Однако и в этой, ставшей такой привычной за многие века, красоте Просперо не смог найти ответа на мучивший его вопрос: что именно заставило его вернуться сюда. Может быть, его дар Предвидения уже не так силен, как прежде? «Что ж, даже призраки, очевидно, стареют», — с кривой усмешкой подумал Просперо.

Но хотя он и не мог точно определить, что именно его тревожило, всем своим существом он ощущал это — как рябь на бархатном покрове ночи. Одно он знал совершенно точно — некое зло угрожает покою замка Ледж и жизни его беспечных потомков…

Злобные демоны притаились во тьме. Рэйф уже ощущал их дыхание, слышал за спиной едва сдерживаемый злобный смех. Сердце нещадно колотилось, он бежал изо всех сил за высокой женщиной, которая каждую минуту могла раствориться во тьме улицы.

— Maman! Maman! Ne laisse pas moi! — кричал он, цепляясь за ее шелковую юбку. — Sil vous plait!

Эвелин Мортмейн резко обернулась и взглянула на него, но в ее глазах не было ничего, кроме холодного равнодушия. Рэйф Чуть отступил, вдруг вспомнив, что мама не любит, когда он говорит по-французски.

— Пожалуйста, мама! — повторил он, стараясь подобрать правильные английские слова. — Не бросай меня.

Мать неожиданно дала ему такого подзатыльника, что у него из глаз вместе со слезами посыпались искры.

— Не хнычь, Рэйф! Ты ведь знаешь, я этого терпеть не могу. — Она наклонилась к нему и схватила за плечи. — Я возвращаюсь в Корнуолл, чтобы отомстить Сентледжам и восстановить твои права на наследство, глупый ты мальчишка. А теперь вытри глаза и перестань плакать. В монастыре со святыми братьями ты будешь в безопасности.

Она горячо поцеловала его и повернулась, чтобы уйти. Рэйф чувствовал, как его охватывает паника. Неужели она не понимает? Ему нет дела до Корнуолла, до Сентледжей и до своих родовых прав! Он хотел только одного: чтобы они были вместе. Без нее он не мог чувствовать себя в безопасности — особенно здесь, в монастыре, где всюду были демоны: красные шапки, ужасные ухмыляющиеся лица, ножи, зажатые в руках. Они ждали своего часа…

— Мама, пожалуйста, не уходи!

— Не уходи…

Эти слова с хрипом вырвались из горла Рэйфа, вызвав сильный приступ кашля, от которого он и проснулся. Пытаясь восстановить дыхание, он схватился за грудь и в растерянности уставился на обшитые грубым тесом стены сарая. Исчезли утонувшие в тумане городские улицы, и сам он был уже не перепуганным ребенком, брошенным в огромном городе Париже, а взрослым мужчиной, лежащим на куче сена в стойле конюшни, расположенной недалеко от порта, где он высадился лишь вчера.

Но, несмотря на то, что он вспомнил, где находится, Рэйф вдруг ощутил себя не менее напуганным и растерянным, чем в своем сне. Он провел дрожащей рукой по спутанной, промокшей от пота бороде. Снова проклятый сон! Как же он презирал себя за этот страх. Ведь, в конце концов, этот сон был все же не таким ужасным, как некоторые другие, преследующие его кошмары, в которых безликие злые демоны появлялись из тени, готовые наброситься на него…

С громким стоном Рэйф перевернулся на бок, ожидая увидеть непроглядную тьму за дверью конюшни. Но там тускло мерцал бледный сумеречный свет. Неужели он мог проспать столько времени? Хотя, по правде говоря, он и сам не мог сказать, спал ли он или потерял сознание. Сейчас он чувствовал себя чертовски слабым, от кашля саднило грудь и глотка пылала, словно в огне.

Он с трудом заставил себя подняться на колени, но на это ушли все его силы. Может быть, напрасно он связался с фамильным кристаллом Сентледжей? Чертов осколок словно бы набирал силу, в то время как он, Рэйф, с каждым часом слабел.

Как же он хотел избавиться от этой проклятой вещицы! Ну, ничего, теперь уже скоро… И тогда уже кошмар начнется для Вэла Сентледжа!

Эта мысль оказалась настолько живительной, что Рэйф смог подняться на ноги и доковылять до другого стойла, чтобы продолжить дело, на которое вчера у него не хватило сил. Седло, которое он вчера выронил, по-прежнему, лежало тут же; флегматичный серый мерин спокойно жевал овсяную солому из кормушки. Он двинул ушами и чуть повернул голову, едва взглянув на Рэйфа, когда тот попытался закинуть ему на спину седло. На этот раз он смог это сделать, но тут же привалился к стене стойла и зашелся в очередном приступе кашля. Приступ, к счастью, был недолгим, и, отерев рукой покрытый испариной лоб, Рэйф принялся затягивать подпругу.

