— Держись, Лапе! Я иду! — гаркнул Вэл, пытаясь перекричать гул канонады и стоны умирающих.

Он изо всех сил прокладывал себе дорогу сквозь едкие клубы дыма туда, где лежал его брат, истекая кровью, с кровавым месивом на месте правого колена. Его сердце сжалось от страха, когда он опустился рядом, дрожащими руками доставая медикаменты и бинты.

— Все в порядке, Ланс, — сказал он. — Я здесь. Я помогу.

— Не-ет!

Ланс уже почти терял сознание от боли, но попытался отползти от брата. Однако Вэл схватил его за руку и крепко сжал.

— Оставь меня, черт возьми!

Ланс попытался выдернуть руку. Даже сейчас, сквозь эту невыносимую боль, он чувствовал, что собирается сделать Вэл, и не хотел этого допустить.

Но Вэл не колебался ни секунды. Действуя быстро и решительно, он мысленно открыл свое тело навстречу брату, которого любил больше жизни, заставив перетекать его боль по своим жилам.

— Нет! Дьявольщина! Вэл, не смей! Не делай этого! Оставь меня… — хрипел Ланс.

— Все в порядке, брат. Я смогу забрать ее, — сказал Вэл, хотя боль была такая, что ему пришлось сжать зубы. — Просто держись.

Но он почти сразу почувствовал, что все пошло совсем не так, как надо. Вэл и теперь не понимал как следует, что же тогда произошло, однако он взял в себя не просто боль брата, но и само увечье тоже. Это был единственный случай в жизни Вэла, когда он полностью утратил способность управлять своими сверхъестественными способностями. Впрочем, прошлой ночью с ним, кажется, произошло то же самое…

Вэл глубоко вздохнул. Словно яркая вспышка, появилось воспоминание. Он стоит на коленях в холле, наклонившись над кем-то, пытаясь помочь. Это мужчина… мужчина, который умирает в страшной агонии. Вэл закрыл глаза, напрягая память. Гроза. Была сильная гроза, гремел гром и сверкали молнии. Кусок кристалла свисал с цепочки, надетой на шею. Кто-то схватил его за руку так сильно, что Вэл никак не мог освободиться, никак не мог прекратить контакт…

Боже! Почему же он не может вспомнить?! Воспоминание стало тускнеть и совсем растаяло. Все усилия вызвать его снова доставляли ему не меньше муки, чем больная нога. И все же ему казалось очень важным вспомнить — словно сама его жизнь зависела от этого.

Так что же случилось с ним прошлой ночью? Что-то очень темное и ужасное. Что-то связанное с бурей, с кристаллом и с его старым врагом…

И тут перед ним возникло лицо — незнакомое, и в то же время…

Это был Рэйф Мортмейн!

В порту вовсю кипела жизнь.

Грузчики перетаскивали корзины и бочонки, загорелые суровые моряки прохаживались по причалу в поисках нанимателей. Вдоль пристани выстроилась вереница экипажей; суетились пассажиры, выгружая и перетаскивая свои дорожные сундуки. Всюду сутолока, шум, крики и ржанье лошадей.

Груз

Но даже среди этой толпы, где каждый был занят своими делами, невольно обращал на себя внимание — особенно внимание дам — высокий джентльмен в темно-синем плаще. Несмотря на гражданскую одежду, в нем сразу угадывался морской офицер. Он обладал отменной военной выправкой и держался с достоинством. Серебряные нити в темных, аккуратно подстриженных волосах придавали шарм резким благородным чертам его лица. И хотя для моряка его кожа была слишком бледной, любая леди сразу принимала его за капитана одного из стоящих в порту судов, ибо в нем с первого взгляда угадывалась властность и привычка командовать.

На самом же деле Рэйф Мортмейн еще никогда не чувствовал себя более неуверенно, чем сейчас. Он шел вдоль вереницы экипажей, зажав в руке дорожную сумку, и старался смотреть только прямо, не встречаясь ни с кем взглядом. И не только потому, что за его голову была назначена награда.

Рэйф чувствовал себя чертовски странно, неуверенно, словно это был вовсе не он. Так, наверное, чувствовал бы себя человек, одной ногой стоящий в могиле и вдруг обнаруживший себя в мире живых. Впрочем, ведь именно это с ним и произошло. По всем правилам он должен был быть уже трупом. Так почему же он до сих пор жив?

