– Это же совсем рядом. Лично я думаю, что там никого нет.
– Всего несколько часов назад мы тщательно осмотрели все здание. Так что я склонен с вами согласиться.
– Но, может быть, вы все же посмотрите? Всего тридцать секунд вашего времени? Несомненно, там никого не окажется, но если мы все же ошибаемся, нам будет очень трудно объяснить, почему мы ничего не предприняли.
Недовольный вздох.
– Ведите.
Халиф открыл небольшую деревянную дверь часовни, пропуская вперед агента службы безопасности.
Часовня представляла собой длинное узкое помещение, с низким потолком и неяркими светильниками на стенах; прожектор освещал ящик из лакированного черного дерева в противоположном конце. Над ящиком возвышалась сияющая стеклянная плита – судя по всему, олицетворяющая, по мнению какого-то западного архитектора, религиозные чувства. Стена напротив двери была расписана полумесяцами, кругами, квадратами, треугольниками, наезжающими друг на друга и, вероятно, символизирующими сплав различных верований. Все так по-западному, самонадеянное убеждение, что можно совместить все, что угодно, как в начинке бутерброда биг-мак: естественно, ложная гармония основывалась на бесспорном господстве западной терпимости. У противоположной стены, рядом с дверью, стояли деревянные скамьи. Пол был выложен сланцевыми плитами неправильной формы.
– Да здесь просто негде спрятаться, – сказал агент. – Тут никого нет.
Массивная звуконепроницаемая дверь закрылась за ними, отрезав доносившиеся из холла звуки.
– Впрочем, какая разница, – сказал Халиф. – У нас же нет оружия. Если бы здесь находился убийца, мы ничем не смогли бы ему помешать.
Усмехнувшись, сотрудник службы безопасности расстегнул темно-синий пиджак и развел руки, показывая револьвер с длинным стволом в кобуре под мышкой.
– Приношу свои извинения, – сказал Халиф.
Он повернулся спиной к американцу, по-видимому, увлеченный созерцанием настенной росписи. Сделал шаг назад.
– Мы напрасно теряем время, – сказал американец.
Внезапно Халиф резко откинул голову, ударяя американца в подбородок. Широкоплечий агент отлетел от него, а руки Халифа, проворными змеями скользнув ему за пазуху, вытащили револьвер «рюгер СП-101» под патрон 357-го калибра увеличенной мощности со стволом длиной четыре дюйма для повышения точности. Халиф со всей силы врезал рукояткой агента по затылку. Теперь можно быть уверенным, что самодовольный неверный пробудет без сознания по меньшей мере несколько часов.
Спрятав «рюгер» в небольшой кожаный чемоданчик ручной работы, Халиф оттащил американца за ящик из черного дерева и уложил так, чтобы его не заметил случайный посетитель.
Пора возвращаться в зал Ассамблеи. Пора отомстить за бесчестие. Пора творить историю.
Он докажет делом, что достоин носить титул, возложенный на него его последователями. Он покажет себя настоящим Халифом.
И он не промахнется.
На столе в комнате для высокопоставленных гостей на черном телефонном аппарате загорелась лампочка – предупреждение о том, что микрофоны будут включены через пять минут. Тогда Петера Новака пригласят выступить перед руководством планеты, собравшимся в зале.
Сняв трубку, Новак выслушал то, что ему сказали, и ответил:
– Благодарю.
Джэнсон, наблюдавший за этим по монитору, вздрогнул.
Что-то тут не так.
Лихорадочно ткнув в клавишу обратной перемотки, он снова просмотрел последние десять секунд видеозаписи.
Загоревшаяся лампочка на телефоне. Петер Новак снимает трубку, подносит ее к уху…
Что-то тут не так.
Но что именно? Подсознание Джэнсона громко трубило набат, но он был измучен, измучен до предела, и его мысли затянул туман усталости.
Джэнсон снова просмотрел последние десять секунд записи.
Звонящий телефон, загоревшаяся лампочка.
Петер Новак, защищенный непробиваемым редутом охраны, но на минуту оставшийся в кабинете один, протягивает руку, снимает трубку и выслушивает предупреждение приготовиться к выходу на трибуну главнейшего международного форума.
