— Так ты все-таки не послала подарок? — Она помнила, что мать задавала ей этот вопрос.

— Мне прислали приглашение. Что я должна была сделать?

— Просто сказать мне, что подарка ты не посылала.

— Ну хорошо, если ты настаиваешь. Но ты ведь знаешь, что врать я не умею. Ложь не стоит тех усилий, которые надо приложить, чтобы соврать. — Она сунула ручку в карман белого халата и отдала медсестре, стоящей сзади, медицинскую карту, которую только что заполнила. — Сейчас я подойду, одну минуту, — сказала она сестре. — Подготовьте рентгенограмму. Если все в порядке, отправим малыша домой, к родителям.

— По-моему, ты просто сошла с ума, — говорила мать на другом конце провода.

— Вполне возможно. — Она снова обратилась к матери, глядя на подъезжающую к воротам санитарную машину «Скорой помощи». — Я продала ту ужасную хрустальную вазу, что подарила его мать на пятилетие нашей свадьбы, и купила подарок. Честно говоря, мое отношение ко всему этому делает его невероятно самовлюбленным и мелким.

— Да ты просто выглядишь дурой. Надо было отсудить у него все до последнего цента.

— Все равно ничего бы не вышло. А потом, не забывай, что я в состоянии обеспечить себя сама.

— Надо было нанять бандита, — ход мыслей матери нравился Дори. Она просто обожала ту ярость, с которой мамуля была готова защищать единственную дочь, — чтобы его отделал как следует.

— Мама, он всего лишь хотел иметь детей. И честно и откровенно об этом говорил. Он даже не обманывал меня. Человека нельзя убить за то, что он хочет детей.

— Можно-можно. Вы вполне могли бы усыновить ребенка.

— Он хотел своего. — Она нахмурилась, заметив оживленное движение за стеклянными дверьми. Двери приемного покоя все еще были закрыты. Машина «Скорой помощи» тоже не двигалась. А вокруг нее толпились люди, сердито указывали на машину, даже, похоже, кричали, хотя она не могла расслышать, что именно.

— Оставить тебя после десяти лет семейной жизни и только потому, что ты не можешь забеременеть от него… это… это…

Дори опустила трубку, пока мать подыскивала нужные слова, чтобы описать его поведение, и стала рассматривать, что происходит за дверью.

Люди толкались и отпихивали друг друга. Подъехала полиция. Попытки разогнать толпу не увенчались успехом.

— Мамочка? Мама? Успокойся. Я тоже постараюсь все забыть, — сказала она, надеясь, что голос прозвучит спокойно и уверенно, несмотря на нотки гнева, обиды и разочарования. Она почти перестала чувствовать себя женщиной. — Жизнь еще не кончилась. Она прекрасна. Я занимаюсь любимым делом. Я переживу все это. А сейчас мне нужно идти. Завтра я тебе перезвоню.

— Ты никогда не звонишь. Я сама позвоню тебе.

— Хорошо. Как хочешь. Мне надо идти. Я тебя люблю.

Глядя на дверь, она отсутствующе положила трубку. В этот момент подъехала вторая машина «Скорой помощи» с включенной сиреной и горящими фарами. Толпа еще больше разволновалась. Двери то открывались, то закрывались. Слышны были рыдания, злые крики, стоны и восклицания.

Она подошла к двери. Этот беспорядок пора заканчивать. Медсестры, дежурный врач и двое практикантов уже вышли на улицу, чтобы помочь принять больного из первой машины. Кто-то направился ко второй. Столько суеты вокруг, а двери обеих машин все не открываются.

— Что здесь, в конце концов, происходит? — спросила она медсестру, вошедшую обратно из этого хаоса.

— Сейчас позвоню в службу безопасности, а потом надо вызвать еще полицейских. Здесь, похоже, будет настоящая свалка.

— Да в чем дело? — воскликнула Дори, чувствуя, как в крови заиграл адреналин. Страх и волнение были частью ее профессии, которую она так любила, что сама стала лишь частью своего дела. Будучи простым врачом, она могла бы выбрать любую специальность и сделать карьеру. Но она, доктор Дороти Деврис, стала специалистом по неотложной помощи и не могла представить себя кем-то другим. Всегда готова ко всему — и обычно получая самое худшее из возможного.