Рэйф подошел ближе к воде и глубоко, полной грудью вдохнул свежий морской воздух, чувствуя, как играет сила в его окрепшем теле. Это было самое настоящее чудо, дьявол его возьми! И он должен был бы радоваться. И какая-то часть его действительно радовалась, но в глубине души Рэйфа что-то чертовски сильно тревожило.

Что— то очень странное случилось с ним в канун Дня Всех Святых.

Когда это было? Вчера? Два или три дня тому назад? Его воспоминания об этом были слишком смутными. Он даже не помнил, как выбрался из Торрекомба и добрался до Фалмута, как нашел спрятанные там деньги и одежду.

Эта потеря памяти очень беспокоила его. И все же когда он проснулся сегодня утром в гостинице «Красный Лев» и увидел себя в зеркале, ему прежде всего захотелось позаботиться о своей внешности. Хотя Рэйф никогда не был излишне тщеславен, все же он старался сохранять опрятный вид настоящего морского офицера.

После того, как в номере побывал цирюльник, Рэйф наконец-то вновь почувствовал себя человеком. Теперь было бы хорошо… Он машинально потянулся к шее, туда, где обычно висела цепочка с кристаллом… Теперь ее не было.

Должно быть, он как-то избавился от этой проклятой вещицы, вот только будь он проклят, если помнит, как! Отрывочные картинки сверкнули в его памяти: одинокий дом на берегу, Вэл Сентледж, подхвативший его, когда он свалился прямо у порога, склонившееся над ним лицо, ужасный блеск кристалла…

А затем — ничего. Он не мог ничего вспомнить вплоть до своего возвращения в Фалмут. Возможно ли, что доктор, получив этот чертов кристалл, умер вместо него? Отчего-то Рэйф не верил в это, хотя если Вэл и не умер, то, скорее всего, очень скоро пожалеет об этом.

Но, может быть, черная магия кристалла не подействует на доктора так, как на него, Рэйфа? В конце концов, ведь это кусок от меча Сентледжей, а Вэл был Сентледжем — и притом самым невыносимо скучным и пресным из них. Как это там его дорогой друг Ланс дразнил своего благородного братца? Святой Валентин! Не исключено, что зло вообще никогда не касается таких людей.

Рэйф нахмурился. Как-то так получалось, что он вроде даже надеялся, что кристалл не принесет вреда Вэлу, а ведь это самый настоящий абсурд. Он готовил свою месть несколько месяцев, Валентин Сентледж всегда был его заклятым врагом, и он ненавидел этого человека, ведь так?

Рэйф потер висок, пытаясь вновь вызвать в себе былую обиду, гнев, горечь… Но как-то так вышло, что эти темные эмоции, разъедающие его душу годами, вдруг исчезли. Так же, как и кристалл. Он вдруг почувствовал себя начисто вытертой доской. Ощущение было очень неприятным, даже пугающим.

Рэйф попытался отогнать от себя эти тревожные мысли и сосредоточиться на своем нынешнем положении. Прикрыв рукой глаза от яркого блеска отраженного в воде солнца, он принялся рассматривать лес мачт, высящихся на фоне лазурного неба, пока не заметил «Вентуру» — купеческое судно, на котором намеревался отплыть в Восточную Индию и даже уже оплатил свой проезд. Ему было абсолютно все равно, куда плыть, — лишь бы вновь почувствовать под ногами качающуюся палубу, услышать плеск волн, нашептывающих о дальних странах, свободе и приключениях. Этой странной тяги к дальним странствиям он не ощущал в душе с тех самых пор, как был совсем молодым человеком.

Как бы то ни было, здесь его больше ничего не держало. Он никогда не любил Корнуолл. Негостеприимный берег в который раз доказал, что его здесь не ждет ничего, кроме несчастий, — как, впрочем, и всех остальных Мортмейнов, включая его собственную мать. Земля несбывшихся надежд и разбитых мечтаний… На этот раз он больше не вернется сюда и даже не оглянется. Но ему пока ни к чему спешить подниматься на борт:

«Вентура» отплывет не раньше вечернего отлива. А значит, у него еще есть время.

Зайдя в небольшую таверну возле причала, он купил себе хлеба и сыра. Ему бы посидеть в темном углу таверны до отплытия судна, но Рэйф устал прятаться в тени. Не в силах устоять против соблазна прогуляться по солнышку, он вышел на улицу и с удовольствием подставил лицо легкому морскому бризу, раздувающему волосы.