Протягивает правую руку.
Петер Новак подносит трубку к уху.
К правому уху.
Джэнсону показалось, будто вся его кожа у него мгновенно покрылась слоем льда. В его сознании мелькнули сменяющиеся картины, и вслед за ними наступило пугающее, жуткое прозрение. Смешавшиеся лица и голоса. Демарест за столом в своем кабинете в Кхе-Сань. «От этих разведдонесений нет никакого толку!» Он долго молча слушает, прижимая трубку к уху. Наконец говорит снова: «Многое может случиться на нейтральной территории». Демарест в болотах под Хам-Луонг, берет рацию, внимательно слушает, рявкает четкие команды. Протягивает левую руку, подносит трубку к левому уху.
Алан Демарест был левша. Это проявлялось всегда. И во всем.
Тот, кто находился в комнате для высокопоставленных гостей, не был Аланом Демарестом.
Боже всемогущий! Джэнсон почувствовал прилив крови к лицу; в висках бешено запульсировала кровь.
Демарест прислал двойника. Подсадную утку. Именно Джэнсон должен был предупредить остальных о том, как опасно недооценивать этого противника. Но сам он именно это и сделал.
Все встало на свои места. «Если твоему противнику пришла в голову хорошая мысль, укради ее», – не раз говорил ему Демарест на полях сражений во Вьетнаме. Теперь создатели программы «Мёбиус» были врагами Демареста. Он получил свободу, расправившись со своими двойниками. Однако к этому моменту Демарест шел много лет, и за это время он не только успел сосредоточить крупные финансовые средства и обзавестись союзниками: он создал своего двойника – и на этот раз уже такого, который полностью находился в его власти.
Ну почему Джэнсон не предусмотрел это?
Тот, кто сейчас сидел в комнате для высокопоставленных гостей, был не Петером Новаком; это двойник, работающий на него. Да, именно так и должен был поступить Демарест. Он перевернул бы все вверх ногами. «Надо увидеть двух белых лебедей вместо одного черного. Увидеть кусок пирога вместо пирога, от которого отрезали кусок. Сложи куб Некера внутрь, а не наружу. Стремись к целостности натуры, мальчик».
Человек, готовящийся в этот момент обратиться к Генеральной Ассамблее, был подсадной уткой, заманивающей авторов «Мёбиуса» в кровавую бойню. Орудием в руках Демареста, вытаскивающим для него каштаны из огня.
Через несколько минут этот человек, копия копии, этот двойной эрзац Новак поднимется на трибуну из зеленого мрамора.
И будет убит.
И это будет упущение не Новака. Это будет их собственное упущение. Алан Демарест утвердится в своих самых параноидальных подозрениях: выведет своих противников на чистую воду, убедится, что приглашение генерального секретаря ООН действительно было ловушкой.
В то же время при этом будет уничтожена последняя ниточка, ведущая к Алану Демаресту. Нелл Пирсон мертва. Марта Ланг, как эта женщина себя называла, мертва. Все посредники, которые могли бы вывести на него, уничтожены – за исключением двойника в комнате для высокопоставленных гостей. Этот человек не менее шести месяцев восстанавливался после пластической операции. Этот человек – вольно или невольно – принес себя в жертву выдающемуся маньяку, держащему сейчас в руках судьбы всего мира. Если он будет убит, оборвется последняя ниточка.
Но если он поднимется на трибуну, он будет убит.
Приведенный в действие план уже нельзя остановить. Он вышел из-под контроля: это был его основополагающий момент – и, быть может, смертельный недостаток.
Джэнсон лихорадочно направил видеокамеру на мансурскую делегацию. На стуле в проходе должен был сидеть Халиф.
Стул был пуст.
Где Халиф?
Джэнсон должен его найти: это единственный шанс предотвратить катастрофу.
Включив пленочный микрофон, он заговорил, зная, что его голос будет слышен в наушнике генерального секретаря.
– Вы должны задержать выступление Новака. Мне нужно десять минут.