Едва проснувшись и посетив уборную, мы с Алексеем спешили с прономерованными баками для пищи в общую, огромную кухню и оставляли тару в положенном месте. Туда же суетливо стекались с кастрюлями и ведрами гонцы из всех отделений больницы. Женщины в телогрейках, одетых поверх нелепых халатов, еще молодые, но изрядно потрёпанные жизнью, мужчины нелёгких настроений и судеб, «сложные» подростки, молчаливые старики. Они как-то сразу, находили общий язык между собой. Даже шутили. А шутки эти всегда были с горьким привкусом печали. Ну вот приедут они домой и что дальше? Изменится ли что то? Дай Бог, что бы изменилось! Ведь люди же. Не беда, что кто-то смотрит искоса. Не беда, что оказались, быть может, не первый раз, в этом маргинальном месте. Низко пали, но не умерли же. Пока живы, надо бороться. Упал — вставай. Упал — поднимайся. Стоит попросить у Бога и близких прощения. Пойти навстречу, как ни странно звучит, «самому себе». Смотришь, со временем и полегчает, наладится. Пусть не сразу. Пусть не все. Но надежда и вера искрой Божией зажгут спасительный огонь в душе и поведут дорогой сложной, но единственно верной. Дорогой испытаний.
Через час мы забирали наполненные баки и тащили их в «раздаточные» отведённых нам отделений. Я носил наркоманам. Алексей — старушкам. После завтрака вёдра с отходами волокли в «психоневрологический изолятор», где проходили обследование преступники. Там, за высоким кирпичным забором, держали и дрессировали служебных собак, которым мы и доставляли кормежку. Кинологи принимали тару и, специфически шутя, даже можно сказать, слегка поскуливая, потчевали псов.
Мы с Алексеем в нелепых клетчатых пижамах, с оцифрованными ведрами в руках, часами беседовали о литературе, искусстве. О высокой классической музыке, раннем кубизме Пабло, трагической судьбе Модильяни, о творчестве Бунина, о море, Кавказе, обо всем том, что было теперь за территорией больницы. За недосягаемой границей нашего сегодняшнего положения. Алексей рассказывал мне о своем прежнем безоблачном семейном благополучии, как еще совсем недавно ужинал с любимой женой в изысканном ресторане за границей и, запивая свежее мясо искусно приготовленных омаров коллекционным вином, строил планы на будущее. Все это было до того, как в голове зазвучал ненавистный Чайковский. Я ему поведал о своих эфирах на телевидении, радио, о полном зале на последнем моем концерте. «Вот мы сейчас таскаем ведра с отходами, а меня в это время по телику показывают». Вывод напрашивался только один: как удивительны, однако, остроугольны и непредсказуемы, бывают повороты судьбы. Но я искренне благодарен Богу, за то, что падал так низко. Ведь очутившись на самом дне, прочувствовав на своей шкуре всю эту грязь и боль, осознав, что есть и иная жизнь, жизнь на дне, жизнь, где другие люди, которые на грани, которые несчастны. Пережив все это, ты увидишь мир в более глубоких тонах, рассмотришь незаметные ранее, темные оттенки его многогранной изнанки, и если не глуп, то сделаешь выводы, и ты никогда уже не пройдешь равнодушно мимо лежащего «под забором», и не посмеешься над чьей-то бедой. А это уже путь наверх, путь к свету. Таким образом, упав и обозначив ориентиры, ты медленно поднимаясь, станешь мудрей, опытней и крепче. Но чем больше ты узнаешь, тем больше придет сомнений. И тогда настанет время выбора. Время проявить себя, и узнать, кто ты на самом деле. В этой борьбе ты увидишь чего ты стоишь, на что способен и поймешь кто ты на самом деле… А поняв это, ты можешь попытаться измениться. Если тебе вообще суждено что-то понять и еще можно что-то изменить. И это ни в коем случае не призыв к прыжку в омут с головой. У каждого свой путь.
Но нельзя забывать, чем выше вскарабкался, тем больнее падать, если поскользнулся, споткнулся, не устоял, сорвался.
Мимо нас с Алексеем, проходили вечно молодые студенты-медики. Они жизнерадостно смеялись, шутили, благоухая молодостью и переливаясь светом маленьких открытий, коих им предстояло сделать еще много в этой интересной и непростой жизни. Когда мы сталкивались с ними на узкой дорожке, я отводил глаза, дабы они не запомнили меня таким. Как они были прекрасны, чисты и социально девственны по сравнению с нами. Я подбадривал Лешу, да и себя тоже: «Нас выбило из колеи и мы сошли с дистанции, но ничего друг, вопрос не в том, кто и как упал, куда попал, а в том, как он станет подниматься, какие сделает выводы, что скажет людям и как поведет себя далее. Ничего, дружище, мы еще встанем на лыжню».
