— Сама не знаю.

— Ну, рано или поздно тебе придется вернуться, — услышала она вдруг за спиной мужской голос. От одного его звука по спине у нее побежали мурашки и застучали зубы. Сестра улыбалась, глядя на нее. — Потому что я устраиваю большую шумную свадьбу.

Со слезами на глазах она медленно обернулась и увидела стоящего перед собой Гила. Высокий и гордый, он держал в руках кепку с надписью «Фермерское бюро Канзаса», которой и показывал медсестре, чтобы она не выдавала его присутствия. Широкие плечи и знакомая до боли улыбка. На нем ладно сидели голубые джинсы и белоснежная рубашка.

— Для кого это… — Она прокашлялась. — Для кого это ты устраиваешь большую шумную свадьбу?

— Для нас с тобой. Если, конечно, Бакстера не успеют арестовать. Потому что мы не можем пожениться без Бакстера. Это было бы неправильно.

— Все верно. Только Бакстеру всего пять лет. Кто же его может арестовать?

— Администрация больницы и доктор Бисли лично пригрозили, что предпримут необходимые действия, если он не прекратит названивать им и спрашивать, нет ли у них работы для первоклассного врача. Он делает это каждый день на протяжении уже двух недель, и они попросили меня прекратить это безобразие.

Дори кивнула и попыталась улыбнуться. Безнадежные усилия малыша, конечно, очаровательны, но…

— Флетчер не хочет больше ездить на твоей машине. Говорит, что стоит это делать, только когда уезжаешь тайком и тебя никто не ловит. К тому же, в машине он постоянно чувствует запах твоих духов. По-моему, от этого ему делается грустно.

Она смущенно озиралась по сторонам. Двое детей хотят, чтобы все было так, как им кажется лучше всего. Это, конечно, берет за душу, но…

— Мэтью перестал разговаривать со мной. Он считает, что я мог бы сделать что-то такое, чтобы заставить тебя остаться. Говорит, что теперь жизнь его совершенно лишена смысла, потому что он увидел, что я сдался, даже не поборовшись за тебя. Он никогда не думал, что доживет до этого дня, и теперь сожалеет, что это случилось.

Дори нахмурилась. Она хотела сказать ему, что Мэтью отойдет. Старик и двое мальчишек, которые верят, что могут изменить неизбежный ход событий, — это заставляет задуматься, но…

— Дори, что я мог сделать и не сделал?

Едва слышно раздался сигнал общей тревоги, за которым последовало какое-то непонятное бурчание в радиоприемнике. Дори не обращала на это внимания.

— Гил…

— Я много думал об этом. Я хотел, чтобы ты осталась, — сказал он, подходя поближе к ней. — Но мне казалось, сама ты хочешь вернуться. И я постарался согласиться с тобой. То есть, понимаешь, если бы ты решила тогда остаться, мне бы не хотелось, чтобы потом ты начала жалеть об этом. Ты же ведь сама хотела вернуться сюда, разве нет?

— На подъезде машина «Скорой помощи» из дома престарелых Святой Троицы, — сказала медсестра. — Двое больных. Боль в грудной клетке. Предполагаемое время прибытия — через четыре минуты.

— Позвоните дежурным практикантам, проверьте, кто из них на месте. И узнайте, здесь ли доктор Гиллмор, — ответила она сестре и снова повернулась к Гилу. — Понимаешь, я…

— Дори, я же говорил тебе, что никогда не умел играть в эти игры, да к тому же по правилам. Мне нужно говорить, чего ты хочешь, потому что я не умею угадывать. Черт возьми, я так скучал без тебя! — воскликнул он неожиданно для самого себя. — Я все время думаю о тебе. Что ты делаешь? Все ли в порядке? Или ты лежишь где-то и умираешь? Я не могу сосредоточиться. Не могу спать. Иногда ем, но никогда не ощущаю чувства голода. Дори, ну если ты не хотела возвращаться сюда, почему же ты мне не сказала? Прямо и откровенно. А не так, как будто тебе грустно уезжать, но на самом деле ты только об этом и мечтаешь.

— Гил, я тоже по тебе скучала, но… но сейчас я не могу объяснить тебе.

— Я знаю, что ты занята. Просто скажи, что поедешь домой вместе со мною, и я отстану от тебя, пока ты не освободишься.

