Блондинка не успела завершить торжественную речь, призывающую инопланетян иметь наготове любые документы и четко, внятно называть свое имя и место рождения по всеобщему каталогу, как её вдруг перебил взволнованный, срывающийся голосок:

— Не надо проверять… нас всего двое, зачем подвергать всех гоминидов проверке только из-за нас!

Из глубины зала поднялся среднего роста, бледный мужчина, по местным меркам — лет тридцати, одетый в скучный черный костюм без галстука, тщательно причесанный, можно даже сказать — прилизавший свои длинные, чуть волнистые каштановые волосы, с волнующимися, бегающими глазами вполне нормального серо-зеленого цвета. Следом, с секундной задержкой, будто на воспитательном уроке в гимназии второй участник совершенной шкоды, поднялась женщина в красивом, очень идущем ей по фигуре синем костюме, а весь зал вслед загудел одобрительно, выражая и поддержку, и сочувствие, и признательность.

«Ей-богу, как дети», — успела подумать, созерцая эту сцену, Ника, но тут же одобрительно кивнула, будто оценивая смелый поступок нелегальных мигрантов, и потребовала:

— Хорошо. Принимаю ваше чистосердечное признание. Теперь — хозяин, обеспечьте помещение для собеседования, изолированное от любой прослушки… хотя, зачем?

Она, чуть вытянув шею, глянула в окно, за которым совсем не по-осеннему буйствовало солнце.

— Выйдем на улицу и поговорим там, — решила блондинка. — Надеюсь, ваши автомобили не оборудованы ничем запретным, способным записать разговор Инспектора с нарушителем?

Дружное, на выдохе, «нет» еще больше напомнило Нике гимназические годы. Она поднялась с места и, кивнув Антону и Мишелю, направилась к выходу.

31

В это утро Зина появилась на улице позже мужчин и счастливая — чрезвычайно. «Видимо, перепало ей ночью, — подумал Климовский, наблюдая, как морщится, скрывая и свое удовольствие Герд. — Может, и мне пора на станцию сходить?.. подыскать там кого попроще, на разок-другой…» К интимному процессу анархист относился примерно так же, как к спиртному: понимал его пользу и необходимость в определенных случаях жизни, но в остальное время был совершенно равнодушен. Поэтому за все прошедшее с момента очередного возвращения время не искал себе хотя бы временную подругу и не интересовался на полустанке теми, кто наверняка готов был поделиться своим телом с любым мужчиной за вполне умеренную плату… но, кажется, невзирая на психологическое равнодушие Климовского, физиология его организма начинала требовать своего, не обращая внимания на загруженность мелкими хозяйственными делами. Счастливый вид Зины и смущение Герда лишь подстегнули, слегка спровоцировали его.

«Вот живут же люди, как люди, пусть и со своими странностями, — продолжил размышлять анархист, стараясь теперь не смотреть на своих «найденышей». — А тут — как загнанный зверь, вечно тебя ловят, норовят подстрелить, да еще во всякие авантюры, вроде Промзоны, впихивают едва ли не силком…»

О судьбе оставленных в уездном городе инсургентов Климовский не волновался, как не особо его заботила и участь Анаконды, каждый спасается сам с тонущего корабля, кому-то должно было крупно не повезти, тот расстался с жизнью во цвете лет, а кому-то, наверное, не повезло еще больше, им предстоит суд, разбирательство, серьезный срок на северной каторге или — хлеще того, на убийственных радиоактивных рудниках, про которые только-только появились самые зловещие слухи.

За прошедшие с момента разгрома инсургентов почти два месяца Климовский основательно успокоился, утешая себя мыслью, что не такая уж он и значимая фигура в подполье, чтобы на его поимку бросать все силы полиции и особых служб, исчез один из боевиков, пусть и не самых рядовых, без вести — ну, и слава богу. В немалой степени успокоению, обретению душевного равновесия анархистом способствовала и домашняя атмосфера на бензоколонке, и ликеры Герда, и забавное молчание Зины, кулинарившей день ото дня все лучше и лучше.

