Впрочем, сейчас мне не до этого. Я несусь в деревню, чтобы поскорее обрадовать Мишеля в Париже.

А он говорит мне, что теперь мы сможем позволить себе кровать.

Кровать!

Через час я уже в Каннах и заказываю самую большую кровать, какую только смогла найти. Пока я оставляю в магазине аванс. Остальную сумму придется заплатить через два месяца, когда покупка будет доставлена. Все наше возмещение я ухнула на один-единственный предмет меблировки, но это ничуть не омрачает моего счастья.

Заслышав дальний треск мопеда, Анри несется по дорожке и прячется в кустах, готовясь приветствовать почтальона. Когда на повороте тот слегка сбрасывает скорость, пес подпрыгивает в воздух и приземляется ровно посреди дороги, прямо перед мопедом, отчаянно лая. Увы, в результате этой сердечной встречи почтальон тоже взлетает на воздух.

Я слышу крики и лай и выбегаю из кабинета, чтобы узнать, что случилось. Посреди дорожки прямо на асфальте стоит на четвереньках несчастный, толстый, трясущийся от страха человек и дрожащими руками пытается собрать рассыпавшуюся корреспонденцию, а вокруг него, обезумев от радости, с лаем скачет собака. Переднее колесо мопеда получило серьезные повреждения.

Анри смотрит победителем.

Я хватаю его за ошейник и оттаскиваю прочь, а почтальон грозит мне вслед судебным процессом.

— J’avais presqu’une crise cardiaque![78] — ругается он.

Я еду по бегущему вдоль берега шоссе, проезжаю старинный городок Антиб, огибаю бухту Дез-Анже — и все это для того, чтобы попасть на антикварный рынок в Ницце. Он находится в старом итальянском квартале, где все дома выкрашены в охряной или ярко-желтый цвет. Там мне скоро попадается на глаза то, что я ищу, — прилавки, заваленные старинными простынями и кружевными наволочками. Они такие большие, такие квадратные и восхитительно дешевые, и совсем как новые! На некоторых из них — белым на белом — вышиты чьи-то инициалы. Мне хотелось бы знать, для кого их так любовно вышивали и что случилось с этими людьми. Почему они ни разу не воспользовались этими восхитительными вещицами? Внезапная смерть? Расстроившаяся свадьба? Мне хотелось бы купить их все для нашей новой роскошной кровати. Я уже представляю, как буду застилать ее свежевыглаженной, пахнущей лавандой тканью. Прохладной, белой и манящей. Мы будем нежиться на них жаркими летними днями и зимними ночами, тесно прижавшись друг к другу, слушая треск дров в камине.

Продавщица, крошечная женщина, едва видная за горами постельного белья и скатертей, обедает за маленьким столиком в компании с мужчиной и ребенком. Я замечаю цыпленка в густом томатном соусе, несколько бутылок красного вина, фрукты, два багета и ассорти сыров. Ничего удивительного — это ведь Франция! Мы быстренько договариваемся о цене, она упаковывает льняные простыни, наволочки и скатерть в пакеты, и мы расстаемся, довольные друг другом и сделкой. Я еще некоторое время брожу по рынку, приглядывая большие стеклянные банки, кувшины или бутыли для будущего урожая оливкового масла. Ничего подходящего мне не попадается, но ведь пока не сезон.

Вернувшись, я собираю в саду букет: маргаритки, листья эвкалипта и ветки пальм — все из шести маленьких горшочков, купленных в питомнике всего по двадцать франков за штуку. Красиво расставив все в банках из-под конфитюра, я украшаю нашу спальню.

Сегодня вечером возвращается Мишель, и я не помню, когда последний раз так волновалась. Теперь надо заняться обедом. Процесс фаршировки цыпленка прерывает отчаянный лай Анри. Неужели еще один кабан? Я выглядываю в окно кухни и, к своему изумлению, вижу в нашей сосновой роще на склоне целую кучу народа. Они ходят вокруг деревьев и тычут палками в кусты. Я бегом поднимаюсь по склону, не обращая внимания на острые шипы ежевики, и представляюсь им. В ответ они сообщают, что собирают здесь грибы. Очень деликатно я намекаю им, что они находятся в частном владении, но в ответ слышу, что они всю жизнь собирали грибы в этой роще и намерены собирать и дальше.