— Гил, но я не могу так просто…

— Что не можешь? Собрать вещи и уехать? Я об этом тоже подумал. Я продам ферму, если понадобится. Мне уже предлагала одна компания… Правда, они не американцы. — Это его, похоже, волновало. — Но можно ведь немножко подождать, найти чисто американскую компанию, и тогда…

— Продать ферму? Нет. Я…

— Дори, я тебя люблю. И если для того, чтобы нам с тобой быть вместе потребуется продать ферму и переехать сюда, именно это я и сделаю. Я очень хорошо понимаю, что не могу ожидать от тебя, что ты бросишь все, что имеешь здесь. Это ясно. Тогда я готов продать ферму. Но должен сказать, что надеюсь на взаимный компромисс еще до того, как встанет вопрос о продаже.

Дори была не в силах ничего отвечать.

— Они уже здесь. — Медсестра подошла к входной двери. С другой стороны подъезжала машина «Скорой помощи».

— Давай поговорим об этом попозже, ладно? — спросила она Гила и последовала за медсестрой ко входу.

— Нет уж, боюсь, не получится. Конечно, продажу фермы мы можем обсудить и попозже, но со всем остальным я хочу разобраться раз и навсегда. Мне нужен твой ответ.

— Гил! Да как ты можешь! — Она была ошарашена его странным поведением. Конечно, иногда он бывал упрям, но сейчас это становилось просто смешно. — У меня срочная работа. Подъехала «Скорая помощь». Я не могу ответить тебе прямо сейчас.

Он огляделся вокруг. Похоже, ему было все равно, где он и что происходит.

— Да или нет. Это очень просто, всего лишь — да или нет?

— Что — да или нет? — спросила она. В эту минуту открылись двери и санитары стали подгонять машину поближе к дверям.

Гил следовал за ней по пятам.

— Да, ты вернешься домой и выйдешь за меня замуж. Или нет, ты не вернешься домой, вместо этого Мэтью, мальчишки и я приедем сюда и тогда уже мы поженимся.

— Это какое-то сумасшествие, — сказала Дори, помогая вытащить каталку из машины «Скорой помощи». — Ты фермер. Твое место в Канзасе.

— Мое место — рядом с тобой. — Гил шагнул назад и один из медбратьев проскочил мимо него. Дори на ходу осматривала больного на первой каталке. Потом внесли второго, и Гилу пришлось отойти с прохода и просто последовать за всей этой процессией в отделение первой помощи.

— Гил, сюда нельзя входить.

— Я не уйду, пока не услышу ответ.

— Вы доктор? — Гил обернулся и оказался рядом с невысокой старушкой, которая разглядывала его через грязные очечки, ловко пристроенные на самом кончике носа. — Почему вы не в форме?

— Я не врач, — ответил Гил и показал рукой в сторону приемного покоя. — Вот она — врач.

— Терпеть не могу женщин-врачей. Никогда не лечилась у женщины. За всю свою жизнь — ни единого раза. А вы медбрат? Теперь в больницах полно мужчин. Почему же вы не в форме?

— Я не медбрат. Вы что, больны? Вам нужна помощь? — спросил он, наклоняясь, чтобы осмотреть ее. Потом поднялся и стал озираться в поисках какой-нибудь помощи.

— Да нет же, я не больна. А может, вы сами больны?

Еще одна старушка, круглая, как шарик, подкатилась к ним и встала рядышком, а за ней подошел старичок, седые волосы которого стояли на голове совершеннейшим ежиком.

— Что, кто-то заболел? — озабоченно поинтересовался он. — Может, нужно позвать доктора?

— Нет. А вы сами не больны? — спросила троица в один голос.

— Нет. Я…

— Вы доктор? — прищурилась на него шарообразная старушка. — А где же тогда ваша форма?

— Дори! — воскликнул Гил, беспомощно оглядываясь вокруг. Она подняла голову, увидела, что вокруг него стоят старички, похоже, с ними все в порядке, и задвинула ширмочку вокруг своей пациентки.

— Если вы не доктор и не медбрат, то кто же вы? — спросила старушка в очках. — Если на вас нет формы и вы не больны, то что же вы здесь делаете?

Их совершенно не касалось, кто он и что он здесь делает, но в тех местах, откуда он приехал, человека приучали уважать пожилых, хотя бы просто за то, что они сумели прожить столь долгую жизнь.

— Я прошу ее выйти за меня замуж, — объяснил Гил, показывая на ширмочку и не желая вступать в дальнейшие рассуждения.