Но это уже слишком. В рот и в нос словно набивается земля, и мир вокруг гаснет, сменяясь спасительным беспамятством.
- Захотите снять ещё раз - прошу, миссис Макрайан, - говорит он телу, мягко сползшему вниз. - Только вместе с пальцем.
Такой знакомый и такой забытый запах раскалённого металла - и чьего-то страха. Вот смеху-то! Макрайан берёт с пола ещё горячее кольцо и подбрасывает на ладони.
"Учитесь, миссис Макрайан", - думает он.
Ничего страшного, жить будет. Он поднимает податливое тело и кладёт на кровать.
Дорин приходит в себя. Палец немного распух, но всё не так страшно. Всё проходит, пройдёт и это. Боль означает то, что она, по крайней мере, жива.
- Доброе утро, миссис Макрайан, - он сидит рядом. - Наша брачная ночь, судя по положению стрелок на часах, закончилась, но, думаю, мы наверстаем после.
- Я спала? - с подозрением спрашивает Дорин.
- Почти, - говорит Макрайан,
Ах ты...! Небось, караулил её, надеясь поиздеваться снова!
- А вы? - она решает выяснить, не произошло ли случаем чего-нибудь ещё.
- Да будет вам известно, что тот из супругов, кто первым уснёт после свадьбы, первым же и умрёт, - назидательно говорит Макрайан.
- Для этого вы меня попросту зарежете? - Дорин уже не знает, что это: очередное проявление чувства юмора - или новое суеверие, вытащенное на свет из его богатых запасов?
- Я не трону вас, можете не волноваться. Я женился не для того, чтобы получить право сразу превратить вас в труп. С кем играть в Утгард я найду и без вашего участия, - сообщает Макрайан и выходит. Значит, общение хоть немного, но отодвигается во времени.
Да, точно. "Убить я и без тебя найду кого", - когда-то говорила ей хозяйка.
Дорин озирается. Кажется, привыкнуть можно ко всему. Вдобавок она ощущает голод - и радость от того, что Макрайан не раздел её, пока она валялась без сознания. Она чувствует себя грязной, но только потому, что спала в чужой одежде. Если бы случилось что-то ещё, она почувствовала бы себя куда грязнее, а пока это только пыль, пот и слёзы, которые можно смыть.
- Дитя, - слышит она вдруг.
Тихий женский голос доносится откуда-то сзади.
Дорин оглядывается и замечает у стены зеркало - наверное, продолжение той выставки, которую она видела накануне. Оно занавешено покрывалом с клочьями пыли, но сейчас покрывало съехало в сторону, лишь краем цепляясь за верхний угол рамы, и валяется на камнях, словно половая тряпка. "Видать, хорошо я вчера брыкалась", - вспоминает Дорин, удивляясь тому, что зеркалу во всей этой свистопляске вообще повезло уцелеть.
В глубине стекла женщина в красном платье и с высокой причёской - словно странное отражение самой, но какой-то иной Дорин. Женщина манит её к себе сложенным веером.
- Вы меня зовёте? - нарочито грубовато спрашивает Дорин, прекрасно зная, что именно могут думать о ней все эти гордецы, давно лежащие в могиле.
- Поди ближе, дитя, - повторяет женщина в красном.
Зеркало стоит, кое-как прислонённое к стене, когда-то позолоченная рама посерела от пыли. Дорин нерешительно подходит и присаживается на корточки, коленками почти касаясь стекла.
- Ты знаешь какие-нибудь песни, дорогая? - тихо произносит дама в красном.
- Я знаю "Красавицу графства Даун", - еле слышно отвечает Дорин. - И "Каменистую дорогу в Дублин".
- Хочешь, я научу тебе ещё одной песне? - спрашивает та.
Голос плывёт, словно туман или дым, невесомыми полупрозрачными лентами опутывая разум.
- Какой песне? - Дорин, как заворожённая, смотрит в прищуренные глаза.
