Тем временем Герд и Зина обживались в явно непривычной для них среде обитания. От наблюдательного глаза Климовского не ускользнуло, что, будучи совершенно беспомощными в большинстве рядовых, бытовых ситуаций, эта парочка, особенно Герд, отличаются острым умом, дальновидностью и интеллектом. А вот Зина, к счастью для анархиста, оказалась молчуньей, совсем не похожей на современных женщин, умеющих болтать часами и — ни о чем. Впрочем, по сравнению со своим мужчиной, она гораздо быстрее адаптировалась к быту и уже через недельку ловко стряпала что-то на маленькой кухоньке в доме при бензозаправке.

Устроив незваных, но оказавшихся такими нужными в нужное время и в нужном месте гостей в трех комнатках первого этажа, сам Климовский перебрался в мансарду, соорудив там, на полудесятке квадратных саженей, гибрид спальни и рабочего кабинета. Хотя, сказать по совести, никакого особого кабинета ему не было нужно, даже письменный стол, затащенный наверх с помощью Герда, а еще больше — Зины, оказавшейся значительно сильнее физически своего мужчины, чаще служил обеденным или был завален множеством ненужных анархисту газет.

Раз в два-три дня Климовский совершал пешие прогулки к небольшому полустанку на железнодорожной ветке, ведущей в Сумеречный город. Там можно было раздобыть пяток-другой свежих изданий совершенно разной направленности, среди которых бывала и нужная анархисту газетка, через объявления в которой его обычно приглашали на очередную акцию. Но брать, на всякий случай, приходилось все, чтобы не бросалось в глаза именно это издание, и теперь газетами был полностью завален стол на маленьком чердаке дома.

Почитывая газетки, прогуливаясь привычно по лесу и отдыхая, Климовский присматривался к своим новым знакомцам, с одобрением замечая, что бытовые их странности потихоньку исчезают, уступая место странностям духовным, если так можно было выразиться. Во-первых, взаимоотношения мужчины и женщины мало напоминали семейные или даже отношения любовников, давно притертых друг к другу. Молчаливая Зина практически никогда не называла Герда по имени, и даже если ей требовалось от него какая-то помощь или надо было позвать того на обед, женщина предпочитала пройти через дворик к бензоколонкам или сарайчику и тронуть своего мужчину за плечо, чем крикнуть короткое: «Герд, ты мне нужен!» или просто «Иди обедать!» И хотя спали они вместе, но ложились всегда врозь, чаще всего первой — Зина, а часом-другим спустя и Герд. Интимные отношения случались за все время пребывания с ними анархиста пару-тройку раз, и это было настолько очевидно по утреннему сияющему виду Зины и смущенному — Герда, что всегда вводило Климовского в легкий ступор: счастье женщины он еще понимал и воспринимал нормально, но вот смущение мужчины, будто застигнутого за чем-то постыдным, нелицеприятным, на манер юношеского онанизма, — не мог.

Когда анархисту настало время покидать уютный домик и забавную, странную парочку, чудные «маугли» уже совсем освоились на новом месте, и Климовский уехал на очередную акцию с легким сердцем: заправить раз в сутки, а то и в двое, автомобиль, случайно оказавшийся на пустынной трассе, принять раз в месяц горючее с бензовоза, прикупить на полустанке продуктов, обиходить себя и не дать в обиду возможным, но невероятным в такой глуши жуликам и хулиганам его новые знакомцы уже вполне могли. Правда, по части защиты анархист больше надежд возлагал на Зину, чем на Герда, пару раз убедившись в недюжинной физической силе и решимости женщины.

Так сложилось, что вернуться в свои лесные бензиновые владения Климовский смог только в середине осени, ни разу не позвонив, не написав, не послав телеграммы, чтобы не раскрывать заветный «схорон» даже перед соратниками. Однако, как ни странно, душа у него за прирученных «маугли» не томилась и не волновалась. В процессе подготовки к акции и во время исполнения, честно говоря, было не до каких-то посторонних мыслей, а уже потом, когда горячка схлынула, и он отлеживался на конспиративной квартире в Столице, анархист неожиданно почувствовал, что с его знакомцами просто все хорошо. Бывали у него иной раз такие вот «приливы» туманных, но однозначных ощущений.

