— Сынок, да для тебя она старуха, — подошел к нему старичок и добродушно потрепал по плечу.
— Она всего на два года старше меня.
— Ох и задурила она тебе голову, — высказалась старушка в очках. Она схватила стул и начала перетаскивать его через всю комнату поближе к уже усевшемуся седому старичку. — Не верь ни единому ее слову, малыш. Особенно что касается возраста.
Шарообразная старуха тоже стала перемещаться поближе к ним.
Второй больной, которого вытащили из машины, уже лежал на каталке с кислородной маской на лице. Медсестра измеряла ему давление и задавала вопросы, на которые он весьма неохотно отвечал.
Гил обернулся и посмотрел на этих троих ископаемых. Они дружненько уселись в ряд почти на самой середине комнаты.
— А вы ждете этих двоих? — спросил он.
Все трое дружно кивнули.
— Где же она тебя подцепила? — грубовато поинтересовалась шарообразная мадам.
— Мы встретились в Канзасе, — ответил Гил, постепенно смиряясь с мыслью, что ему придется подождать своей очереди, чтобы заполучить внимание Дори. Но все равно он никуда не уедет, не получив ее ответа.
Целых шесть недель он прожил без нее — ни единого слова, — не зная, как у нее дела и о чем она думает. Шесть недель он старался убедить самого себя, что правильно поступил, позволив ей уехать. Что ей не место рядом с ним, что они не созданы друг для друга и поэтому не могут быть вместе. Шесть кошмарных недель — пока он, наконец, не сошел с ума. Не чуточку подвинулся рассудком, а крепко сошел с ума, настолько крепко, что приехал сюда, в Чикаго, чтобы забрать ее с собой. Теперь ему уже было все равно, что ради этого придется сделать. Просто наплевать.
Он ужасно устал спотыкаться всю свою жизнь. Ему надоело молча проглатывать жизненные разочарования, закусывая кусочком сахара, и продолжать делать вид, что все это его не мучит, что ему совершенно не больно. Хватит откладывать собственные мечты в долгий ящик и считать, что по сравнению с мечтами окружающих это просто мелочь. На этот раз он добьется того, что ему нужно, и станет счастлив. Он ведь не достает звезды с небес, не просит невозможного, не живет иллюзиями. В этот раз ему нужно нечто земное, настоящее и прочное. Ему нужна Дори.
— Должно быть, она подцепила тебя во время той зимней поездки, — сложила ручки шарообразная старушка, неодобрительно качая головой. — Ты даже не представляешь себе, в какую беду лезешь.
— Думаю, что представляю, — уверенно и твердо ответил Гил.
— Она же распущенная. У нее мораль как у гулящей кошки. Она заигрывает с любым, на ком надеты штаны. — Гил недоверчиво качал головой. — Да уж, верно говорят, что хуже старого дурака, — сказала старушка, посмотрев на лежащего на каталке больного, а потом переведя взгляд на Гила, — может быть только дурак молодой.
Тот нахмурился.
— По-моему, я знаю ее лучше, чем вы.
— Ну уж нет, мы-то ее знаем насквозь, — и все трое дружно закивали.
— Почему ты хочешь жениться на такой женщине? — спросил его старичок, весь вид которого показывал полное непонимание и озадаченность. — Она, конечно, неплохо выглядит, но ведь она уже не молода.
— Мне все равно. Я ее люблю. — Обычно Гил бы к этому моменту уже порядком разозлился. Но его настолько озадачило такое ужасное мнение этих людей о Дори, что он просто представить себе не мог, что же ей надо было сделать, чтобы заслужить такое к себе отношение.
— Люблю-шмублю, — проворчала женщина-шар. — Говори наконец правду. Почему ты хочешь на ней жениться?
Он подумал, что справедливость должна восторжествовать. И для этого он обязан рассказать им, насколько прекрасна его Дори. Они явно глубоко заблуждались на ее счет.
— Ладно, — сказал Гил. — Я расскажу вам всю правду про нее. Расскажу, почему я хочу на ней жениться…
А в это время за задвинутой ширмой Флора Де Лука, постоянный пациент больницы, внешний вид которой совершенно не соответствовал столь почтенному возрасту, мило беседовала со своим любимым врачом.
— А кто это вон тот красавчик, милая? — спрашивала она Дори, пытаясь привстать и получше рассмотреть Гила.
— А ну-ка лежите спокойно, чтобы я вас прослушала, — ответила та, безуспешно пытаясь послушать шумы в легких Флоры с помощью стетоскопа. Одновременно она щупала пульс больной и была рада, что он медленный и стабильный.
— По-моему, солнышко, он старается привлечь твое внимание. Ну-ка, улыбнись повеселей.
