Не снимая руки с кнопки звонка, Джэн соскользнула с кровати, ощутив под ногами прикосновение холодного пола. Сердце ее отчаянно колотилось, и все в ней возмущалось при одной мысли о том, чтоб прикоснуться к этому телу, корчившемуся в ужасной борьбе с удушьем. В этом теле больше не было ничего человеческого. Это был предмет.

Затем совершенно машинально Джэн приподняла миссис Лэмберт и прислонила ее к подушке. Она почувствовала, как рука молодой женщины вцепилась ей в запястье, как будто таща ее за собой куда-то во мрак, где шла сейчас борьба между жизнью и смертью. Джэн услышала какой-то хрип и клекот у нее в горле, потом кашель потряс тело миссис Лэмберт, и изо рта у нее теплой струей полилась кровь, обливая ночную рубашку, простыни и зажатую, как в тисках, руку Джэн.

Подошла ночная сестра. Она оттолкнула Джэн и, назвав ее дурочкой, велела ей немедленно идти в ванную, отмыть руки и переменить ночную рубашку. Вернувшись, Джэн юркнула в постель и лежала там, застыв в неловкой, напряженной позе. Потом она ощутила укол в руку, и блаженная дремота, разлившись с наркотиком по ее телу, отгородила ее спасительной стеной от агонии миссис Лэмберт.

Когда на следующее утро Джэн пришла в сознание, койка миссис Лэмберт была уже пуста. И хотя Джэн была еще слишком оглушена наркотиком, чтоб обратить на это внимание, она все же заметила, что прежней нервозности в палате не было — неумолимый третий удар обрушился, и палата № 3 вернулась к обычной жизни.

На следующий день Барт получил записку с просьбой зайти в кабинет главного врача. Он шел туда, полный самых радужных надежд. Все очень хорошо отзывались о докторе Хейге, и сейчас, впервые знакомясь с ним, Барт почувствовал, что действительно все в этом человеке располагает к доверию. У него было удивительно молодое и свежее лицо, но держался он со спокойным достоинством, внушавшим уважение.

Доктор Хейг просто и приветливо пригласил Барта сесть в кресло и предложил ему сигарету, потом пододвинул к себе ворох врачебных рапортов, на самом верхнем из которых Барт прочитал имя Джэн.

— Я подумал, что вы, наверно, хотели бы поговорить со мной о миссис Темплтон.

Он постукивал пальцами по бумагам, задумчиво хмурясь.

— Она, вероятно, уже сама рассказывала вам, что мы ей сделали просвечивание, несколько анализов и произвели всесторонний осмотр.

Он вопросительно взглянул на Барта.

— Мне нет нужды повторять это все снова, поскольку вам, видимо, обо всем подробно рассказывали?

Барт улыбнулся.

— Да, мы оба были так рады, что наконец что-то стало налаживаться.

— М-да…

Доктор помялся и помолчал немного, сдвинув свои густые брови.

— Когда в последний раз миссис Темплтон была на просвечивании перед тем, как приехать сюда?

Барт задумался, прикидывая в уме сроки.

— Дайте мне сообразить — так, это было, по-моему, около полутора месяцев назад. Она была на рентгене через три недели после возвращения с гор.

— У вас есть этот снимок?

— Нет, он у доктора Мёрчисона Лейда.

— Вы не помните, каково было его заключение?

— Я точно не помню медицинских терминов, но он тогда сказал, что заключение подтверждает его мнение о том, что продолжать пневмоторакс больше нет нужды.

— И все?

— Да, и еще, что он не видит, почему бы ей теперь не идти на поправку. Если бы еще что-нибудь важное было, я бы ни за что не пропустил.

Что-то в поведении доктора Хейга заставило Барта вдруг замолчать, прервав свои объяснения.

— А что, доктор, разве с ней что-нибудь случилось? — настойчиво спросил Барт.

— Видите ли, Темплтон, мне очень жаль вас расстраивать, но вчерашний осмотр показал изменения в состоянии вашей жены.

— Ей хуже, доктор?

— К сожалению, как показало просвечивание, теперь поражены оба легких.

— Но ведь, когда она из Пайн Риджа вернулась, только одно легкое…

Барт пытался собрать пришедшие в смятение мысли.