— В первой машине ножевое ранение, а во второй — пулевое, но случай один и тот же, — торопливо объяснила сестра, набирая номер. Она быстро и четко поговорила по телефону, повесила трубку и тут же набрала другой номер: — Опять бандитская разборка. Один прирезал другого, а его дружки подстрелили первого. Теперь здесь обе семьи. Детки забавляются, как вам это? Алло! Нет! Я не могу ждать! Это больница Вест-Сайд. У нас двое пострадавших в бандитской истории…

Дори снова взглянула на дверь. Беззвучная сцена, но совершенно ясно, что страсти и напряжение возрастают, ситуация накаляется.

— Эти детки умрут от потери крови прямо в машинах, если их не вытащить, — размышляла она вслух.

— Попробуйте, скажите им об этом. — Сестра ждала, пока ей ответят, глядя на дверь, и явно побаивалась идти обратно.

— Скажу, — ответила Дори и решительно направилась к дверям.

Повсюду стояли полицейские и персонал больницы. Ей даже не пришло в голову испугаться за себя. В конце концов, она ведь врач. Она никого не прирезала и не пристрелила. Она спасает людям жизнь. Толпа не сделает ей ничего дурного. И она не видела причины, почему не вытащить парней из машин «Скорой помощи», чтобы оказать им всю необходимую помощь в приемном покое. Пусть они дерутся друг с другом на улице. Все ведь так просто.

— Пропустите меня, пожалуйста, — сказала она, пробираясь к первой машине: — А ну-ка, помогите мне. Их надо внести внутрь. Немедленно.

— Оставь его. Он все равно умрет, — сказал очень высокий худой мужчина. У него были длинные темные волосы, а глаза излучали такую ненависть, что Дори пришлось отвести взгляд. Она молча стала проталкиваться дальше.

— Сделайте коридор, сделайте же что-нибудь, — прокричала она, обращаясь к полиции. — А вы выносите второго. Он, наверно, так же плох.

Она наконец добралась до дверцы машины, увидела двоих сестер, прижавшихся к ней, и взялась за ручку.

— Забудь о нем, — услышала она, и чьи-то руки стали оттаскивать ее от машины. Она потеряла равновесие, но сразу же выпрямилась и оказалась лицом к лицу с молодым парнишкой, лицо которого было искажено злобой и ненавистью. В нем было что-то демоническое.

— Он убил моего брата. Он все равно умрет. Прямо здесь. Сегодня.

— Только в том случае, если я не смогу ему ничем помочь. — Больше всего ее разозлило даже не то, что он толкал ее, а то, что осмелился говорить в таком тоне. — Отойдите.

— Ну уж нет, ни за что. — Он толкнул ее в грудь и встал на пути. Она стала отталкивать его. — Его семья убила моего брата. — Он показал на другую машину. — Помоги ему. А этот все равно умрет.

— А ну-ка, прочь с дороги. Мы спасем обоих. Убирайтесь! — Голос ее звенел над всем этим раздраженным роем людских голосов, она пыталась оттолкнуть его от машины.

— Только дотронься до него, сучка, и ты тоже умрешь.

Она вспоминала потом, что это заявление показалось ей настолько абсурдным, что она чуть не рассмеялась ему в лицо. Конечно, она была слишком сердита, чтобы смеяться, но все это было так по-детски — угроза, которую он никак не мог выполнить. Об этом даже думать было смешно. Врачей не убивают. С врачами судятся. Врачи отвечают за неправильное лечение и невнимание к пациентам, но не за спасенные жизни. Как бессмысленно.

Однако толпа произвела на нее впечатление. Она не была ребенком и понимала, что такое кровная месть. Она читала про закон «око за око». Вместе с тем Дори полагала, что невежество и ненависть идут рука об руку со страхом и смертью. Ей было жаль парней из толпы, которые были так безнадежны, потому что знали и верили только в то, чему их научили. Впереди их тоже ждала лишь смерть. Ей было жаль и взрослых людей, живущих по этим волчьим законам, как будто жизнь их идет по замкнутому кругу — кругу страха, ненависти и смерти, и эта безнадежность втягивает их, и их детей, и детей их детей в водоворот несчастий.

Но убивать врача за то, что он выполняет свою работу? Никогда.