Дори выглянула за ширму и посмотрела на Гила. Пресвятая Троица, как любя называли этих милых старичков, из дома престарелых Святой Троицы, уже взяла его в оборот. Она чуть не рассмеялась, увидев выражение его лица, но мысленно поблагодарила этих старичков за то, что они хотя бы на некоторое время отвлекут его внимание от нее. Дори снова задвинула ширму, чтобы Флоре не было ничего видно. Другим способом было просто невозможно привлечь внимание этой старушенции, если вдруг в комнате оказывался какой-нибудь мужчина.
— Что это ты делаешь, солнышко?
— Хочу убедиться, что вы снова симулируете, прежде чем отправить вас домой на той же «Скорой помощи». Флора, пора уже прекратить это веселье с поездками на «Скорой помощи». Я вас уже предупреждала в прошлый раз.
— Но мы проверили, — обиженно заявила Флора. — Мы все утро слушали полицейскую рацию Уолтера. У них сегодня было всего два вызова. Так что они не были сильно заняты. И мы их не отвлекли.
— Это уже не имеет значения. А что, если бы…
— Тихо. Он говорит о тебе. Слушай, — она задержала дыхание, — он хочет жениться на тебе, солнышко. Ну, иди же к нему. Пусть сделает предложение.
— Он его уже сделал.
— И что ты?
— Флора, вы уверены, что грудь больше не болит? А левая рука?
— Я же сказала, что в машине «Скорой помощи» произошло настоящее чудо. Как раз когда мы уже ехали сюда, к вам. Сначала боль была у меня, а потом Лерой подхватил ее. Открой-ка ширму, давай посмотрим, как дела у старины Лероя.
Дори вздохнула. Все это было просто невообразимо и вместе с тем ужасно забавно.
— Я не открою ширму, а то вы спугнете моего жениха, — сказала она. — Флора, скажите, вы уверены, что с Лероем все в порядке?
— Солнышко, ну я же тебе все рассказала. Нам было ужасно скучно, в комнате стояла жуткая жарища. Ну и мы со стариной Лероем решили потанцевать, чтобы у нашей Пресвятой Троицы кровь по жилам побежала. Они, кстати, все равно собирались прогуляться.
Дори неодобрительно качала головой, глядя на Флору, а сама старалась прислушаться, что говорит Гил.
Пресвятая Троица — это были самые подвижные жители дома престарелых, которые сами себя назначили охранниками больных. Они каждый раз вслед за машиной «Скорой помощи» доезжали до больницы на такси, получали самую первую информацию и возвращались домой. Обычно после таких хлопотных поездок они еще пару дней были в центре внимания всего дома престарелых, и поэтому каждый раз с радостью бросались вслед за машиной «Скорой помощи».
— Так что ты ему ответила, когда он сделал предложение? — заговорщицки прошептала Флора.
— Ничего пока не ответила.
— А почему? — Флора искренне отказывалась ее понимать.
— Это не так просто, как да и нет.
— Ну, конечно, это именно так просто!
— Он фермер из Канзаса. А я — врач из Чикаго.
— Ну, и что дальше?
— Мы оба многое вложили, чтобы стать теми, кто мы есть сейчас.
— А что, в Канзасе никто не болеет?
— Конечно, болеет, но…
— Ты его не любишь?
— Конечно, люблю, но…
— Думаешь, что любовь можно найти на каждом углу?
— Конечно, нет, но…
— А, может, ты просто дура?
— Флора! — воскликнула Дори. — Дайте же мне объяснить. Я ведь и слова-то вставить не могу, вы все время меня перебиваете.
— Да нечего тут объяснять. Я сразу вижу, что люди любят друг друга, как только я их замечаю. Я, конечно, стара, но слепотой не страдаю. И не веду себя так глупо, как ты. Как ты думаешь, солнышко, сколько раз в жизни человека бывает настоящая любовь? Мне через три месяца и два дня будет восемьдесят семь, и я могу сказать тебе. Я была замужем четыре раза, а потом бросила заниматься такой ерундой. Все они были хорошие ребята — сексуальные, черт их дери, настоящие очаровашки. Но по-настоящему я любила всего один раз, в двадцать пятом году. Мне тогда было восемнадцать. Я влюбилась без памяти в одного коммивояжера. Отец был, конечно, против, во-первых, этот парень был старше меня, а потом, он оказался баптистом, и это, наверно, было хуже всего остального вместе взятого — того, что он был коммивояжером и старше меня… Но знаешь, — вздохнув, продолжала Флора, — я сделала ошибку, послушавшись своего отца. Понадеялась на его жизненный опыт. Стала дожидаться мужчину своего возраста, нужной религии и с безопасной стабильной профессией. И больше я никогда никого не любила. Такой безумной любви больше в моей жизни не было! — Она помолчала, глядя на призадумавшуюся Дори. Потом схватила ее за руку и зашептала: — Слушай, слушай! Эта старая кляча Лаверн до сих пор рассказывает, что я стала танцевать с Лероем вместо того, чтобы играть с ней в карты. Солнышко, да она думает, что твой парень тоже ухаживает за мной!