Пристыженная, я возвращаюсь в дом. В следующем году непременно надо будет опередить их и собрать все грибы самой. Хотя не исключено, что я отравлю нас обоих, потому что совсем в них не разбираюсь.

Когда часом позже я еду в деревню за свежим хлебом, то замечаю в витрине аптеки большие плакаты, на которых в цвете изображены все виды местных грибов. А кроме того, выясняется, любой может прийти сюда с полной корзиной и аптекарь скажет, что можно есть, а что — нельзя. Значит, мы можем спокойно собирать собственный урожай funghi. Я с интересом изучаю картинки в витрине. Среди прочих вижу белые грибы и лисички, которые, как я потом прочитала, перекочевали сюда из Италии. А еще обращаю внимание на березовый гриб, растущий прямо на стволе и размером, как сказано, напоминающий детскую голову. Не уверена, что это звучит очень аппетитно.

За обедом мне приходится рассказать Мишелю о подвигах Анри. Он сокрушенно качает головой. Но худшее еще ждет нас впереди: почтальон выполнил свою угрозу, и в субботу мы получаем из почтового управления письменное предупреждение, что, если мы не призовем к порядку свою собаку, дело будет передано в суд и тогда животное придется уничтожить.

Я с отчаянием смотрю на Анри, жизнерадостно машущего хвостом.

— Придется отдать его, chérie, — вздыхает Мишель.

— Но пока он у нас живет, я не видела ни одного кабана. И мне с ним веселее. Пожалуйста, давай его оставим!

— Мы еще серьезно об этом подумаем, — хмурится Мишель.

А днем — последняя соломинка! — к нам является Жан-Клод с ужасной новостью: ему позвонили из полицейского участка в Каннах и сообщили, что большая черная собака по имени Анри (оно указано на ошейнике) терроризирует отдыхающих на частном пляже отеля «Мажестик». Мишель благодарит Жан-Клода, после чего едет в Канны и забирает собаку, а заодно и платит солидный штраф: Анри обвиняют в нарушении общественного спокойствия.

Я беру бутылку вина и иду к соседям, чтобы извиниться за причиненное беспокойство. Жан-Клод трубно хохочет и одним взмахом руки отметает все мои извинения, а потом приглашает нас на очередной аперитив. Я еще помню, как тошно мне было после предыдущего, а потому вежливо отклоняю предложение и объясняю, что теперь их очередь приходить к нам. За ужином мы с Мишелем обсуждаем проблему, и я скрепя сердце вынуждена согласиться, что для всех, включая самого Анри, будет лучше, если он возвратится в приют.

В понедельник, чувствуя себя очень неловко под мрачным взглядом заведующей, мы снова подписываем документы, на этот раз снимающие с нас всякую ответственность за судьбу несчастного животного.

Я плачу в три ручья и целую Анри на прощанье, а потом его уводят, чтобы снова посадить в ужасную клетку. В следующем году, когда наша жизнь будет лучше организована, мы обязательно вернемся за тобой, мысленно обещаю ему я.

Сегодня солнечное и прозрачное осеннее утро, а вчера целый день шел дождь, первый за два месяца. В воздухе чувствуется свежая прохлада, а это означает, что даже здесь, на юге Франции, лето не может быть бесконечным. Еще несколько дней, и нам придется попрощаться с «Аппассионатой». Мы с Мишелем летим в Австралию, где будет сниматься фильм по моему роману. Я играю в нем главную роль, и эта перспектива захватывает нас обоих, но все-таки мне бесконечно жаль уезжать отсюда. Австралия слишком далеко — домой на выходные оттуда не прилетишь.

Вот если бы действие романа происходило здесь, мечтаю я, перекладывая простыни в комоде мешочками с лавандой.

Перед отъездом у нас куча дел — мне надо собрать все свои бумаги и заметки, упаковать вещи, а кроме того, мы не оставляем попыток поймать неуловимого нотариуса и договориться о дате завершения покупки, — но вдруг Мишель объявляет: