Алан набросил на себя и на них покрывало, чтобы хоть как-то защититься от удушливой завесы. Затем подложил руку под спину Опал, обняв ее за талию, а другой рукой стал придерживать малыша. Медленно и осторожно он начал подталкивать их к выходу.
Потом Алан никак не мог понять, как ему удалось перетащить их на лестницу. Это был медленный, мучительный путь, ночной кошмар, в котором слилось все: жара, черный удушливый дым, заполнявший легкие, дрожащие от напряжения руки… Иногда он подтягивался вперед на одной руке, а другой придерживал Опал и ребенка. Иногда, чтобы перевести дух, проползал немного вперед, затем, оборачиваясь, брался за край ночной рубашки Опал и волок их с Робертом за собой.
Это казалось совершенно невероятным, но Алан все-таки подтащил их к лестнице, кашляя и задыхаясь, чувствуя, что силы на исходе. Он уронил голову на руки и, если бы не полуобморочное состояние, то разрыдался бы. Ну, как он спустится с ними по лестнице? Нести он их не может, а как по-другому преодолеть эти крутые ступеньки? Боже, он, пытаясь спасти, погубит Опал и малыша!
Но он знал, что бездействие сейчас подобно смерти. Все они погибнут если не от огня, так от удушья! Он стащил со спинки кровати покрывало и разостлал на полу, взял из рук Опал ребенка и неловко перекатил тело едва дышащей Опал на покрывало. Держа на одной руке ребенка, другой он тянул за собой покрывало с Опал. Затем, крепко прижав к себе одной рукой Опал и малыша, другой он зацепился за перила и стал неловко, на боку, сползать вниз, волоча за собой бесчувственные ноги. Ступеньки больно упирались Алану в ребра и локоть, на который он опирался. Чем ниже они сползали, тем труднее ему было удерживать на одной руке Опал, мальчика и самого себя. В конце концов, пальцы, держащиеся за перила, разжались, и Алан, не выпуская свою ношу, покатился вниз, больно ударяясь головой о ступеньки.
Задыхаясь, Алан лежал на площадке лестницы, чувствуя тупую, ноющую боль в голове. Перед глазами было темно. Он хватал ртом воздух, стараясь не потерять сознание. Оставался еще один пролет, всего в несколько ступенек. Здесь нельзя было останавливаться. Он решительно схватился за стену и начал подтягивать свое тело, пытаясь подняться. Он не мог видеть своих свежих царапин и ссадин на руках или огромной шишки на голове, хотя чувствовал струйку липкой крови, сочившейся из разбитой брови прямо на веки, мешая смотреть. Это, конечно, раздражало, но у него не было времени, чтобы вытереть кровь. Каждая его мысль, каждый мускул, каждый нерв был нацелен на одно: как можно скорее вниз, к свежему воздуху.
Медленно, собрав всю волю, он пополз вперед. Еще немного, еще…
— Боже! — услышал он где-то внизу мужской голос. — Алан!
Раздались быстрые шаги — кто-то вбежал наверх и поднял Опал с покрывала, которое Алан держал из последних сил.
— Проклятье! Бетси, быстро отсюда! — услышал Алан резкий крик и тоненький голосок девочки: — Я вынесу Роберта!
Теперь Алан, наконец, позволил себе расслабиться. Они в безопасности! Веки опустились, он больше не мог держать глаза открытыми, последние силы иссякли. Его окутала темнота, и только в единственной точке — там, где он ударился головой о ступеньки — пульсировала боль. Уже сползая вдоль стены по последнему пролету лестницы, он понял, что все страшное осталось позади. Алан потерял сознание.
Миллисент мчалась по улице, не замечая никого вокруг. Чем ближе становился дом, тем отчетливее она осознавала, что пожар где-то совсем рядом. Милли не могла выбросить из головы мысль, что очень многие в городе не любят Джонатана за его статьи. Она вспомнила, как жестоко его избили. Правда, после этого все затихло, но возможно, они просто затаились, чтобы посмотреть, как подействовали на Лоуренса их угрозы. Что, если они решились на крайние меры? Что, если они сожгли его дом, чтобы выжить Джонатана из города?
Она подумала о Бетси. О Джонатане. Даже об Адмирале. Страх гнал ее вперед, она почти задыхалась, а в боку начало покалывать. Юбка, путаясь в ногах, мешала бежать. Но Милли ни на что не обращала внимания. Она ни о чем не могла больше думать — только о Джонатане, о Бетси, и о том, что может случиться с ними, если…
Миллисет завернула за угол и резко остановилась. Она бессмысленно смотрела на открывшуюся перед ее взором страшную картину. Дом Джонатана стоял целый и невредимый, но зато второй этаж ее собственного дома пылал, охваченный пламенем!
Первое, что почувствовала Милли, было, как ни странно, облегчение: Джонатану и Бетси не грозила опасность. Но сразу после этого ужас огромной, безграничной вины охватил ее, ведь она ни разу не вспомнила об Алане и Опал! Когда Милли увидела дым, то в первую очередь испугалась за Джонатана и Бетси, а об Опал и брате даже не подумала. Она была настолько парализована страхом за судьбу Лоуренсов, что этот страх вытеснил все остальные мысли.
Сердце бешено стучало, и она не могла отдышаться. В глазах потемнело, и Милли поняла, что она на грани обморока. Собрав все свои силы, она бросилась через луг к дому.
Черт побери! Ей не нужно было останавливаться. Но она встала и судорожно попыталась восстановить дыхание. Затем, покачиваясь, поплелась через дорогу к дому. Она боялась увидеть нечто страшное. Смогли ли Опал и Алан благополучно выбраться из огня? Мысль о том, что в доме были только инвалид, больная женщина-и грудной ребенок, неотступно преследовала Милли. Если они не погибли или не пострадали, то она поверит, что на свете бывают чудеса. Руки ее были, как лед, а живот свело от страха. Шаги ее становились все медленнее и медленнее.
Перед домом Хэйзов царила беготня и суматоха. Появилась пожарная машина. От дома Лоуренсов к ее дверям протянулась цепочка людей, передающих друг другу ведра с водой и заливающих огонь. Кругом стояли зеваки, наблюдающие за борьбой с пожаром. Скованной страхом Милли это казалось одним сплошным кошмаром, и она в панике оглядывалась по сторонам. Наконец, она заметила знакомую фигуру, стоящую возле дома. Этот человек только что вытащил из дома деревянный стол. Его лицо, одежда, руки и светлые волосы были черными от копоти.
— Джонатан! — закричала Милли, не заботясь о том, что их слышит столько людей и что все они становятся свидетелями ее радости при виде этого человека.
Он резко обернулся.
— Миллисент! — Широкая белозубая улыбка засияла на его грязном лице. В несколько шагов он пересек разделявшее их расстояние и крепко прижал ее к груди.
— Ох, Миллисент! — шептал он, зарывшись лицом в ее волосы.-Родная моя, я так испугался! Я увидел, как из твоего дома валят клубы дыма, и подумал, что там можешь быть ты…
— Нет, нет, со мной все в порядке! А как Алан? Как Опал? Ведь они были в доме! С ними все в порядке? Джонатан еще сильнее сжал ее в объятиях.
— Да, все хорошо. Они у меня дома, отдыхают. Все: и Алан, и Опал, и малыш. Алан всех их спас.
— Что? — Милли немного отстранилась и непонимающе посмотрела на него. — Алан спас их? Что ты имеешь в виду?
— Когда начался пожар. Опал и ребенок спали наверху; они угорели, даже не проснувшись…
— О-о, нет!
— Да, но Алан был у себя внизу, читал книгу и почувствовал запах дыма. Он поднялся по лестнице и вытащил Опал и мальчика.
Миллисент открыла рот.
— Вытащил их? Но как? Да как он вообще поднялся наверх?
— Он ползком поднялся до второго этажа, а потом волоком стащил их вниз.
— Он вполз наверх, потом тащил их вниз? — Миллисент покачала головой. — Я не могу поверить! Это невозможно!
— Думаю, любящий человек способен на самые невероятные поступки. И я подозреваю, что твой брат может многое такое, о чем ни ты, ни он сам не догадываетесь. Да, в конце концов, посмотри, чего он достиг за последние несколько месяцев! Бетси сказала, что он даже стал изучать закон и право.
— Закон и право? — И еще Джонатан что-то сказал про любовь? Что Опал и Алан любят друг друга? Неужели все происходило у нее под носом, а она была так слепа, что ничего не замечала? Она никогда не могла даже представить, что Алан сумеет стащить кого-то со второго этажа без чьей-либо помощи. Она засомневалась, хорошо ли знала собственного брата, и подумала, что наверняка недооценивала его возможности. Может быть, в своей слепой любви она всегда считала его ребенком? Не видела, на что он способен и даже не давала шанса проявить эти возможности? Она покачала головой.