Не сразу, как-то исподволь, постепенно, за завесой общих разговоров его «маугли» рассказали, что обрели новых знакомых. В полусотне верст от заправки какой-то странный, может быть и подобный самому Климовскому, человек открыл придорожное кафе, в котором тоже мало кто бывает. С ним Герд и Зина познакомились, когда тот заезжал заправить машину и заодно поинтересовался насчет разделения «сфер влияния», потому что тоже хотел поставить рядом с кафе бензоколонку.

— Мы тогда так договорились: пусть ставит, но бензин берет у нас, — рассказывал Герд. — Ему-то это не очень нужно, просто вдруг люди, заехавшие пообедать или поужинать, окажутся без горючего? Не перемещаться же им сюда, за полсотни верст? Пусть на месте и заправятся нашим, считай, бензином…

— У тебя появляется деловая хватка, — засмеялся Климовский. — Это не к добру…

— Почему?.. — принявший слова анархиста за чистую монету, удивился Герд.

— Шутка это, не смущайся, тут никаких особых дел не сделаешь, мертвое место, — пояснил фактический хозяин всего заведения. — Да и не надо тут особых дел делать, мне нравится, когда вокруг тихо и спокойно…

А по ходу дальнейших разговоров выяснилось, что владелец нового кафе на трассе тоже «не от мира сего», потому Герд и Зина почувствовали с ним некое родство душ и стали раз-два в месяц наезжать в гости. Пригласить к себе нового знакомца они даже не подумали, в сравнении с отгроханным двухэтажным капитальным домом, нижний этаж которого был обустроен под кафе, их щитовое, сборное жилище выглядело бомбейскими трущобами. Но не это смущало обитателей бензоколонки, как правильно понимал Климовский, оба его «маугли» вовсе не гнались за особым комфортом в быту, вполне довольствуясь тем, что есть. Но для приема вовсе не самых близких и длительное время знакомых людей, на самом деле, в щитовом домике условий не было, ладно бы летом, устроить шашлыки на природе, используя строение просто как склад продуктов и спиртного, но по осенней погоде первоочередным был вопрос: где спрятаться от дождя?.. А кроме того, оказалось, что в кафе собирались вовсе не двое-трое гостей, а человек по десять-пятнадцать, а через неделю, как припомнил Герд, должны были приехать еще какие-то чудаки, так что грядущая встреча обещала стать самой массовой с момента присоединения к этому странному сообществу лесных знакомцев Климовского.

После плотного, очень сытного и вкусного завтрака Зина отправилась на кухню мыть посуду, а Климовский, выйдя на малюсенькое крылечко и закурив привычную после еды папироску, поинтересовался у Герда:

— А как вы сегодня к своим знакомым попадете? Если на мотороллер рассчитываете, то как бы вам по уши в грязи в гости не приехать, не по сезону транспорт-то… а если пешком, это еще до рассвета выходить надо было, чтобы к позднему обеду поспеть… пятьдесят верст — путь не близкий.

Среди неожиданных для анархиста приобретений, сделанных «найденышами» за время его отсутствия был и маленький, почти детский мотороллер, больше похожий на игрушку, но в сухую теплую погодку значительно облегчающий путь к тому же полустанку на железной дороге. Вот только, в самом деле, ехать на нем по залитой дождем, не просохшей еще под утренним солнышком трассе было бы верхом нелепости.

— Обещали нас захватить, — проинформировал бледнолицый. — Как поедут мимо нас еще гости, завернут сюда…

— А обратно?

— А обратно как-нибудь, — пожал плечами Герд. — Или хозяин подбросит, если дел у него никаких не будет, или кто из таких же гостей, а то и своим ходом, пешком прогуляемся…

— Вот погода испортится, будет вам пешком, — засмеялся Климовский. — Зальет, как всю неделю лило, без аквалангов не дойдете…

По лицу Герда стало сразу ясно, что шутки он не понял, и анархист поспешил перевести разговор на другую тему:

— А чем ваш друг занимается? Кафе — это так, баловство, если я правильно все понимаю, как для меня эта бензоколонка…

— Он… х-м-м-м… он профессор философии, — не очень убедительно сказал Герд, по его тону было понятно, что он не врет, но и сам не очень доверяет сказанному. — Наверное, за философские мысли платят неплохие деньги, если он смог устроиться без забот в таком местечке…