– Вот он я, собственной персоной, – сказал он, усаживаясь на высокий табурет в центре сцены. – Юстас по имени и по натуре своей.

Миниатюрная женщина за столиком у окна громко рассмеялась.

– Имя Юстас, дорогуша, означает «хороший урожай», – пояснил он.

В зале послышалось еще несколько сдержанных и скорее вежливых смешков.

Он озирался по сторонам в поисках собеседника, так как был убежден в том, что стоит рассмешить одного зрителя, как он заразит смехом остальных. Тут дверь открылась и в зал вошла Фиби.

Она запыхалась. Возможно, она бежала, чтобы успеть к началу его выступления. Женщина виновато улыбнулась ему, и Юстас почувствовал себя на несколько сантиметров выше.

– Я помогаю письмам найти адресатов в Мунвелле, а Фиби Уэйнрайт помогает младенцам появиться на свет. Хорошо, что не наоборот. Страшно подумать, что было бы, если бы малыш ошибся адресом.

Еще несколько вежливых смешков. А продюсеры отреагировали на шутку, лишь слегка пошевелив губами. Пора предложить им кое-что поострее.

– У нас в Мунвелле много чего поменялось с тех пор, как его облюбовали миссионеры. Кто знает, может, нам придется переименовать почтовые ящики в ящики для посланий. Только не говорите мне, что вы думали, что послание – это когда владелец выгоняет вас из паба после закрытия.

Отец О’Коннелл, сидевший рядом с Дианой Крамер, рассмеялся, как и продюсеры.

– Я слышал, что Годвин Манн отдыхает в своем номере с тех самых пор, как явил себя местному народу, – продолжил Юстас с самым невинным видом. – Только никому не говорите, хорошо? Наверное, у него часто болит голова из-за того, что он постоянно слышит голос Бога. Хорошо, что такого со мной не происходит. Уверен, что я бы вклинился в чужой разговор и услышал что-то вроде: «Пристегни ремни безопасности» или «Какого цвета у тебя белье?»

Он протянул руку к бокалу, но так и не взял его. Вместо смеха публика отреагировала холодным молчанием. Он услышал лишь несколько запоздалых смешков. Юстас отпил немного эля и заметил, что мясник у бара смотрит на него с таким видом, будто хочет, чтобы он сменил тему. Не может быть. Мясник с самого начала скептически относился к святошам.

– Кажется, в номере мистера Манна стало слишком тесно, – сказал Юстас. – Поэтому его люди ходят по городу и интересуются, согласится ли кто-нибудь впустить Бога в свой дом.

Когда Стив, второй сотрудник шеффилдской радиостанции, рассмеялся, зрители уставились на него. Воцарилось молчание, хотя не такое зловещее, каким оно казалось Юстасу. Он боялся потерять контроль над собой и над аудиторией. Пора призвать на помощь Угрюма и де Прессье, в отчаянии подумал Юстас.

– Эй, мистер Угрюм, они хотят, чтобы мы впустили Бога к себе.

– Скажите, не берем жильцов, месье де Прессье.

– Они говорят, мы не можем его прогнать, он слишком большой.

– Да чтоб его, ты же знаешь, что нас теперь ждет? Хлеба́ и рыбы на ужин каждый день.

Никто не смеялся. Юстас уставился на незнакомую женщину, надеясь, что она хотя бы улыбнется, но та всем своим видом показывала, что ждет не дождется, когда начнется следующее выступление. И он решил не заставлять ее ждать.

– На этом все. Я и фирма «Угрюм и де Прессье» прощаемся с вами, – сказал он, почти заикаясь. – Время для музыки от нашего Билли Белла.

Зрители уставились на него, словно услышали очередную плохую шутку, и он подумал, что случайно оговорился. Нет, в невидимых наушниках он слышал, что сказал то, что и хотел. Юстас спустился со сцены и направился в темный угол, чтобы успокоиться. Бородатый Билли, сын начальницы почтового отделения, поднял гитару над головой и пошел к сцене. Молодая женщина встала из-за столика и преградила ему дорогу.

– Можно я расскажу хороший анекдот? – спросила она.

Билли не знал что ответить.

– Давай! – закричали зрители.

Она была высокой, и ее румяное лицо озаряла широкая улыбка, которая словно говорила, как ей хочется поделиться своим анекдотом. Зрители засмеялись, когда она присела на краешек сцены.

– Жил-был ирландец по имени Саймон О’Сайрен, – начала она и захихикала. – И однажды он узнал, что его уволили. И он сказал себе: мне повезло, лучше я потрачу все сбережения на путешествие за границу, чем буду сидеть дома и бездельничать. И вот он отправился в Израиль на несколько недель и оказался в Иерусалиме, потому что кто-то ему сказал, что там будет праздничное шествие. И вот он стоит в толпе и ждет, когда шествие пройдет мимо, и в этот момент карманник крадет все его деньги. Тогда Саймон говорит себе: ну вот, что за напасть, а я готов был поклясться, что сегодня мне повезет.

Юстас был в замешательстве. Мало того, что в ее анекдоте не было ничего смешного, особенно в фальшивом ирландском акценте женщины, так она еще окончательно похоронила шутку, захихикав раньше времени. Но зрители вокруг него улыбались, а кто-то даже засмеялся, а она продолжала:

– Он оглядывается в поисках полицейского и слышит, что шествие приближается. Тогда ирландец говорит себе, что приехал сюда ради шествия и, может, оно стоит потерянных денег. Процессия приближается, и Саймон видит монетку посреди дороги. Он наклоняется, чтобы ее поднять, и тут мимо проходит шествие и люди что-то кладут ему на спину. Саймон говорит: «Ну что за напасть, я всего-то наклонился, чтобы поднять монетку, потому что решил, что сегодня мой счастливый день, а кто-то водрузил мне на спину крест». На что Иисус ему отвечает: «Хочешь услышать хорошие новости? Сегодня тебе действительно повезет».

Юстас в недоумении уставился на нее, а потом перевел взгляд на публику, которая отреагировала на последнюю фразу смехом и аплодисментами. Только сейчас он заметил, что многие посетители пили безалкогольные напитки, и вспомнил, что видел их среди последователей Манна. Нужно сообщить об этом продюсерам шеффилдской радиостанции. Но те уже выскользнули из паба.

Юстас вернулся в угол и обессиленно опустился на стул. Продюсеры не дали ему даже шанса оправдаться. Молодая женщина под непрекращающиеся аплодисменты рассказала еще парочку анекдотов о Фоме неверующем и Троице и потом спросила:

– Можно теперь я расскажу историю?

– Думаю, мы лучше послушаем музыку, – ответил владелец паба. Ему явно не нравилось происходящее.

Билли Белл взял в руки гитару, а голос из-за барной стойки сказал:

– Есть одна песня, о которой мне хотелось бы напомнить вам в канун праздника летнего солнцестояния.

Голос принадлежал местному старику Натаниэлю Нидхэму, жившему в коттедже на вересковых пустошах. Хотя некоторые считали, что ему больше ста лет, он все еще сохранял ясность ума. Старик поднял свое длинное морщинистое лицо к дубовым балкам, его белые волосы свесились за воротник, и начал петь громким чистым голосом:

Вот припев, подпевайте если хотите:

Он пел, но лишь владелец паба подпевал ему. Старик продолжил песню, странно улыбаясь сам себе.