А вернувшись на бензоколонку, Климовский убедился в который уже раз в жизни, что интуиция его не обманула: у Герда и Зины все было не просто хорошо, а очень хорошо.

В маленьком сарайчике за домом анархист обнаружил настоящее химическое производство: большой перегонный куб, нечто, напоминающее миниатюрные ректификационные колонны, множество змеевиков, труб, кранов и краников. Все это хозяйство было собрано в сарайчике не для захламления свободного места или коллекции, это все работало, кипело, плюхало, выпуская пар через клапаны, капало и собиралось в самые разнообразные бутылки.

— Это я от скуки, — честно признался Герд. — Заняться больше нечем, а старые знания и навыки хоть куда-то приложить хочется… вот и сотворил…

Назвать его творение самогонным аппаратом язык не поворачивался. Это было самое настоящее, заводское, правда, в миниатюре, производство спирта высшего качества, причем, в количествах вовсе не промышленных, продажных. Пара-другая литров в месяц — вот и весь выход мини-фабрики, но далее вступали в действие очередные таланты Герда. Из доморощенного спирта, колодезной воды и всевозможных трав и фруктов он творил ликеры, настойки, наливки, водки изумительного вкуса.

В жизни к спиртному относящийся равнодушно, но признающий положительные качества ста граммов перед боем или стакана водки с устатку, Климовский был просто ошеломлен предложенной ему за обедом вкусовой гаммой напитков, да и сам обед в исполнении Зины был просто выше всяческих похвал.

— Да ты ведь, однако, химик от бога, — похвалил Герда анархист, когда они вышли на свежий воздух после еды.

— Это так, пустяки и любительщина, — отозвался бледнолицый, но было заметно, как приятна ему похвала.

На какие-то доли секунды Климовский задумался, не обратить ли странного человека в свою «веру», не сделать ли из него химика-взрывника, способного из питьевой соды, уксуса и медного купороса соорудить взрывное устройство, но тут же отмел эти мысли. Взрывчатки и исполнителей в подполье было достаточно, и химики среди инсургентов имелись очень неплохие, а вот расставаться с тщательно оборудованным гнездом-лежкой было бы просто неразумно, особенно если учесть все те старания, что анархист приложил для легализации своих «маугли». Пусть уж лучше потчует своими ликерами и наливками одного Климовского, живет в полной безопасности и неведении и обеспечивает лишь фактом своего существования при бензоколонке спокойный, безмятежный отдых временами изнуренному на акциях инсургенту. Правда, именно после этого случая Климовский аккуратно, через абсолютно проверенных людей, поинтересовался, не случалось ли весной или в начале лета побегов из психушек помещенных туда ученых-химиков, не обязательно с какими-то громкими, известными именами, а хотя бы просто хороших, крепких прикладников… И выяснилась презабавная вещь — в психбольницы практически не попадали химики, кроме доморощенных отравителей или явных шизофреников, вообразивших себя Менделеевыми. Ну, а кроме того, никаких побегов из больниц, да еще сразу двоих пациентов ни весной, ни летом не было зафиксировано. Но головной боли Климовскому это не прибавило, он уже доверял своим знакомцам из леса, проверив их самым простым и действенным способом — временем.

Это время все и расставило на свои места. Разыскиваемый всеми полицейскими и особыми силами Империи, дерзкий, предусмотрительный, авторитетный, но старающийся изо всех сил оставаться в тени лидеров анархист стал все чаще и чаще, без особой на то нужды, заглядывать на бензоколонку не только, чтобы отдохнуть, но и просто попить ликеров и водок собственноручного изготовления странного бледнолицего мужчины, поговорить с ним о всяких отстраненных материях или о конкретных хозяйственных делах…

Наверное, обо всем этом успел подумать Климовский, выпивая полстакана крепкой настойки со вкусом можжевельника, мяты и чабреца.