— Я мог бы помочь вам, мистер.

Тонкий детский голос неожиданно испугал его, ударив по натянутым нервам. Он резко повернулся и уставился на маленькую фигурку, появившуюся в дверях. Худенький, бледный мальчик лет восьми доверчиво смотрел на него большими печальными глазами. Интересно, давно ли этот негодник стоит здесь? Рэйф не слишком любил детей, а тем более тех, которые шпионили за ним.

— Какого черта тебе надо? — прохрипел он. Ребенок испуганно вздрогнул, но не отступил. Голубые глаза серьезно смотрели из-под непокорной шевелюры цвета спелой соломы.

— Я только хотел помочь вам с седлом…

— Мне не нужна помощь, — буркнул Рэйф, отворачиваясь к лошади, в надежде, что мальчишка тут же удерет отсюда. Немного надо, чтобы перепугать такого хилого пацана до смерти.

К изумлению и досаде Рэйфа, Мальчик замешкался. Он стоял, шаркая ногой по застеленному соломой полу, явно не решаясь сказать что-то еще.

— Руфус очень хороший конь, — наконец неуверенно произнес он.

Рэйф ничего не ответил, продолжая возиться с подпругой. Для него всякая лошадь была не более чем удобным средством передвижения.

— Вы ведь теперь будете заботиться о нем, раз вы его купили, мистер? — продолжал допытываться ребенок.

Заботиться? Да, конечно, пока эта скотина не привезет его к месту назначения. Больше она ему не понадобится, и ее сможет забирать кто угодно. Такой жалкой твари самое место на живодерне.

Поскольку Рэйф снова ничего не ответил, мальчик с опаской приблизился к нему и подергал за рукав, чтобы привлечь его внимание.

— Он любит морковку. Ему надо ее давать вместе с…

— Дьявольщина! — рявкнул Рэйф — Оставь меня в покое! Не видишь, что я занят? Разве тебе не пора отправляться в кровать или что-нибудь вроде этого?

Мальчик отшатнулся, побледнев еще больше, так что на его носу ярко проступили веснушки. На какое-то мгновение Рэйфу показалось, что в детских глазах, полных боли, он видит отражение себя самого — несчастного испуганного ребенка, каким он был когда-то. Он уже готов был протянуть к нему руку, чтобы успокоить, но вновь зашелся в приступе кашля.

Рэйф прижал руку ко рту, а мальчик испуганно попятился к двери. В этот момент в сарай вошла полная женщина в мятом черном платье и переднике, давно потерявшем свою свежесть, как и ее лицо. Ей хватило одного взгляда, чтобы оценить ситуацию, и она перевела глаза с Рэйфа на своего дрожащего сына.

— Вот ты где, Чарли, — сказала она, ласково проведя рукой по его спутанной густой шевелюре. — Иди-ка помойся перед ужином. Управишься сам?

Мальчик кивнул и, бросив настороженный взгляд на Рэйфа, побежал выполнять распоряжение матери. Женщина проводила сына взглядом, пока он не скрылся за углом, а потом повернулась к Рэйфу. Он уже весь подобрался, собираясь отразить резкую отповедь фермерской жены за то, что обидел ее сына. И был совершенно не готов к вежливым извинениям.

— Мне жаль, что Чарли докучал вам с этой лошадью, мистер Мори.

Рэйф на мгновение растерялся, услышав незнакомое имя, но потом вспомнил, что именно так назвался, когда она обнаружила его, рыскающего вокруг ее фермы, словно раненый волк. Он пробормотал что-то невразумительное, ожидая, что женщина уйдет вслед за сыном, но вместо этого она продолжала с печальной улыбкой:

— Видите ли, бедняга Руфус принадлежал моему покойному мужу. И это почти все, что осталось Чарли на память о его отце.

Как трогательно! И что же это должно значить для него? Рэйф пожал плечами, притворившись, что проверят подпругу, в надежде, что она наконец уйдет. Но женщина подошла ближе. Рэйф вновь напрягся, а она протянула руку и погладила шею мерина так же нежно, как до этого гладила по голове сына. И эта глупая скотина действительно узнала хозяйку. Мерин поднял голову и ткнулся носом ей в руку. Рэйф попытался вспомнить, как зовут эту женщину. Корин Брюстер… Нет, Брюэр. Что-то вроде этого. А впрочем, какая разница? Ведь это была всего лишь одна из тех глупых, сентиментальных женщин, которых он терпеть не мог. Мягкий взгляд, нежный рот, румяные щеки, блеклые темно-русые волосы, выбивающиеся из-под льняного чепца, — она была слишком обыкновенной, чтобы привлечь его внимание.