- Это история о двух воронах, - говорит дама. - Один ворон спрашивает у другого, чем бы им пообедать? Второй сообщает ему о том, что знает, где лежит убитый лорд. Восхитительные существа, правда? Столетиями живут в одном и том же гнезде, на огромных деревьях или скалах...
Дама улыбается и изящно вытягивает руку ладонью вверх, точно ждёт, что вот-вот на неё сядет большая чёрная птица.
- А дальше? - Дорин желает услышать продолжение истории.
- Ворон знает, кто убил лорда, - говорит дама.
- И кто же? - не отводя глаз, спрашивает Дорин.
- Об этом знает сокол лорда и его гончая - но они ведь никому не скажут, правда, дитя? - дама улыбается, и Дорин не в силах отвести взгляд от её лица. - Ах, если бы птицы и звери могли говорить, сколько тайн мы бы узнали...
- Если бы стены могли говорить, мы бы узнали ещё больше, - продолжает Дорин, пальцами трогая камни.
Дама смеётся. Колышется над белым лбом пепельный локон, и словно звенят капли дождя по каменной кладке, и шумит где-то там, у подножья замка, старый лес...
- Ты пока не слышала конца истории, - говорит она. - Ещё об этом знает молодая жена лорда, но ведь она тоже никому ничего не расскажет, верно, дитя?
- Жена лорда? - Дорин отрывается, наконец, от зеркала, и смотрит на ножницы для рукоделия, по-прежнему вонзённые в щель между дубовыми створками.
- Я научу тебя этой песне, - говорит дама. - Повторяй за мной.
As I was walking all alane,
I heard twa corbies making a mane;
The tane unto the t'other say,
"Where sail we gang and dine to-day?"
Дорин повторяет. Что-что, а повторять она научилась, вот так, в один миг. Вчера - когда наступило вчера.
Дама смеётся и радостно хлопает в ладоши.
- Дорин, - она показывает на Дорин. - Морриган, - и показывает на себя. - Дорин, - снова на Дорин. - Морриган, - и снова на себя, словно говорит считалку.
Это такая игра...
"In behint yon auld fail dyke,
I wot there lies a new slain knight;
And naebody kens that he lies there,
But his hawk, his hound, and lady fair..."
Песня вскоре заканчивается. Слова, будто чёрные птицы, кружатся у Дорин в голове. Это не внушение, зеркала неживые и не могут делать то, на что способен милорд Уолден или хозяйка. Хотя как Дорин может утверждать там, где всё зыбко, словно предутренний туман?
- Вы ирландка? - наконец, догадывается спросить она.
- Я Макрайан, - отвечает дама в красном - и Дорин начинает понимать, что в этом мире зеркал нет стран, нет континентов, и нет границ, есть другое и это другое ей ещё предстоит постичь.
- Почему вы позвали меня? - это странно, ведь с ней никогда не заговаривало ни одно из зеркал Близзард-Холла.
- Дорин, - дама снова показывает на неё. - Морриган, - и показывает на себя.
Такая игра. Может быть, длящаяся столетиями? Скучно быть зеркалом предка, - думает Дорин, отцепляя от угла рамы серую тряпку и кидая её в угол.
- Уолли - неплохой мальчик. Особенно когда спит, - Морриган смеётся - снова звенят дождевые капли по каменной кладке - и прикладывает ладонь к стеклу.
- Почему ваше зеркало тут, а не в галерее? - Дорин протягивает руку и со своей стороны прикасается к прозрачной преграде - барьеру между временем.
- Я довела до конца то, что вчера не смогла сделать ты, - говорит Морриган.
День Дорин проводит в обнимку с тряпкой и ведром: если ей суждено хотя бы иногда находиться в этих комнатах, похожих на склепы, то она не желает делать это в компании дохлых пауков.
Ладно, чёрт возьми, она признается честно: ей проще занять руки и не думать ни о чём, нежели опять начать презирать себя. Зеркало Морриган снова занавешено покрывалом; она сказала, что так будет лучше. Зато теперь Дорин весь день напевает песню про двух воронов.