И нам обоим в эти минуты очень хотелось поскорее вернуться домой и жить дальше, просто жить дальше…
В один из дней мы сопровождали двух старушек из 13-го отделения на томографию в карете скорой помощи. Одна из женщин, чуть живая, лежала на носилках и всю дорогу, бредя, со слезами на глазах, умоляла заехать на почту, получить пенсию и купить ей конфет. А за окном, словно громадные декорации, мелькали и, по мере нашего отдаления, исчезали, растворяясь в молоке густого тумана, огромные особняки богатых людей, в которых, казалось, те собирались жить вечно. Дисбаланс сокрушительный. Бабушке было все равно, куда ее везут и зачем, какой сейчас день недели, месяц и год. Не интересовали события, происходившие в мире, и что о ней думали люди, тоже не имело значения. Нисколько не «весил» теперь прежний социальный статус, наличие полезных связей в определенных кругах, уровень личных заслуг и публичных достижений, а также не представляло особой ценности наличие финансовых накоплений, сбережений. Не сокрушал ее и роковой диагноз. Смерть в маске тихого помешательства уже точила свою кривую косу, притаившись на другом конце волоска, а бабушке просто хотелось сладкого. В сравнении с этим, казалось бы, не имевшим никакого смысла, обыкновенным, но в данной ситуации абсолютно невыполнимым и, быть может, последним желанием проплывавшие за окошком «амбициозные» конструкции непреступных дворцов «рушились» в наших глазах, словно карточные домики.
Другая старушка всю дорогу хитро поглядывала по сторонам. Уже на месте, в то время, пока мы транспортировали бабушку на носилках, вторая убежала от нас в неизвестном направлении. Еле догнали. В прошлом, как оказалось, она была учителем физкультуры. На мое удивление, в тринадцатом отделении на лечении находилось много бывших руководящих работников и учителей.
По окончании работы мы направлялись на процедуры. Мне был назначен «магнит», «лазер» и мифическая процедура с феерическим названием «полёт». Лазером чистили кровь, магнитом, сильно напоминавшим компьютерную мышку, чистили печень. Ложишься на койку и прилаживаешь приборчик к ребрам, под которыми находится печень. А он жужжит и греет, очищая орган ультразвуковыми волнами. Я еще помню, пошутил, что «в домашних условиях за неимением этой «мышки», можно утюжок горячий через тряпочку прикладывать. Вот уж прогреешься, так прогреешься».
Про «полёт» же ходили легенды. Старожилы диспансера подсмеивались, что, взлетев, можно и не приземлиться однажды. На самом деле сеансы виртуальных полетов восстанавливали психику и успокаивали нервы, и для того, чтобы «полетать», необходимо было записаться на сеанс за много дней вперед. Я «полетать» так и не успел.
Завтрак, бачки под первое, второе, чай, обход. Подземные лабиринты бывшего бомбоубежища, по которым разносится лязг и звон курсирующих тележек с бидонами. Быстрый подъём на третий этаж. Открывание-закрывание дверей уже вверенной мне отмычкой. Созерцание наркоманов с потерянными взглядами и непрерывным нытьём от боли и безысходности. Пара-тройка фраз с «раздаточницей». «Премиальный батон» за шуструю работу… Обед, копченые сосиски Геннадия… Общая прогулка под кронами каштанов, составление букетов из кленовых листьев. Целительные процедуры. Ставшие привычными уколы. Набившие оскомину таблетки. Глубокие думы о прошлом, о настоящем, о тех людях, которые были уже на грани безумия и одной ногой в могиле. Они воскрешались здесь, за что спасибо врачам, рождались заново, преображались в диспансере буквально на глазах, светлея лицом, выходя из долгих запоев, постепенно приходя в себя, обретая то замечательное, вдохновенное состояние души и тела называемое трезвостью. Глядишь, сумасшедший, до безобразия хмельной дебошир, которого санитары неделю назад силой вязали к койке, сегодня спокойно и рассудительно читает газету. Анализирует, думает, переживает. Ну вот, еще одна спасенная жизнь. Еще одна возможность начать все сначала. Еще одна душа не отошла на «тот свет» нераскаянной. Лишь бы человек понял, лишь бы не оступился вновь. А если упадет, пусть хватит у него сил воззвать к Господу и продолжить борьбу. Не потерять окончательно надежду, веру. И столько замечательных, интересных, не злых, далеко не глупых мужчин и женщин встретил я там, что невольно удивлялся, как неразборчиво опутывает прекрасных людей своим мерзким хвостом «зеленый змий».
