель дела «Инвер Брасс». Но кто тогда?

— Сэр, необходимо, повторяю, необходимо завтра всем встретиться. Как можно раньше. В течение светового дня.

— Хорошо, но почему?

— Есть некто, кого не должно быть. Вообще...

— Вы уверены?

— Уверен.

В Калифорнии было половина пятого утра, на востоке Соединенных Штатов — ровно половина восьмого.

Эндрю Ванвландерен сидел в своем бархатном кресле, устремив неподвижный взгляд в пространство прямо перед собой. Время от времени он покачивался. Внезапно в припадке ярости Эндрю Ванвландерен схватил стакан с тяжелым дном и швырнул его туда, где стоял телевизор. Затем он обвел взглядом свой отделанный красным деревом кабинет и свалился на пушистый белый ковер. Но бешенство не отступило. Приподнявшись на локте, Ванвландерен дотянулся до мраморной пепельницы на журнальном столике, схватил ее и с силой запустил в экран работающего телевизора.

Выпуклое стекло раскололось, телевизор взорвался. Повалил дым... Ванвландерен бессильно замычал, пытаясь дрожащими губами произнести какие-то слова.

Через секунду из спальни примчалась его жена.

— Что с тобой? — закричала она.

— Новости... Круглосуточный канал... Нет! Ничего! — рычал он хриплым голосом. Лицо и шея у него налились кровью, жилы на лбу и на висках вздулись. — Что? Что случилось? Я заплатил им ровно два миллиона! — Неожиданно Ванвландерен вскочил. Глаза у него расширились. Руки дрожали... Он сделал пару судорожных пассов ладонями, словно пытался раздвинуть завесу из воздуха, и вдруг грузно повалился на пол. Короткий вскрик — и он затих навеки.

Ардис Воджак-Монро-Фразье-Пайк-Ванвландерен шагнула к мужу. Остановилась... Лицо у нее побледнело и покрылось испариной.

— Ах ты, сукин сын! — прошептала она. — Как ты мог так поступить со мной? Что же ты со мной не посоветовался?

В пять сорок пять по местному времени Абиад собрал «священников» у себя в номере мотеля, который он делил с молодым террористом, бегло говорившим по-английски и никогда не бывавшим в Омане.

Больше ждать было нечего, стало ясно, что встреча не состоится. А это означало только одно: группа Иосифа разгромлена. Других объяснений быть не могло. Ожесточившийся террорист, наполовину еврей, с ненавистью относившийся ко всему западному и израильскому, Иосиф ни за что не допустил бы, чтобы у него в группе кто-то остался в живых. Арест и допросы — это бесчестье. Именно поэтому он настаивал на том, чтобы юнец с заячьей губой, в мужестве которого он слегка сомневался, постоянно находился рядом с ним.