— И насколько это серьезно?

— К сожалению, дело зашло довольно далеко.

Барт поднялся и яростно швырнул окурок в камин. Когда он повернулся к доктору, лицо его было искажено от гнева.

— Если дела так плохи, то доктор Мёрчисон Лейд должен был бы знать об этом. Почему же он ничего не сказал нам?

Доктор Хейг пожал плечами.

— Из того, что у вашей жены теперь двустороннее заражение, не следует, что его можно было увидеть при просвечивании три месяца назад. Без сомнения, те месяцы, что вашей жене пришлось провести дома без надлежащего ухода, значительно ухудшили ее состояние.

— Во всяком случае Лейд должен был знать во время прошлого просвечивания, что ее второму легкому тоже грозит опасность. Если бы он мне все прямо тогда сказал, я бы любым путем денег достал и устроил ее в больницу.

Доктор вздохнул.

— Теперь бесполезно возвращаться к этому. Садитесь-ка и выслушайте меня.

Лицо у Барта скривилось от злобы, и казалось, что руки его судорожно сжимаются вокруг чьего-то воображаемого горла.

— Ух, если бы мне этот лживый мерзавец в руки попался…

— Прекратите это!

Голос доктора привел его в чувство.

— Бранью мы тут ничего не добьемся. Единственное, что сейчас можно сделать, — это установить, как надо лучше лечить вашу жену, а если вы будете себя так вести, то от вас помощь будет невелика.

Барт закусил губу, стараясь снова овладеть собой. Руки его были судорожно сжаты. Наконец он сел и после долгого молчания заговорил:

— Простите, доктор! Просто мы оба так ликовали, когда здесь освободилось место. Нам казалось, что кончились, наконец, все наши невзгоды. А теперь еще это! Так что я немного не в себе.

— Вам нечего извиняться передо мной. Я понимаю, что вы должны переживать; я о вас много слышал от заведующего туберкулезным отделением в Сиднее. Я, пожалуй, и вам тоже что-нибудь укрепляющее пропишу. Вы ж небось совсем измотаны после всего, что пришлось перенести.

Барт подозрительно взглянул на врача.

— Ах это? Нет, нет, ничего такого у вас нет. Ваш снимок показал, что у вас совершенно здоровые легкие. Любопытная вещь, — вам это может показаться интересным — инфекция от мужа к жене и наоборот передается довольно редко. И не берусь даже сказать почему, ведь вообще в семьях случаи заражения очень часты. Но, так или иначе, укрепляющее средство вам не повредит. Вряд ли работа здесь покажется вам легкой или приятной. Откровенно говоря, когда я услышал, что вы хотите приехать, мне эта затея поначалу вовсе не улыбалась! Но теперь, когда я с вами повидался, я себя чувствую спокойнее.

Он замолчал и поправил стопку бумаг на столе.

— Сейчас мы начнем вашей жене курс стрептомицина.

Барт озадаченно взглянул на врача.

— Но доктор Мёрчисон Лейд сказал, что в ее случае это не подходит.

— В то время, вероятно, не подходило, но сейчас совсем другое дело.

Барт снова настороженно поднял взгляд.

— А что, у нее еще что-нибудь появилось?

— К сожалению, да. Я заметил, что голос у нее стал хриплым. И вот осмотр показал, что у вашей жены туберкулез гортани.

Барт продолжал смотреть на главного врача, не в силах выговорить ни слова.

— Это, как вам известно, весьма серьезно, но, к счастью, в таких случаях великолепно помогает стрептомицин.

Барт провел по глазам тыльной стороной ладони, как будто отгоняя заволакивавший их туман.

— Простите, доктор, но это ваше сообщение меня здорово стукнуло, — он помолчал. Потом вдруг выпалил с отчаянием: — А есть ли надежда, доктор?

Доктор складывал бумаги в папку. Барту показалось вначале, что доктор не расслышал его слов. Потом он заговорил, медленно, обдумывая каждое слово:

— Будем возлагать надежду на современную науку и хороший уход… Есть еще один момент, который мы должны обдумать с вами: что мы ей расскажем?

Барт попытался сосредоточиться, но мысли его были в смятении.